| |
Хорошо сидеть вечерком
после лекции в теплом, сухом кабинете, за разговором с умным
собеседником, когда за окном падает препротивный "снег с дождем", а
машина - в ремонте, ну да об этом лучше и не вспоминать...
- Итак, Ваши тезисы сводятся к тому, что
теперь, защитив диссертацию и получив место на моей кафедре, Вы
решили открыть миру истинный источник Ваших знаний? - голос
профессора звучал насмешливо.
Его собеседник, молодой человек, никак
не более двадцати пяти лет от роду, поджал губы, пытаясь сдержаться.
Но ответный ход в разговоре оказался за ним, гордо смолчать не
удалось!
- Вы, Добран Павлович, как я понимаю, не
верите в наследственную память? - лучшая защита - контратака, молодой
ассистент ответил вопросом на вопрос...
- Отчего же, коллега, я вполне допускаю
возможность наличия такого рода скрытой способности человека, -
доброжелательно, но с какой-то внутренней ехидцей, ответил Добран
Павлович, поправил привычным движением темно-сиреневый, в полосочку,
галстук, - ведь об этом так много писали. Да и фантастику я читал на
эту тему...
- Я понимаю, Вы читали фантастику,
допускаете, что такого рода феномен существует где-то там, в туманном
далеко, но отнюдь не на Вашей кафедре, не у Вас под носом, не у
Вашего ассистента? Несть пророка в своем отечестве?
- Зачем так горячиться, Илья Саулович? -
улыбнулся профессор.
- Я могу доказать! Ведь я не тыкался на
раскопках, как слепой, я знал, где... - натолкнувшись на холодный
взгляд завкафедры, ассистент умолк.
- Не надо повторяться, я внимательно
слушал Вас больше часа, принял к сведению все приведенные факты...
- И они Вас не убедили?
- Отчего же, - Добран Павлович слегка
откинул голову, приподняв брови, - я склонен к тому, что под всем
этим что-то есть!
- Так Вы мне верите?
- Ну, сегодня, все-таки, не Первое
апреля, а Вы человек достаточно серьезный, чтобы не шутить в
остальные дни...
Оба улыбнулись. В минувший День Смеха
новоиспеченный кандидат исторических наук славно разыграл всю
кафедру...
- Поймите, коллега, я совсем не против,
чтобы Вы использовали свои необычные способности в работе, конкретно
- во время экспедиций, ну - и при изучении образцов, само собой, -
профессор вздохнул, - я против самого подхода! Это Ваше - мне не
нужно, на самом деле, копаться в земле, я, мол, могу писать
исследования прямо из головы!
- Но если я действительно ясно вижу, как
все это происходило с моими предками, весь быт, вооружение воинов,
одежду крестьян, даже лица...
- Этой способности можно только
порадоваться!
- Так в чем же дело?
- Вы, мой друг, не имеете никакого права
писать научные статьи, руководствуясь исключительно тем, что Вам
привиделось! Наследственная память? Прекрасно! Пишите романы, они
пойдут нарасхват. Напишите детскую книжку, ну - вроде "Листов
каменной книги" - станете любимейшим писателем.
- А монографии нельзя?
- Руководствуясь лишь "наследственной
памятью", - эти два слова профессор выделил, наделяя долей сарказма,
- нельзя! Это - не наука. Точка.
- А если это правда? - воскликнул Илья,
вскочив с места и буквально нависнув над продолжавшим спокойно сидеть
шефом.
- Будь это сто раз правда, для науки
важны доказательства! Причем такие, которые можно подержать в руках!
- По-моему, Вы просто завидуете моим
феноменальным способностям, - молодой ассистент уселся, положил ногу
на ногу, посмотрел нагло в глаза Добрану Павловичу.
- Само собой, завидую, - пожал плечами
профессор, - будь у меня такой дар... - последовал вздох.
- Поставьте меня на собственное место! -
предложил Илья Саулович, - Я понимаю, Вам трудно, вы привыкли, что
первичны - археологические находки...
- Как знать? - возразил профессор.
- А чего тут знать? У Вас же нет такого
дара!
- Такого - нет, - согласился Добран
Павлович, - хотя... В какой-то мере я Вас понимаю!
- И в какой мере?
- Я слушал Вас долго, и перебивал мало,
хоть и вдвое, даже более чем вдвое старше Вас! А теперь послушайте Вы
меня, желательно - не перебивая!
- Как скажите, шеф, - вздохнул
ассистент, - я жду наставлений!
- Наставлений не будет, будет небольшой
рассказ, - профессор поправил привычным движение галстук, - как
говорил народный артист Леонов: "Хотите верьте, хотите нет"...
* * *
Деревня пылала огнем. Мальчику казалось,
что вот-вот загорится и его спина, ведь те места, где на рубахе зияли
дыры, уже буквально горели. Но двинуться - нельзя. Его искали.
- Где же этот сопляк? - послышался голос
совсем рядом.
- Да чего он тебе сдался? - то прозвучал
уже другой голос, речь казалось понятной, но непривычной,
чувствовалось, что говорили чужие, пришлые люди.
"Скиты, проклятые скиты", - по лицу
мальчонки стекали слезы, попадая в рот, отчего жизнь казалось еще
солонее.
- За мальчишку драхму дадут!
- Где дадут? В Танаисе, что ли? Там бык
тетрадрахму стоит...
- Был бы раб, а продать - дело простое!
- Если доведешь...
- Если поймаю, дурень!
- Да он где-то здесь, поблизости,
точно...
- Я и сам чую!
- Вон, смотри - что-то шевелится.
Враги пошли, но на счастье мальчонки, не
к нему, а совсем в противоположную сторону. Мальчик на мгновение
высунул голову, завидев спины воинов, понял - именно сейчас! И
рванул...
- Да вот же он!
- Стой, стой, хуже будет! - слышалось за
спиной.
Взрослому воину не стоит труда догнать
пятилетнего малыша, тем более, если у мужчины есть конь. Но что толку
от коня, если мальчуган перебежал по жердиночке через заросший, явно
превратившийся по весне в болотце прудик? А теперь прыгает по мшистым
зеленым кочкам, уходя все дальше в лес...
Но и скиты оказались упорны. Задело, что
упустили мальчишку, хоть и не очень ценная добыча - так ведь срам!
Ребенок на бегу оглянулся - оба злодея в островерхих шапках чмокают
по болотистой почве, так - что брызги летят. Ноги колесом - будто и
сейчас на лошадях! Мальчишка побежал что есть мочи...
Кажется, кончилось дыхание, в боку
неистово кололо. Мальчик остановился на мгновение у дерева, решив
отдышаться. Резкая боль в плече - это скитская стрела, захватив край
кожи, вонзилась красным наконечником в сосну. Ребенок рванулся -
порвал кожу, и, не обращая внимания ни на боль, ни на хлынувшую
кровь, побежал дальше. Но куда?
Вот и поляна. Мальчик понял, что сил
больше нет. Посреди поляны, как перст, стоял Предок. Высокий, выше
самого здорового из мужей, белый, как снег, един в трех лицах,
глядевших в разные стороны... Мальчик, повинуясь инстинкту, из
последних сил пополз к каменному истукану.
- Старый Род, великий Предок рода
нашего, спаси и защити! - зашептал мальчишка.
Вспомнились не раз виденные обряды,
требы, что приносили взрослые... Но что пожертвовать сейчас? Да вот
же кровь, что хлещет из раны! Мальчик сунул пальцы здоровой руки
прямо в кровоточащее месиво, резким движением выбросил руку вверх,
помазал кровью где-то под ликом Прародителя, не достав до губ, как
полагалось.
- Вот тебе моя кровь, она и твоя кровь,
спаси сына твоего! - попросил мальчик камень, прильнув к Предку всем
телом. Закрыл глаза...
- Да где же этот поганец? - послышалось
совсем рядом, - Только что мелькнул, и будто в воду канул?
- Может, и впрямь канул, одно болото
кругом, - ответил другой голос.
- Нет, эти, речные, все болота здешние
знают, не утонут!
- Зато нас затянет!
- Коли боишься, иди назад, а я еще
поищу! Он где-то здесь прячется. Ух, поймаю, не сладко ему придется!
- Что, не поведешь беспортошным
продавать? - голос звучал теперь откуда-то издалека, и, почему-то,
стал басистее.
Для мальчишки все перестало
существовать. По телу прошла судорога, все дрожало, в ушах
засвистело. Сквозь закрытые веки то просачивался, то на мгновение
меркнул свет. Становилось то жарко, то - холодно. И так много, много
раз. Мальчик все стоял и стоял, прижавшись к камню. "Может они уже
ушли?" - подумал мальчик и открыл глаза. Странно, вокруг все виделось
совсем другим. Малыш не узнал поляны, вернее - поляны и не было, он
стоял, все еще прижимаясь к каменному Предку, посреди чащи леса - не
хвойного, а березового! Листья желтые, рыжие. И на земле... Осень? Но
ведь весна!
"Прародитель спас меня, унес в другой
лес!", - подумал ребенок.
Что-то ухнуло вдалеке, вздрогнула земля.
Потом еще раз. Мальчик бросился на землю, залег, зажмурился.
Послышались громкие, бьющие по ушам звуки, частые-частые, один за
другим без перерыва. Крики, шум. Ребенок продолжал лежать на земле,
боясь даже дышать...
- Смотри-ка, какой здесь партизан
притаился! - услышал мальчик над собой. Слова какие-то незнакомые,
лишь некоторые - понятны.
Сильные руки подняли мальчика с земли.
Пахнуло горелым. Он, еще боясь открыть глаза, почувствовал, как его
отряхивают, протирают харю...
- Да не боись, свои, открывай глаза! -
звучало тепло и ласково, хоть руки и грубы.
- Да у него плечо! - послышался другой
голос, - пуля навылет! Надо перевязать.
- Рана рваная, скорее - осколком
чиркнуло!
Мальчик почувствовал, что его
перевязывают, так, как ведунья в его деревне пользовала раны. И он
поверил, открыл глаза.
Платье на незнакомцах - странное. Очень
много разной одежды. Что невеста перед свадьбой... И круглые шлемы на
головах. Ни мечей, ни луков, зато - какие-то хитрые игрушки болтались
у обоих воинов на кожаных ремнях.
- Тебя как звать-то? - спросил тот, что
перевязывал.
- Добран, - неожиданно поняв непривычную
речь, ответил мальчик.
- Странное имя...
- Странное, странное... - проворчал
другой, - Он же раненый! Его - к врачам надо!
- Идти сможешь?
- Могу.
- Ну, пойдем! Мать жива?
- Сирый...
- Все теперь сирые...
Мальчик бросил последний взгляд на
каменного Прародителя. Странно, как же он изменился, обветшал, что
ли...
* * *
Рану заштопали, подлечили. Записали
Добраном - кто-то вспомнил, что было такое русское имя когда-то,
отчество дали в память нашедшего его солдата. Долго придумывали
фамилию... Записали - "Лесной". Странную одежду, малопонятную речь,
незнание самых обыденных, обиходных вещей списали на счет лесной
сиротской жизни. Одичал, мол, за время немецкой оккупации... Да еще в
лесу!
Потом было все, как у всех... сирот!
Детский дом, полуголодные послевоенные годы. Шли годы, жизнь
становилась лучше - и сытнее, и веселее. Учителя в школе старались
дать детям все, что могли, полны книг стояли, поджидая детей, и
школьные библиотеки. Добран чем дальше взрослел, тем больше читал.
То, что он пережил в первые годы детства все больше казались ему
сном. Тогда ему, пяти-шестилетнему, не поверили, посчитали за детские
фантазии, за последствия шока. А потом он и сам уже не верил, что все
это произошло с ним, примирился со своей новой биографией, с тем, что
попросту остался сиротой, скитался во время оккупации по лесу,
возможно - жил у партизан... И чем взрослее становился Добран, тем
реже вспоминал.
Учился Добран хорошо, все схватывал на
лету. Его все больше влекло к технике, особенно - к радиоэлектронике.
Начал потихоньку готовиться к поступлению в техникум. Но - человек
предполагает, а лишь Бог (Боги, Небо, Судьба - называй как хошь) -
располагает!
Перелом наступил на пятнадцатом году
жизни. Их, всем классом, повели в музей. Добран, не особо
увлекавшийся историей, смотрел по сторонам, стремясь не зевнуть в
открытую. Пожилую лекторшу он не слушал, в голове его бродили схемы
супергетеродина...
Но что это?!! Добран остановился, как
будто натолкнувшись на невидимую стену. Не может быть! В углу, эдак
скромно, стоял каменные Прародитель. Тот самый, что спас когда-то
жизнь маленькому мальчику, унеся его на много-много веков вперед...
Добран осознал, что помнит каждую черточку на резных ликах этого
древнего камня. Но, будучи "физиком" - а именно в те годы
развернулась знаменитая дискуссия между "лириками" и "физиками" -
решил проверить. Прикрыл глаза, напрягся. Вспомнил "особые приметы"
на левом, пока не видимом ему с этой точки, лице. Там зияла
выщерблинка под глазом. И рот скривлен. Добран зашел сбоку, с
замиранием сердца взглянул. Выщерблинка на месте, и рот, сильно
поврежденный, но все такой же кривой!
- Чего, Добрик, свой портрет нашел? -
глупо пошутил кто-то из одноклассников.
- Наш Добрыня будет скульптором! -
хихикнула Маринка, то ли любившая, то ли ненавидевшая Добрана - по
поступкам в этом возрасте не поймешь.
- А, действительно, что тут так
заинтересовало нашего "физика"? - спросил подошедший поближе молодой
учитель, промолчавший всю экскурсию.
- Я не буду скульптором, - сказал Добран
то ли ему, то ли одноклассникам, то ли самому себе, - я буду
археологом!
Добран сдержал слово. Не пошел в
техникум, продолжал учиться, напирая теперь на историю, литературу,
географию... Поступил в Московский Университет, пройдя поистине
чудовищный конкурс. Собственно, он оказался единственным детдомовцем
на факультете. Кто знает, может, потому и прошел конкурс...
Рассказывать дальше нет смысла, вот она,
его жизнь - экспедиции, статьи, диссертации, монографии...
* * *
- Но Вы организовывали экспедицию к тому
месту? - спросил Илья Саулович.
- Знать бы, где то место...
- Как? Не оставили на месте, откуда был
извлечен экспонат, никакой таблички?
- Таблички? Даже в каком именно лесу
нашли, и то - неизвестно. Он ведь простоял сначала в сарайчике
краеведческого музея пару лет, затем - выставили, а уж потом только -
в Москву... Если бы я знал место, все бы излазил давно, этих, как их,
экстрасенсоров бы туда навез... И все прочее...
- Все-таки, что там было такое? Дыра во
времени?
- Видите ли, - мягко улыбнулся
профессор, поправляя галстук, - всякого рода дыры во времени,
искривления пространственно-временного конти-конти... Ну, этого,
тригонометра... Все это такие же гипотезы, как, скажем, существование
богов и великих предков! В данном случае - я не знаю, подтвержденного
фактами ответа нет. А во что верю я сам - то мое дело.
- Но воспоминания детских лет Вам ведь
помогали при раскопках?
- Безусловно! И не только при раскопках,
даже не столько... Главное - при реконструкциях - одежды, жилищ...
- Значит, Вы такой же, как и я - знаете,
как было?
- Может, и знаю, но никогда не позволял
себе говорить и писать на основании - я, мол, так видел! Тем более, к
пяти годам ребенок успевает увидеть не так уж и много...
- Я, увы, тоже вижу жизнь только одного
своего предка, да и ту - только в молодости, - вздохнул ассистент.
- Точнее, до зачатия ребенка, того,
следующего в цепи Ваших предков?
- Разумеется...
Ученые помолчали, каждый думал о своем.
- А Вы, Добран Павлович, не собираетесь
написать книгу, - нарушил молчание Илья, - художественную, я имею в
виду?
- Давно собираюсь, да вот - времени все
нет, - профессор покачал головой, - вот выйду на пенсию, тогда - быть
может!
2304 7/4/2000
|
|