Дмитрий Гаврилов
gavrilovd@mail.ru
Иван сидел насупившись,
изредка посматривая в сторону жены. Та весело подмигивала своему
ненаглядному, а уж как плясала, как плясала, ведьма, как вертелась -
всем на диво.
Гости только и ахали. А у батюшки аж
челюсть отвисла, когда рыжекудрая Василиса плеснула в него последки
из левого рукава. Зажмурился... но брызги в миг расплылись по полу
горницы синим озером.
Ставни терема разверзлись, и набежавший
ветерок задул свечу за свечой, а полная луна, проникнув мутным взором
сквозь пустые глазницы окон, отразилась в водной глади.
- Что, Ваньша? Попал? - ухмыльнулся
старший брат и толкнул Ивана в бок.
- И не говори. У всех бабы, как бабы,
дуры и есть дуры. А мне вон досталась... Василиса... Премудрая, -
совсем загрустил Иван.
Жена меж тем пошла, выкаблучивая, вкруг
колдовского пруда и, широким движением белоснежной ручки из правого
рукава пустила по нему лебедей.
Ведьмовские очи Василисы подняли супруга
из-за стола. Точно одержимый лунной болезнью, он двинулся к ней,
шепча ласковые слова, что-то про рыбок, заек и кисок.
Да, разве один Иван? Сам
государь-батюшка, поддавшись магнетизму невестки, слез с трона и
зашагал по ступенькам вниз, где бояре да боярыни, словно лебеди да
лебедушки, норовили водить хоровод.
- Аль не признал меня, Иван-царевич? -
спросила Василиса очарованного супружника.
- Ты жена моя, Василиса Прек... Прек...
Прем...мудрая, - медленно проговорил Иван сахарными устами.
- Это правильно. А что лицо такое
кислое? - молвила она спокойно, но так сверкнула бесовскими зелеными
глазищами, что молодому супругу и вовсе стало не по себе.
- Бог с тобой, Василисушка! Может, брага
крепка, нездоровится... Наверное, съел что-нибудь... Отпустила бы ты
меня до дому.
- Что ж, с ним и ступай себе, утро
вечера мудренее, - сказала Василиса и колдовски улыбнулась на
прощанье.
А прощанье было недолгим. Припав к
холодной, как снег, ладони, Ванька вскочил и, откланявшись родителю,
скоренько двинулся к выходу. Жена проводила его внимательным
взглядом, но больше ничего не сказала.
У высокого красного крыльца висела
вместительная ступа. Миловидная старушка, тоже рыжая, как и сама
Василиса, отставив помело, лихо лузгала семечки, облокотившись на
перила. Заслышав, как хлопнули дверцы, старуха повела носом в сторону
Ивана.
- Эх, молодежь... - прошамкала она.
- Домой, мать...! Домой...
- А Василиса что? - спросила бабка
царевича.
- Она еще погуляет мать, погуляет
напоследок, - ответил Иван.
- Дык, чаго встал, как пень? Полезай! -
пригласила яга и взялась за помело.
Кони во дворе жалобно заржали, когда,
описав хитрый полукруг, едва не задев маковки, ступа плавно взмыла
вверх и оглушила окрестности мерным гулом.
Иван все никак не мог привыкнуть к
тещиной безлошадной "коробчонке", и потому, когда ступа стала
набирать скорость сажень за саженью, у него чуть ли не до самого
горла подпрыгнул желудок, а перед глазами поплыли разноцветные круги.
- Ты полегше, мать... мать...
- Ась? - не поняла яга.
- Она еще и глухая к тому же, - подумал
Иван. - Ладно, чертова семейка! Вы хитры, да и я все ж царевич, а не
дурак.
Вожатая снова заходила крючковатым носом
и, вдруг, грязно ругнувшись, рывком послала ступу вбок.
- Куда прёшь, козел трехголовый!? -
крикнула она, но Иван был так погружен в себя, что проморгал
опасность, и усмотрел разве длинный змеиный хвост, серебристым
ручейком прошмыгнувший мимо них.
- Правильно, - подтвердила яга. - Шкуру
поменял, хвостатый, - не иначе, - услыхал он.
- Оп! - изумился Иван и стал думать
осторожнее, как того и требовал хитрый план.
* * *
Про то он не раз читал в старых книжках.
Прежде, ну, в древности этой, букам не положено было врать. Раз
прописано пером - значит, прописано, и не вырубить топором, не
переиначить.
Сорвав кафтан и рубаху с потного от
возбуждения тела, он принялся за поиски...
Шкурка нашлась сразу. Чем премудрее жена
- тем неряшливей. Иван понюхал её - знакомо пахло тиной и болотом.
Так и есть!
Уронив второпях тяжелую заслонку на
ногу, Иван выругался, но просветленный и довольный своей идеей,
приплясывая на одной, уцелевшей ступне, развел огонь. Дрова весело
потрескивали.
Потом он скомкал лягушачью кожу и
швырнул ее в это самое пламя, предвкушая исход. Вот она, свобода!
- Так-так, опыты, значит, ставим! -
услыхал Иван за спиной насмешливый голос своей "ненаглядной".
- Сейчас! Сейчас! - повторил царевич,
весь дрожа, и шевельнул раскаленные угли кочергой.
- Не старайся, касатик! - услышал он
второй голос и обернулся.
Василиса стояла, рыжая чертовка, уперев
руки в бока и укоризненно качала головой. За ней показалась яга с
неизменными семечками.
- У нас ить веников не вяжуть! -
продолжила тёща, - Не волнуйся, дочка!
Иван непонимающе уставился на ягу, потом
его словно осенило, он побледнел, как мертвец, и глянул в печь.
- Огнеупорная! - прошептал Иван,
холодея.
- Несгораемая, - поправила его жена. - Я
ж все-таки Премудрой зовусь, сокровище ты мое!
08 сентября 2001 г.