Cергей Гороховский
ЖИВЕТ НА СВЕТЕ ЧЕЛОВЕК
Живет человек на свете
Пред богом непогрешимо.
И новой судьбы не хочет,
И сетовать нет причин.
Есть дом, есть жена, есть дети,
Есть даже своя машина.
Да вот, поезда грохочут,
Гудят под окном в ночи.
Не то, чтобы сон уносят,
А просто зовут с собою.
Не то, чтобы слишком рьяно,
Но вот, на исходе дня
Он сядет на том откосе,
Ладонью глаза прикроет
И шепчет сквозь шум бурьяна: -
Куда же вы без меня?
Куда? - А не все равно ли
Тебе, чудаку, бродяге?
Катись колесом по свету
К чертям и их матерям.
И дело не в вольной воле,
И дело не в силе тяги,
А в том, что однажды где-то
Ты обе их потерял.
Устал - ну и что такого?
Тепла захотел, покоя?
Чуток потерпи, попробуй,
И под ноги не гляди.
Но вот, ты уже прикован
И смотришь вокруг с тоскою
И громко хулишь дорогу,
Которая позади.
Стареем, браток, стареем,
Ни мало не беспокоясь.
Покуда в ладах со всеми,
А может, и не в ладах.
Тебе бы домой скорее,
А ты провожаешь поезд.
Вот так провожают время,
Бегущее в никуда.
Протопаешь тротуаром
И двери своей квартиры,
Где спящие домочадцы,
Впотьмах отопрешь ключем.
Висит на стене гитара,
Покрытая паутиной:
Раз некуда больше мчаться,
О чем тогда петь, о чем?
О том, что не слаб, не болен,
О том, что наград не ищешь.
Полезной работой занят
По горло, и потому,
Доволен? - Вполне доволен.
- А что ты вдруг смолк, дружище?
- Да снова гудки терзают,
А что кричат - не пойму.
Июль 1988.
ПОТЕРЯННОМУ ДРУГУ
Вот и пришло, вот и сбылось
Точно в задуманный срок
Все, что мы сами в судьбы вписали,
Как молоком, между строк.
Дальний огонь, флягу вина,
Старого друга плечо.
Помнишь, не ты ли верил в святыни,
Верил, а как же еще?
Этими, лишними нынче, вещами
Так заплатили, что вдруг обнищали.
Что же мы скажем своим сыновьям,
Если всерьез обещали
Выстроить храм, а возникла тюрьма там,
Бред, пополам с отвратительным матом.
Может, махнем и достроим свой храм
Там... там...там...
2
Кто отгорит, тот и войдет
В сказку, в легенду, в молву.
Сгинут цветные глупые сны, и
Что пред тобой наяву?
Кухонный чад, дети кричат,
Грязь, нищета, торгашня.
Просто усталость, нет, это старость
На плечи ляжет плашмя.
Душу запрятав в железные латы,
Ждешь угощенья с чужого стола ты.
Брось, отвернись, этот стол не по нам,
Ты же родился крылатым!
Только слова мои мимо и мимо,
Пристально глядя на пламя камина,
Словно букварь все твердишь по складам: -
Там... там...там...
3
Время поймет, время простит,
Время развяжет узлы.
Выйдем к погасшим окнам вчерашним,
Снова бездомны и злы.
Видишь, опять над головой
Рыжий костер сентября.
Станем счастливей, золота ливень
Щедрой рукой раздаря.
Будто и не были вовсе чужими,
Будто бы крылья свои не сложили,
Будто бежит и бежит по пятам
Все, что когда-то прожили.
Будто не тридцать нам, а двадцать восемь,
Будто вернулись в далекую осень,
В ту, что уже ни кому не отдам
Там... там...там...
Ноябрь 1989.
МЕНЕСТРЕЛЬ
1
Все болит и болит, но молчи.
Лучше пой или вслух хохочи.
Потому что тебя заплюют, засмеют,
Если вывернешь душу свою.
Менестрель, это праздник не твой,
В рваной шляпе бродячий чудак.
Но дешевый мотив пред веселой толпой
Ты играешь за жалкий пятак.
Каждому свое - старая как мир истина проста.
Потому, дружок, не ропщи на вес своего креста.
Потому, дружок, песнею восславь вольное житье.
Каждому свое, каждому свое, каждому свое.
2
По цепочке из пыльных дорог
Побредешь, до конца одинок.
Что с тобой мы нашли на просторах земли,
Кроме рваных подметок сапог?
А тебе б не беда - холода,
Если б чья-то рука на века.
Чет, нечет - глупый счет, но кругом всем везет,
А нечетные цифры - тоска.
Ты возьми свой крест, отнеси скорей, заложи в кабак.
Прорастут кресты над могилами вот таких бродяг.
Может, хорошо, что никто на них слезы не прольет.
Каждому свое, каждому свое, каждому свое.
3.
Менестрель, собирайся, пора.
Видишь, праздник ушел во вчера.
Кто услышит твой стих - лишь бутылок пустых
Да засохших объедков гора.
Но из горечи слитый мотив
В пустоту, в безысходность летит.
Под мерцанье свечи где-то в душной ночи
Он звучит, он кричит, не молчит.
Что же впереди - голод и дожди, хворь и седина.
Ну, не подведи, ты теперь одна, боль моя - струна!
Нежно обхватив полысевший гриф, гладишь ты ее.
Каждому свое, каждому свое, каждому свое.
1 февраля 1987.
ЗДЕСЬ НА СОЖЖЕННЫХ ХУТОРАХ...
Здесь на сожженных хуторах зола
Под солнцем сделалась белым бела.
Здесь по израненным стволам смола
Слезой тягучей потекла.
Легла незримая черта в пыли,
Та, за которой нет для нас земли.
Выходит, что мы край ее нашли,
Хоть, говорят, она кругла.
2
Ну что ж ты, парень, смотришь в синеву,
Примяв спиной высокую траву?
К родному дому облака плывут,
Тебя уносят за собой.
А есть ли он еще, тот самый дом,
В который ты мечтал прийти потом,
Иль, может, завтра дымом станет он,
Как нынче былью стала боль?
3
А впрочем, что тебе мои слова?
Ночами ухает в лесах сова.
Она мудра, она всегда права,
Она расскажет, что почем.
Что не в почете доброта теперь,
Важнее ненависть в сердцах, поверь.
Так зачерствей душою, зачерствей,
А кто ослаб, тот обречен.
4
Уже впиталась кровь друзей в песок,
И вдовьих слез запас иссяк, истек.
Перетерпи еще чуток, браток,
И вот тебе моя рука.
Покуда все-таки она крепка,
Покуда хватит сил на полброска,
Патрон в стволе и ждет удар бойка.
Так что ж ты смотришь в облака?
Апрель 1987.