Архипыч

       Мы тогда с ним не на шутку разругались из-за пива, и я, осердившись, поволок ящики к резервному "гнезду".
       "Ишь, пивовар, хренов", - думал я. - "За "Жигулевское" ему обидно. За всю страну не вспоминает, а "Жигулевского" не уступит."
       К слову сказать, мы с ним часто ссорились. Мне казалось - неуживчивым человеком был Николай Архипыч. Хитреца и прижимистость крестьянская в нем часто брали верх. Думал я, что к нему в расчет и попал вторым, чтоб идейность поднять. Архипыч с удовольствием и наставительно рассказывал только про куйбышевские пивоварни, не замечая насмешливости вопросов товарищей, на остальные темы отшучивался многозначительными прибаутками, будто знал что-то неведомое для других. Даже на политпросвете вопросов не задавал, с комиссаром обычно беседовал недолго. А в тот вечер был молчалив. Сползал со взводным на задний пригорочек и, вернувшись, велел к полуночи переползать потихоньку на запасную позицию - мол, к утру командиры "горячего" ждут, а позиция "фрицами" пристрелена. А как ей быть не пристрелянной, когда степь вокруг, и кроме мятого щитка нашего "максима" глазу зацепиться не за что? На том и порешили: как стемнеет, будем менять дислокацию. А пока темнело и лежали мы, укрывшись шинелками, на жесткой цимлянской травке, решил я его про хмель расспросить.
       Но он глянул на меня и глаза отвел. Тут я ему и ляпнул про баварское пиво. Что на меня нашло?
       Уже жалея, что затеял разговор, возвращался я тащить "максима", выставленного на задний скат окопа, когда немец приступил...
       Вторая мина легла в метре от Архипыча и засыпала пулеметную точку.
       Какая по счету досталась мне, я уже не узнал.
       А пива я тогда еще не пробовал.

       Возвращаться в себя не хотелось. Тело состояло из несчитанных воющих ран, мысли разливались огнем в неизвестные стороны, мучительные краски лезли в глаза. Каждый звук лупил по ребрам и почкам. Доктор с теплыми и мягкими руками трогал пульс, что-то говорил, а я пытался слушать ртом и отвечать ушами... Я подолгу лежал, наивно прячась от мучений за видимостью сна, но ждал этих касаний, чтобы, открыв глаза, увидеть хоть что-то хорошее. Доктор был единственным, кто не причинял боли. Даже небритый красноармеец, вливавший мне какой-то навар в неплотно сжатые губы, заставлял шевелиться испуганное горло. Потом, когда я пытался ходить, я все равно не мог поверить, что это плен. Тогда я ни во что не мог поверить. Меня еще не было.
       Осознал я себя и мир вокруг, только когда услышал про Баварию. Знакомое слово шевельнуло неясные образы, и во всем теле проснулась давно заглушаемая усталостью боль. Я переспросил полицая, и он лениво объяснил, что с Полтавщины не только девок, но даже чернозем увозят в полон - трудиться на баварских полях. А пиво я впервые попробовал только через два года, в лагере под Вентспилсом.
       Красную Армию добивали где-то за Уралом. Москва и Ленинград были уничтожены, раз в неделю кто-нибудь из нас, удавленный кошмарным выбором перед строем военнопленных, и под строгим взглядом господина помощника начальника лагеря, убивал своих товарищей. В тот раз табуретку выбивал я. Когда ноги Виктора перестали судорожно царапать доски помоста, я опустился на землю и стал ждать, что сейчас умру. Но вместо смерти ко мне подошел неопрятный круглолицый охранник и стал поднимать на ноги, чтобы отвести в барак. В руке его я увидел бутылку. Пиво было баварским, и я со смиренным ужасом понял, что больше нет ни Куйбышева, ни пивоварен, ни "Жигулевского", которое мы все мечтали попробовать, отступая по ростовским и цимлянским степям.

       Особист, по странному стечению обстоятельств, не обладал воображением и не мог себе представить, чем, кроме угрозы смерти и побоев, можно "заставить" человека совершить предательство. Я встречал таких на этапах. Они никогда не понимали, кто заставлял их писать доносы и анонимки на самих себя. А "Жигулевского" я попробовал только через десять лет, после амнистии, когда с дочерью Архипыча ездил в станицу Староорловскую, показать, где похоронен ее пропавший без вести отец. Много позже, мотаясь между Женевой и Гамбургом, где мои бригады монтировали оборудование, довелось пить пиво и в Мюнхене.

08/12/2004 Нагатино.