Владислав Андреев
www.miralizm.org
rrn23-ta@yandex.ru

Воля


       Воля – одно из основных качеств человека, формирующего новое общество, напомнил себе я, и с силой отодвинув стул, встал из-за стола, где еще исходила паром чашка свежезаваренного чая. Еще раз, словно на прощание, я взглянул на лежащую на столе газету, где на первом листе была изображена фотография нашего лидера на вчерашних телевизионных дебатах, указывающего пальцем на опешившего представителя коммунистов. «Вы просто исполняете свою роль!..» - гласил широкий заголовок объемной статьи, что была под этой фотографией. Это был первый раз, когда о нашем движении услышали массы. Не смотря на то, что я ожидал, сегодняшнее утро, идущее сразу за отныне знаменательным для нас днем, не несло в себе ничего особенного. Начинался обыкновенный октябрьский день, и вне зависимости от того, что он нес, мои обязанности и работу никто не отменял.
       Информационно-технологическое направление замечательно тем, что работать можно с тем же успехом как на посту, так и дома, но в нашей структуре правит суровая формальность, которой невдомек до этого. Многие из моих соратников жаловались на это обстоятельство, но лично я всегда предпочитал работать прямо на месте, потому что там можно было душой чувствовать тот подъем, который знаком только тем людям, кто поменял размеренную и мелочную жизнь обывателя на устремления к новым идеалам и новым вершинам.
       В прихожей уже стоял подготовленный к выходу дипломат, куда я положил все свои наработки за последнее время. Из большой комнат доносилось шебуршание, иногда перемешивающееся с шумом падающих книг. Там Таня с самого утра наводила порядок в большой библиотеке, доставшейся нам с ней еще от родителей. Стандартная двухкомнатная квартира, коих в Москве тысячи и тысячи, благодаря Таниным стараниям еще в самом начале нашей с ней совместной жизни приобрела уютный и вто же время строгий вид, который как нельзя лучше соответствовал нашим общим взглядам на семейную жизнь.
       «Ненавижу прощаться» - подумал я.
       - Таня, я ухожу, буду как обычно! –
       После этого я не дожидаясь реакции подхватил дипломат и в уже одетой куртке выскочил на лестничную площадку. После нажатия кнопки вызова лифта в шахте что-то гулко стукнулось, потом с самого низа, а живем мы высоко, начало приближаться недовольное ворчание карабкающегося вверх малого лифта. По утрам, когда ждешь лифт, и немного опаздываешь, время, которое необходимо старенькому и битому аппарату на то, чтобы подняться на твой этаж, всегда больше, чем вечером, когда выходишь погулять с собакой. Вот и сейчас лифт поднимался словно нехотя, как будто не спеша пересчитывая все этажи. Мой взгляд упал на окно, в котором были видны неспешно проплывающие тяжелые облака, а также два соседних дома, таких же, как и мой. Осенью, когда все словно окрашивается в серый цвет, эти дома выглядели еще мрачнее, чем зимой или весной. Неожиданно я вспомнил, как много лет назад, я, будучи еще школьником, а затем и студентом, вот так уходил в места обучения, где в отличие от других учился не только тому, что отчаянно пытались внушить учителя или преподаватели, но и науке самой жизни, из которой потом сделал выводы, изменившие мой жизнь и жизнь моих близких. «Все также, как и раньше..» - успел подумать я, перед тем как прямо передо мной с грохотом и скрежетом разъехались в разные стороны двери кабины лифта. Автоматическим движением я зашел вовнутрь отправил лифт на первый этаж. Пока лифт ехал вниз, периодически вздрагивая в местах перемычек и сходней, я в свете тусклой мигающей лампы почти бессознательно разглядывал надписи, которыми всегда изобиловали подъезды в «спальных» районах. Нет, я определенно ошибся. Не все также, как раньше. В мои времена на стенах писали мнение о соседях, о неверных подружках… Сейчас такие надписи канули в лету. В лифтах писать стали меньше, а эти бредовые каракули заменили объявления политических организаций и отдельных активистов, которые призывали вставать под их знамена, и бороться за будущее родной страны. Ведь только и только они знают выход, знают как помочь делу, как побороть кризисы… Новая волна, у основания которой стояли мы, всколыхнула общество и на этом порыве появились сотни новых обществ и организаций, каждая из которых вносила свой вклад в оздоровление общества. Но насколько мал вклад даже отдельной организации!
       Пол под моими ногами вздрогнул, где-то наверху взвыл сервомотор, и створки, скрывшие от меня мир на моем пятнадцатом этаже, отъехали в разные стороны, и я уставился в гладкую после недавнего ремонта стену первого этажа. Сквозь толстый слой краски и побелки все еще были видны контуры буквально выбитых на бетоне заветных слов, которые можно встретить на стенах почти любого подъезда в России. Сбежав по невысокой лестнице вниз, я с усилием открыл тяжелую дверь, которая когда-то обладала встроенным домофоном, на месте уже давно осталась лишь дыра в металле с двумя сиротливо торчащими проводами с оборванными штекерами.
       Осенняя погода, столь многим кажущаяся неприветливой, охотно приняла меня на улице. Насыщенный влагой воздух, который бывает только осенью, освежил и очистил от остатков утренней дремоты голову, а мелкая водяная пыль, падающая с неба, приятно оседала на бровях и лице, охлаждая и помогая концентрироваться на нужных мыслях.
       Сев на автобус, я полчаса трясся в тесном салоне вместе с другими, также как и я, спешащими на свои рабочие места людьми. Бездумные лица обращены в сторону проплывающих в запотевших окнах неясных силуэтов машин и домов. Между мной и ими есть большая разница. Они работают только потому, что иначе нельзя. Иначе нечего будет есть, отключат за неуплату свет, воду и телефон. Но если бы все это предоставлялось бесплатно, только один из тысячи им подобных стал бы работать для того, чтобы принести хоть какую-то пользу взамен поглощенных благ. Остальные просто пользовались бы, не вдаваясь в подробности происходящего, пока не померли бы от переедания, малоподвижности, специфических болезней, которые сразу же появляются в обществе, которое полностью обеспечило себя материально. Из этой тысячи я один стал бы работать. Но сейчас я уже далеко не один. В каждой тысяче находится один энтузиаст, для которого будущее дороже, чем настоящее. И мы должны их объединить.
       Автобус резко остановился, я с силой ухватился за поручень, который со скрипом выдерживал мою нагрузку, усиленную резким торможением автобуса. Громкий голос из трещащего динамика, который когда-то записывался как человеческий, слева от меня буквально прокаркал нужную мне остановку, и я вместе с людским потоком выскользнул на улицу. Затем также вместе со всеми перешел дорогу по подземному переходу, в котором гулко отдавались шаги сотни мерно и сбивчиво шагающих ног, и было слышно, как с характерным шуршанием соприкасаются синтетические куртки в тесноте и тьме. После перехода даже серое небо с мелким дождем показались светлым миром. Я вышел из потока людей, медленно направляющегося к метро, и свернул во двор, который также был мне знаком. Обошел пустую детскую площадку с качающимися на ветру скрипучими качелями. Некогда яркая краска на скамейках и качелях облупилась и почти вся осыпалась. Мрачное зрелище.
       «Хорошо, что хотя бы ударили холода…» - пришло в голову сразу после того, как я вспомнил загаженные и обставленные пустыми пивными и водочными бутылками скамейки, которые изначально предназначались для молодых и не очень мамаш, которые должны были наблюдать за своими чадами, резвящимися на площадке. В такой холод и на ветру согреться не поможет даже водка.
       Я окончательно пересек двор и подошел к лестнице, которая вела в подвал одного из домов. Мы начали арендовать его уже очень давно, и теперешнее положение дел позволило нам расшириться и занять почти всю территорию, которую раньше занимали склады продмага, ныне обанкротившегося и купленного выходцами с Кавказа. Их семья, постоянно растущая из-за притока «кадров» с их далекой родины контролировала не только рынок, но и большинство маленьких магазинчиков. Ходят слухи о том, что скоро скупят и крупные магазины. Впрочем, сейчас это не так важно. Я спустился по лестнице, и кивнул охраннику в форме с нашей нашивкой, который знал меня в лицо.
       - Михаил Петрович в четырнадцатом помещении. – Толик, наш охранник, верный идее не меньше меня, уже давно запомнил, что по средам я обычно отчитываюсь о проделанной работе.
       - Спасибо, Толян! Как тебе вчерашние дебаты?
       - Да, наш задал жару! Глядишь, на волне и в Думу прорвемся.
       - Иначе нельзя.
       Вот оно – новое общество в зачатке. Даже охранник интересуется курсом и сутью происходящего. Но нам надо сделать еще очень многое, чтобы каждый отдельный человек, формирующий массу под названием «быдло», осознал, для чего он существует, и что он должен отдать стране как долг за свою жизнь.
       Я зашел в помещение номер четырнадцать, которое представляло из себя средних размеров зал, уставленный компьютерами, за которыми сидели программисты, системщики и администраторы интернет-ресурсов. В стороне стоял широкий стол, в отличии от других не заставленный аппаратурой под завязку, а в основном несущий на себе бумаги, формуляры, и прочую отчетность. Среди архаичных листов и письменных принадлежностей сиротливо примостился жидкокристаллический монитор. Когда я приблизился, Михаил Петрович не отрываясь читал с монитора какой-то текст, судя по всему интернет-газету. После того, как официальное руководство переехало из этого легендарного подвала в приличное здание в центре, он отошел Информационно-технологическому подразделению московского отделения. И его по праву возглавил М.П. Сибиряков, один из старейших борцов за идею.
       Я молча извлек из дипломата РВ с программами, и занял свое место за свободным компьютером, готовясь к длительной процедуре отладки нового модуля в централизованной системе управления.
       - Как ты считаешь, Кирилл, достоин ли сострадания человек, который собственным упрямством подписал себе смертный приговор? – Сибиряков сидел, повернув голову в мою сторону. При этом на его очках отразилось изображение с одного из мониторов, стоящих рядом, что придало ему какой-то неживой вид.
       - Вы тоже смотрели дебаты? Я считаю, что нет. Как и наш лидер.
       - Что же хорошая точка зрения, вполне достойна борца за идею. – Сказал Сибиряков и усмехнулся, а потом встал и вышел из зала.
       Монитор на его столе остался включенным, и я подошел к нему, заинтригованный тем, что с таким увлечением читал руководитель нашего отделения. Когда я одел очки и посмотрел на идеально ровную поверхность монитора, холодок ужаса возник где-то на спине между лопатками, и стал с ускорением подниматься вверх, к голове. Заголовок утренней газеты гласил «Десять минут назад главный офис был взят штурмом отрядами ОМОН. Задержан лидер движения, а также основной командный состав…»
       - Предательство! – закричал я, но мой голос потонул в шуме падающей с грохотом двери, а затем смешался с грубыми криками людей в черном камуфляже и выстрелами из автоматов.


       Страшная боль в голове не помешала мне вслушиваться в монотонное вещание радио, установленного в коридоре тюрьмы. Меня вели два крепких молодца с лицами, надежно скрытыми под вязаными масками.
      
       «По обвинению в подготовке государственного переворота задержано… В бегах остаются…»
       Я слышал имена своих соратников, людей которых я знал уже очень долгое время. Никакого переворота мы не готовили!
       На углу человек в форме распоряжался относительно размещения других пойманных тем утром. Когда меня подвели ближе я с ужасом узнал в нем Михаила Петровича Сибирякова. Он был без очков, да и держался по-другому. Завидев меня, он улыбнулся, и спросил:
       «Ну что Кирилл, ты все еще согласен с лидером?…»