Владислав Андреев
www.miralizm.org
rrn23-ta@yandex.ru
Поезд дернулся, заскрипели тормоза, вагоны начали замедлять движение. Я с интересом уставился в окно в надежде на то, что увижу изменения, произошедшие за время моего отсутствия, но все напрасно – такие же здания, такие же люди. Хотя, есть что-то новое. Неощутимое для нормальных человеческих чувств, это ощущается где-то в глубине души.
Вот и здание вокзала… значит, пора покидать уютное купе. В окно уже третьи сутки пути непрерывно стучался дождь под руку с ветром. Листопад уже закончился, упавшие листья прибило к земле дождем, и теперь они лежали там грязными и гниющими. Тяжело вздохнув, принялся надевать рюкзак и искать сумку. Поправив шинель, в последний раз взглянул в окно своего купе и увидел, что на перроне столпились встречающие. Что-то колыхнулось в сердце, но тут же затихло.
С трудом миновав толпу смеющихся и плачущих женщин детей и стариков, я вышел к подходу вокзала и сел в первое попавшееся такси. Молча смотря на проплывающие в окне серые дома, голые, мокрые от дождя деревья, я невольно вспоминал счастливые лица, объятия после долгой разлуки. Уже второй раз за день я почувствовал знакомое волнение. Неужели все это напрасно? Нет. Не зря. Просто не может быть, ведь я слишком много вреда причинил за это время. Себе и другим. За размышлениями я опять не заметил, как транспорт, в котором я ехал, остановился. Меня отвлекло только боязливое напоминание таксиста. Расплатившись, я вышел на мокрую мостовую, под ногами чавкала каша из размокших листьев. Подул ветер и я невольно качнулся под сильным порывом. Передо мной высилось здание военно-партийной администрации. Высокие колонны, мраморная отделка. Множество окон смотрели на проезжую часть и находящееся напротив здание Славянского Собора. Я не спеша поднялся по множеству ступенек парадного подхода, после чего с силой открыл тяжелую дверь, ведущую в проходную. Там царила обыкновенная для этого времени суета. Везде сновали люди в партийной и военной формах, суетились бесчисленные работники. На стенах красовались флаги и знамена вместе с портретами участников Собора. Миновав хаос, творящийся на входе, я поднялся на несколько этажей вверх, где еще некоторое время плутал по коридорам, скрывающимся в полумраке, прежде чем передо мной возникла дверь комиссии. Тут я в первый раз остановился и прислушался. В отличие от нижних этажей, сюда мало кто заходил в это время дня. Тишина прерывалась только поскрипыванием ламп дневного света. Переступив на месте, я услышал, как скрипит кожа на крепких военных ботинках. В тот же момент я вспомнил холодные улицы одного из городов, в которых мне пришлось побывать за последние несколько лет. Тогда я сидел в комнате дома, сильно пострадавшего от бомбардировки, прижимая к нестерпимо болящей от контузии голове холодный ствол автомата. С улицы слышались грубые крики, короткие автоматные очереди, которым вторили стрекотания пулеметов, реже раздавались хлопки разрывов гранат. Неожиданно снизу раздались тяжелые шаги по деревянному полу, такой же скрип кожи ботинок. Через несколько секунд раздалось шипение рации, нечеткая речь вперемешку с помехами и каким-то шумом, потом я услышал ответ на чужом мне языке. Шаги стали приближаться и я услышал, как мой враг поднимается по лестнице, ведущей на второй этаж, где в одной из комнат медики оставили меня, пострадавшего от взрыва снаряда. Стараясь не шуметь, я навел автомат на дверной проем. Шаги приближались, потом в дверном проеме показалась фигура солдата в сером камуфляже для уличной войны. Он шел без всяких опасений. Когда он увидел меня, то на его лице показалась не злость и не испуг, а удивление. Я и сейчас не могу вспомнить, как нажал курок, в памяти отпечаталось лишь то, что оружие в моих руках дернулось, а солдат раскинув руки оседает на стенку коридора. Потом моя пострадавшая голова отреагировала на сухой треск выстрела сильнейшей болью, словно шум раздался где-то в мозгу, сознание покинуло меня. Очнулся я уже на носилках, перед глазами только небо. Картину этого небосвода я помню с фотографической точностью и сейчас. Потом продолжительное время в госпитале, награждение…
Я тряхнул головой, чтобы отогнать воспоминания, которые мне стали почему-то противны, и постучал в дубовую дверь, после чего без спроса вошел в помещение комиссии. За столом сидела худая женщина в очках с тонкой оправой. Один из кабинетных механизмов, который потерял в себе все человеческое за годы работы в бюрократической машине. Такие никогда не располагают к доброжелательности.
- Документы – раздалось вместо приветствия.
Молча я достал из кармана все свидетельства и справки, почти бросил их на стол. Женщина схватила их автоматическим жестом, в следующую секунду я уже слышал, как стучат пальцы по клавиатуре одного из новейших ЭВМ, что стоял на дубовом столе. Пока она набирала на клавиатуре информацию из моих документов, я стал смотреть в окно, не опускаться же до попыток разговора с этим существом. Там уже начинался дождь, по широкому карнизу с увеличивающейся скоростью стучали крупные капли, разогнанные ветром. Уже через несколько секунд резкий скрипучий голос проверещал:
- Комната номер двести двенадцать.
Назад я не получил свой военный билет. Он мне больше нужен.
Поспешив покинуть кабинет с его ужасной обитательницей, я отправился на второй этаж. Волны воспоминаний накатывались одна за другой. Ведь именно отсюда я отправлялся на фронт столько лет назад… каждая вещь напоминает о прошлом. Даже скрип паркета под ногами все тот же. Предусмотрительно осмотревшись по сторонам, я снова потряс головой, чтобы прогнать воспоминания прочь, ведь тот, кто живет либо прошлым, либо будущим, пренебрегая настоящим, мертв.
В двести двенадцатой комнате я снова предъявил свои свидетельства женщине, очень похожей на предыдущую, наверное, ее сестре. С облечением я закрыл за собой тяжелые двери кабинета. Пока дела идут неплохо. В моей руке надежно покоились ключи от квартиры, которая мне полагалась за выслугу боевого времени. Равно как и кредитная карточка, где на счету лежали деньги за почти непрерывную службу на передовой. Та служба, при напоминании о которой многие начинают искать у себя придуманные симптомы болезней, которые спасают от призыва…
Но тогда мне это было не важно. Я снял перчатки, дрожащими руками открыл книжечку, где указывался адрес моей новой квартиры. Хоть и новостройки, но дом офицерский, оранжерея и прочие престижные штучки, реальную пользу от которых получает лишь один обитатель дома из ста.
Через сорок минут пути на такси я уже стоял на мокром асфальте перед высоким кирпичным домом. Он выглядел еще внушительнее, чем в книжечке, которую мне дали вместе с ключами. Что-то мешало мне просто подойти и открыть дверь в подъезд. Мое внимание привлекли веселые крики и шутки, доносящиеся со стороны соседнего подъезда. По-видимому, в одну из квартир в том подъезде въезжал такой же офицер, как и я, только в сопровождении молодой жены, плачущего ребенка и умиленных родителей. С минуту пронаблюдав за ними, я наконец скрылся в подъезде.
В уже меблированной квартире я довольно поглаживал полки, стол, стулья из благородных пород дерева…. Определенно, все то, что я перенес за это время, было не зря. Однако, через несколько минут нахождения в пустой квартире меня начало одолевать медленно одолевать сомнение. На фронте я в таких случаях спешно отправлялся на дежурство, чем заставлял думать однополчан о себе, как о самоубийце. Но здесь нельзя отвлечься этим проверенным способом. Тогда я отыскал у себя в рюкзаке снотворное. Только засыпая на нормальной кровати, я начинал чувствовать плюсы мирной жизни…
Следующие несколько дней я потратил на то, чтобы максимально приспособить свою новую берлогу под себя. Благо, что в деньгах проблем не было. Я, как и все офицеры вообще не планировал работать после того, как вернулся. Боевые и премия, будучи положенными на специальный счет в банке, могут кормить процентами почти всю жизнь.
Когда нехитрая квартирка потихоньку заполнилась разными вещами, которые необходимы для нормальной жизни, я стал обращать внимание на то, что творится за окном. А там на детской площадке веселились дети под присмотром своих молодых в большинстве мамаш.
После обеда я впервые отправился на прогулку по городу. Недавно купленный спортивный костюм непривычно сидел на мне. За долгие годы я привык лишь к двум видам одежды: камуфляжная форма и парадная, для смотров. Да и ноги, которые привыкли исключительно к жесткой подошве армейских «вездеходов», теперь со смешанным чувством ощущали мягкую ткань спортивной обуви.
У соседнего подъезда собралась горланящая толпа из всех недавно поселившихся в офицерском доме. Движимый странным чувством, я быстрым шагом скрылся за углом дома и почти бежал, пока громкие голоса не потонули в шуме проезжающих по близлежащей дороги машин. После этого я отправился в парк, постройка которых теперь обязательной во всех районах.
Прогуливаясь по мощеным дорожкам среди осенних деревьев, я понемногу успокоился и то, что пришло ко мне внезапно из самых глубин моей души, вернулось обратно. Присев на скамейку, наблюдал, как ветер гоняет по поверхности озера стаи осенних листьев, которые падали с деревьев прямо на подернутую рябью серую воду. Так наблюдать за ними можно часами. И, что самое странное, меня не трогали воспоминания ни о войне, ни о том, что было до нее. Когда я был готов радоваться тому, что чувствовал, из кармана раздался писк мобильного телефона. Вскоре на моей руке оказалась крохотная трубка МТ-5. Из динамика раздался полный жизненной энергии голос:
- Ярослав, это я. Вот уже приехал, обустроился.., а ты как?
Неизвестно, почему, но я почти с ненавистью вспомнил лицо своего товарища, который не раз выручал меня в трудную минуту. С ним я знаком с третьего года войны.
- Более или менее. Живем помаленьку.
- Понятно. По голосу чувствую, ты там совсем без компании завял. Знаешь что, мы тут собираемся по случаю окончания. Там почти все будут.
- Но…
- Ты же знаешь, где я живу?
- Где-то было записано.
- Ну вот, завтра в пять часов. Чтобы был! Ну все, я побежал, нам с женой еще надо в магазин за мебелью.
Разговор уложился в считанные секунды. Михаил никогда не отличался глубиной мышления, но такие, как он всегда любят жизнь. И она им отвечает взаимностью.
Придя домой, я откопал в гардеробе что-то из штатского, и твердо решил, что постараюсь не испортить всем праздник.
Однако, на следующий день во мне что-то изменилось. Почти с радостью я ждал, пока увижу тех, с кем мы вместе рисковали жизнью за интерес Родины. Почти все из нашего бывшего отряда пришли вместе с женами, которые повели себя на удивление умно. Они собрались в соседней комнате и говорили о своем, о женском, пока мы, разогретые спиртным, вспоминали свои подвиги, зачастую наделяя их героическими моментами, которые вполне могли иметь место в пространстве и времени. Разошлись поздно вечером. На улице сыпал дождь, и освещение фонарей блестело на мокром тротуаре.
Дойдя до метро, я предъявил свое удостоверение, после чего погрузился в вагон. В позднее время в там ехало лишь несколько человек. Удобно расположившись на сиденье, я удивился пустоте, которая царила в моей голове после праздника. Я не знал, радоваться ли ей, или огорчаться.
В раздумьях я не заметил, как в вагон вошла молодая женщина, лицо которой показалось мне на удивление знакомым. Что-то оборвалось внутри. Почувствовав на себе мой пристальный взгляд, она обернулась и, после нескольких мгновений на ее лице появилась улыбка, тоже до боли знакомая. Это была она. Но почему именно сейчас? Что за жестокая усмешка судьбы?
- Ярослав! А я тебя и не узнала! Ты правда уехал на войну? Когда мне об этом сказали, я очень за тебя переживала…
Сила подавляющей тяжести вдавила меня в сиденье. Единственное, на что я был свободен, это вымученная улыбка. Все то, что я утопил в котле войны, мигом всплыло на поверхность. Я снова стал тем самым студентом, которым уезжал на войну шесть лет назад. А тем временем она продолжала:
- Ты так изменился, вид даже у тебя какой-то жесткий… Вот что с людьми делает война, а ведь когда уезжал, был такой лапой…
Дальше я уже не слышал ровным счетом ничего, перед глазами стояло это же лицо, но только над нами звездное небо, а вокруг парковые деревья. «Нет» - словно молотом ударило меня по голове.
Она сказала еще что-то, а потом некоторое время прислушивалась к голосу, объявляющему остановки. Потом вскочила и выбежала готовящегося закрыть двери вагона. Проходя мимо окна, напротив которого я сидел, она помахала рукой, и скрылась в за углом перехода. А я закрыл глаза и провалился в мутную темноту.
«Внимание! Посадка на эшелон завершена! Сопровождающим отойти от вагонов!»
Поезд дернулся и пошел вперед, медленно набирая скорость. Я смотрел на мелькающие в окне лица и знал, что у меня еще есть возможность начать все с самого начала. Ведь другого пути нет?