Конкурс рассказов "ЛаВрушка-10"

1. #7 Carapax (19).

День 15 октября 200.. года выдался солнечным и ясным и ничем не отличающимся от прочих дней этого же года. За исключением вдруг необычно большого числа ангелов, посыпавшихся на землю, словно перезрелые яблоки.

Мысль о перезрелых яблоках на самом деле лежала на поверхности, потому первой приходилла в голову и потому, как всякое простое, лежащее на поверхности решение, была не совсем правильной. Или даже совсем не правимльной. Ибо ангелы падали довольно ловко, приземлялись бесшумно и напомнали скорее американо-голливудский десант, красиво маневрирующий парашютами с единственой целью привести в чувства местное одичалое население.
"Вот это уже больше похоже на правду."
Сергей Геннадьевич задумчиво потер синеватый, вчерашней выбривки скуластый подбородок. Он вообще относился к ним с предубеждением, к яблокам - видимо, объелся незрелых в далеком детстве. К американскому десанту, впрочем, тоже...
Шустрое ангельское планирование слегка развеяло его обычную для этого времени года грусть, и он принялся наблюдать через форточку, как точки в небе медленно превращаются сначала в комаров, потом, гораздо быстрее, в обожравшихся чужим медом шершней-бройлеров и наконец, совершенно уже стремительно, в пьяную американскую солдатню, грубо насилующую миниатюрную японскую девушку.
Девушкой, натурально, Сергей Геннадьевич воображал себя: закусывал от боли губу, тяжело дышал, еле сдерживая крики отчаянья и испытывая всяческие неимоверные унижения - терял, в частности, достоинство и т.д., и т.п. - и только вспомнив, как и почему вдруг он, молодая девушка, оказался ночью у базы морских пехотинцев, немного приходил в себя и успокаивался мыслью "ну, знать на то воля Божья..."

Воображение Сергея Геннадьевича никогда не оставляло ему времени для скуки. Даже грустить он умудрялся с большой глубиной прониконвения в детали и широтой охвата. "Неимверной!" (так ему говорили друзья).

Однако октябрь, как ни крути, значит небо опять затянет и пригнет к земле облаками. И прольет нам на голову... неизвестно чем! Хотя догадаться чем не трудно, по аналогии. Ну чем еще может пролить? Разве что падающими ангелами... Но так это уже и не пролить, а... Фу-у, какая гадость. Копрофилия какая, что ли - с возрастом разиввается?
Но крылышки у них неправильные. Нереальные какие-то крылышки. На таких не то, что летать - падать будешь камнем! Или этим, окаменевшим...
Ну точно, развивается! И с этим надо срочно что-то делать. А иначе, зачем жить...
Нет, ну кто так падает, кто ж так падает!
- Разве ТАК падают?? - возопил он чуть ли не в ухо ближайшему пролетаювшему мимо него ангелу. Смотрите сюда, вы, болваны! Тупые сукины дети...
Он бочком протиснулся в узкую фромугу, встал, цепляясь сзади за что придется, потом развернулся и стремительно сделал двойное сальто спиной вперед. Когда-то давно, в молодости, он был разрядником по прыжкам в воду с вышки...

Душа его тут же воспарила. Воспарила, будто обрадовавштсь внезапному освобождению. Но из какой-то то ли чрезмерной совестливости, то ли обычного человеческого любопытства (а скорее из-за обоих) подзависла, обернувшись метрах в двух-трех над землей. И все запечатлела: примятые цветы - частично вырванные, сжатые агонизирующей рукой - обездвиженное тело, распластавшееся в картинной позе типичного трупешника... ну и так далее.
Ах да, еще эти... крылья. Большие, белые - правильные - крылья. Не то, что у этих голливудских комиков.

- Ма-ама! Ма-ама! - кричали дети Сергея Геннадьевича, отвлекая мамау от глажки. - Мама! Папа в окно выкинулся!
- Ой, а у Петровны-то от, мужик того от, из окна сиганул! Внизу от, весь убитый лежит! - слышались причитания и, кажется, отовсюду. - Опять...
Одной рукой хмуро доглаживая перед собой рубашку, другой мама нащупала телефон, набрала номер "Скорой" и вместе со всеми пошла смотреть. В очередной раз сожалея, что согласилась обменяться на первый этаж.

Опытные медрбатья споро скрутили "труп", пару раз незаметно, но чувствителньо, ткнув его кулаком под ребра. От чего тот моментально оживился, и первыми словами в его новой жизни стали : "Крылья! Завхватите и крылья - оне ж не ангельские, оне ж МОИ!!!" Смысл которых братья, хоть и были в белом, ни разу не поняли.
Вторыми, могли быть, но не стали: "Впрочем, плевать. На следующий год все равно новые вырастут..."
Не стали, потому что чуть раньше Сергей Геннадьевич уснул, озарившись счастливой, простки ангельской улыбкой.
Его вдова, подчиняясь закону Ломоносова-Лавуазье, наконец безутешно разрыдалась.

2. #3 vad (18). Источник боли

  Небо плачет - ангелы летают...

  Визг телефона вырвал Антона из навязчивого кошмара в два часа ночи.
-Он прилетел, товарищ полковник, - просипел в трубку Шевцов. - Приземлился. Ждем только вас, Антон Савельевич.
  Майор санитарной службы говорил в трубку хриплым шепотом, как будто боясь, что кто-то сумеет подслушать и предупредить. Предупредить? Кого? Как? Слишком поздно.
  На время операции на Лакримосе местных медиков переподчинили Космофлоту, и майор всячески старался продемонстрировать начальству полную лояльность. Перед Андреевым Шевцов откровенно лебезил, карантинную бригаду высокопарно именовал группой захвата. Вернее было бы - 'карательный отряд'. -Сейчас буду, - Равнодушно отозвался Андреев. Можно было не спешить. Сережка Черкасов не свернет и не побежит. Он пойдет прямо к Источнику. Антону хотелось встряхнуть головой и проснуться, поверить, что это не он, а кто-то другой, что все еще можно изменить, исправить, но кошмар продолжался наяву. - Как все прошло?
- Идеально! Как будто по нашей наводке шел! Буквально в двухстах метрах! Купол установили сразу же. Карантинная зона обеззаражена. Скафандры подготовлены. Пора!
-Пора, - сон оказался вещим.
  Приснился Сергей. Не тот, окаменевший от горя и отчаяния, каким он его видел совсем недавно, а молодой и веселый. Тогда, лет 20 назад, они, Сережка Черкасов и Антоша Андреев, вечные друзья-соперники, лучшие курсанты капитанского факультета, свято верили, что впереди долгая и счастливая жизнь, где нет места боли и предательству.
  И Анна еще не сделала свой выбор. Ребята влюбились в нее оба, увидев красавицу -студентку на танцах в клубе Звездного городка. Студентка медфака, Анна была одной из немногих чудом выживших жертв второй звездной, беженкой с Пандоры.
  Светловолосая хрупкая девчонка немного растерялась, когда они подошли к ней вдвоем на выпускном, и Сережка в своей обычной наглой и бесцеремонной, по мнению Антона, манере, заявил: -Мы хотим на тебе жениться!
-Что? Оба сразу? - улыбнувшись, переспросила Анна. - Вот здорово! Будет у меня теперь мужской гарем.
- Ага. Размечталась, - ухмыльнулся Черкасов. - Ничего не выйдет - нас распределили в разные стороны. Антоха остается на Земле при штабе, а я - в дальнюю разведку! Придется выбирать!
-Дальняя разведка - это ведь опасно? - тихо спросила Анна, не отводя взгляда от лица Сергея.
-Да нет, нормально. А врачи и там нужны.
- Меня выбери, меня, - Антон почувствовал, что пора вмешаться. - Ты знаешь, я парень надежный. - Андрееву никогда не изменяли честность и рассудительность.
-Останемся друзьями. - Сказала Анна. Он долго не мог простить. Может быть, поэтому сейчас так легко сдался? Оправдание! Как хотелось найти простые ответы. Но нет, он давно простил и забыл. Почти.
- И я надежный, только рисковый, но поверь, Аннушка, никому никогда не позволю тебя обидеть. - Сережка, полная его противоположность, отчаянный и безрассудный, всегда был романтиком. Анна выбрала Черкасова. Полюбила? Поверила?
  И он не обманул. Черкасов не умел лгать.
  Как отчаянному пилоту удалось вывезти жену с обреченной Альгамбры? Как выкрал сыворотку, которая ничего не изменила бы в судьбе сотен тысяч жертв, но смогла на несколько дней продлить жизнь любимой женщины? Зачем, в поисках какого невероятного спасения, две недели метался по обитаемому космосу на крохотном разведчике, преследуемый всеми свободными силами космофлота и карантинных служб? Полковник Андреев не знал. Об этом они поговорить не успели.
  И в сегодняшнем кошмаре не было ответов. Во сне Сергей, легкий и улыбающийся, шел к Источнику Боли, оставляя на рыхлой земле странно глубокие вмятины следов. Ничего удивительного: на неестественно вытянутых вперед руках он нес ангела с белокурыми волосами. Тяжелые крылья драгоценной ноши, изломанные и вывернутые, волочились по красной траве, лицо скрывали светлые пряди волос. Но Антону не нужно было видеть, он знал: у ангела лицо Анны. И крылья мраморные. Мраморная болезнь. 500 тысяч смертников Альгамбры. -'Небо плачет, ангелы летают', - Вспомнилась отцовская присказка. Как часто в хмурые дождливые дни, услышав эти слова под грохот взлетающих звездолетов, мама печально кивала: 'Летают. И крылья у них железные'.
  Но сейчас Андреев понял: крылья железными не были. Ни крылья звездолетов - какие там крылья! Ни крылья ангелов. Крылья ангелов были мраморными.
  Натянув скафандр высшей защиты, полковник неторопливо вышел в лиловую ночь Лакримосы.
  Лакримоса, дождливая родина. Зачем он вернулся сюда через пятнадцать лет? На одном из древних земных языков, Антон так и не удосужился выяснить, на каком именно, название планеты означало 'Слезливая', 'Плачущая'. Пригодные для обитания области планеты представляли собой зону бесконечных дождей. Плачущая - подходящее имя. Подходящее место для того, что им предстояло сделать сегодня.
  Небо ненадолго прекратило лить бесконечные слезы. Короткая передышка. Природа ли специально подгадала или метеослужбы постарались - очень уж своевременно. Появилась надежда на уменьшение зоны инфицирования.
  Бойцы спецотряда уже ждали. 'Загонщики' в таких же, как у него, скафандрах высшей защиты- после акции все равно придется уничтожить - с нелепыми сейчас, бесполезными бластерами. Они пригодятся потом, когда все закончится. Так или иначе.
-Стреляем на поражение? - Шевцов не удержался от идиотского вопроса.
- Никто ни в кого не стреляет, - раздраженно ответил Антон. И повторил чуть громче, включив кнопку внутренней связи. - Никто ни в кого не стреляет. Проводится важный эксперимент. Отряд на безопасном расстоянии окружает карантинную зону с центром в Источнике, вокруг которой установлен силовой купол, и по дальновидению наблюдает за поведением объекта:. - он помолчал и поправился - Обоих объектов.
  Анна, скорее всего, уже мертва. Но оговорка сейчас меньше всего волновала. Источник, в сущности, тоже объект. Полковник продолжал:
- Итак, если ситуация разворачивается штатно, отслеживаем и фиксируем воздействие Источника, после завершения воздействия выжигаем и дезинфицируем зону заражения, принимаем все возможные меры собственной безопасности и переходим в режим карантина на необходимый срок.
  Скорее всего, карантин затянется не на один и не на два месяца, но это, в сущности, не имеет значения. Они сделают все возможное, чтобы уничтожить угрозу. Чтобы выжить.
- А если нештатно? - это уже не Шевцов, кто-то из молодых бойцов, тощий парень с бледным хмурым лицом. Кажется, новичок из полицейских. Что ж, ты этого сам хотел, отвечу.
- А если нештатно, мы просто откачиваем из-под купола воздух. И сжигаем трупы. - спокойно ответил Андреев, глядя в упор на еще больше побледневшего парня. И холодно добавил:
-Как на Альгамбре. Только там их было пятьсот тысяч. Здесь всего двое.
  Полицейский прикусил губу. Так. Всего двое. Сережка и Анна, которая, может быть, уже мертва.
  Черкасов, в сегодняшнем ожившем кошмаре, прилетел с ней на Лакримосу к Источнику в безумной немыслимой надежде. На что? На спасение? На чистую смерть? Прилетел потому, что он, Антон, старый верный друг рассказал ему наспех подправленную службой галактической безопасности легенду об Источнике Боли, в котором можно обрести спасение.
-Ты знаешь, что такое мраморная болезнь? - спросил тогда Вервицкий. К начальнику галактической безопасности Антона вызвали неделю спустя после отчаянного рейда Черкасова на Альгамбру, оторвав от спокойной службы на околоземном стратегическом объекте. Если б он только мог заподозрить, о чем пойдет речь! Но нет, все равно бы не отказался - Антон всегда считал себя человеком долга.
-Разумеется, знаю. Но это ведь, кажется, уже в прошлом? - Андреев припомнил старый учебный фильм.
  - Мраморная болезнь - биологическое оружие, наследие второй звездной войны. - равнодушно объяснял диктор, - всепроникающая быстро распространяющаяся инфекция, вызывающая медленную болезненную смерть. Большие участки тела и внутренние органы больного известкуются и каменеют, разрывая ткани. Лекарств пока не найдено. Имеющаяся на сегодняшний день сыворотка может лишь продлить страдания, отсрочить гибель на несколько дней, делая ее еще более мучительной.

На экране было хорошо видно, как тела зараженных солдат разрушаются под собственным непомерным весом, рассыпаясь мелкой мраморной крошкой.
  Диктор убедительно излагал инструкции: в случае обнаружения возможного источника заражения или больного человека, на планете, над зоной поражения с диаметром 50 километров, устанавливается силовой купол, из-под которого выкачивается воздух. Вакуум уничтожает заразу, но, тем не менее, инфицированная зона выжигается, а население в радиусе 100 километров подвергается принудительному карантину сроком до года.
  Антона всегда интересовал вопрос о тех, кто оказывается на самой границе зоны. Какие тайные причуды судьбы обрекают на жизнь и смерть десятки и сотни людей, находящихся в полуметре друг от друга и внезапно оказавшихся разделенными несколькими сантиметрами непреодолимого силового поля? Кто, каким роковым карандашиком, определяет, где именно, по какой тонкой линии пройдет барьер?
  Хорошо, что ему не приходилось принимать подобные решения. До сих пор. И вот этот странный вызов главы безопасников.
Неожиданный вопрос о, казалось бы, навсегда исчезнувшем оружии войны.
- На прошлой неделе мраморная болезнь внезапно появилась на Альгамбре. - объяснил Вервицкий. - Кто завез, откуда, неизвестно. Пол-миллиона человек, ни в чем не повинных, может быть даже еще не больных, убито, уничтожено нашими собственными руками: - Вервицкий всегда отличался излишней прямотой. - Остальным грозит долгосрочный карантин, а в случае появления новых заболевших, такая же страшная участь, - шеф службы безопасности выдержал долгую паузу.
  Антон пожал плечами, не понимая, причем здесь, собственно, он. Вервицкий ожег его быстрым взглядом и спросил:
- Вы по всей вероятности знаете, что одному человеку все-таки удалось бежать?
  Бежать. От службы безопасности? Невероятно. Полковник отрицательно затряс головой.
- Причем, не просто бежать. Выкрав запас сыворотки в штабе санитарной службы, преступник успел посадить корабль в зараженной зоне до установления купола и вывез больного! Больную! Свою жену. И вы можете предположить, кто этот преступник?
  Среди его знакомых на это был способен только один такой человек.
-Сергей?!
-Вот именно. Черкасов, - подтвердил Вервицкий. - Корабль представляет собой смертельную угрозу для любой планеты, на которую пилот вздумает приземлиться. Впрочем, пока он беспорядочно мечется по космосу, не делая таких попыток. Но кто знает, что взбредет в эту голову дальше? Разумеется, служба безопасности немедленно начала преследование. Идеальным решением было бы уничтожить корабль в космическом вакууме. Но вы же знаете: Черкасов - великолепный пилот, один из лучших разведчиков, герой третьей звездной войны:
-Действительно, это было бы неудобно: - растерянно отозвался полковник.
- Неудобно? Еще как! - Антон мог поклясться, что в голосе Вервицкого прозвучало невольное уважение. - Мы потеряли несколько кораблей и массу вооружения.
- Вы хотите сказать, что их хладнокровно расстреляли? - недоверчиво спросил Андреев. Это мало было похоже на Сергея. Но люди меняются.
- Расстреляли? Зачем же? Он сделал их без единого выстрела. Три корабля погибли, уничтожив друг друга при попытке взять разведчика в кольцо. Еще двое не вышли из прыжка, попытавшись повторить маневр преследуемого. Я больше не могу рисковать ценными кадрами. На наши вызовы корабль не отвечает. - Вервицкий помолчал, затем, не дождавшись вопросов, жестко добавил. - Однако у него есть друг. Вы!
  Антон содрогнулся: - Друг? Я? Что я могу сделать?
  Действительно, что в такой ситуации может сделать друг? Убить? Предать?
-Вы можете с ним поговорить! Сразу после рейда, при первой попытке контакта, Черкасов сказал, что будет говорить только с одним человеком - своим другом полковником Андреевым. Сначала мы не приняли этого во внимание, предполагая применить другие методы. Вы знаете, что у Черкасовых есть дети? Однако теперь:
- Другие методы? Дети? - Антона поразила внезапно пришедшая в голову догадка. Оба сына Черкасовых учились в Звездном. - Что с ними?
  Вервицкий понимающе ухмыльнулся. Улыбка показалась волчьим оскалом:
-Напрасно беспокоитесь. Мальчишки здоровы. Им ничего еще не известно. Пока. Но Звездный есть Звездный. Там ничего не скроешь. Черкасов - известный человек, герой. Используя для шантажа курсантов, мы рискуем потерять целое поколение космонавтов. Однако, если вы отказываетесь:
  Полковник вытер со лба холодный пот. - Я готов сотрудничать. Что от меня требуется?
  Тон собеседника смягчился: - Не думайте, я же не зверь какой- нибудь. Но речь идет о смертельной угрозе. Угрозе галактической безопасности, тысячам и миллионам людей. Ну, вы понимаете:
  Антон понимал. Почему он согласился так легко? Может быть, из-за детей. Своих у него не было, семьи так и не получилось. Мысленно Андреев поклялся себе сделать для мальчишек все, что в его силах. Потом. Во искупление. Если, конечно, они захотят принять его помощь.
-Отлично. Мы дадим вам отличную легенду. Что вы слышали об Источнике боли на Лакримосе? Источнике Предтеч?
  Сказка об источнике Исцеления действительно существовала. Антон знал ее с детства. Значит, Предтечи. Излучение, врачующее любые болезни и, одновременно, Врата, уводящие исцеленных в другие, неизвестные миры.
-А что в самом деле происходит с вошедшими в Источник?
-Не знаю. На людях не проверяли. Объекты и животные, попавшие в зону излучения, исчезают бесследно. На безопасном для исследователей расстоянии не удалось обнаружить даже молекул. Для наших целей достаточно. Прошу, - Вервицкий кивнул на систему связи. - Приступайте.
  На личный код Антона Черкасов отозвался почти мгновенно. На предисловия Андреев не отвлекался. Как будто они обо всем договорились заранее.
-Что ты слышал об Источнике боли на Лакримосе? - Спросил Антон, глядя с экрана в глаза лучшему другу. Сергей не снимал скафандра высшей защиты. В руке он держал использованный инъектор. Судя по быстроте реакции, ему каким-то чудом пока удавалось не заразиться. Анна лежала на невысокой кушетке, прикрытая тонким одеялом. Лица не было видно, руки покрыты мелкими белыми пятнами.
-Источник боли? Артефакт пришельцев? - Переспросил Сергей.
- Да. Неизвестное излучение. Говорят, излечивает любые болезни и обеспечивает перенос. В неизвестное. Нужно только выдержать боль. Вервицкий обещал не мешать. Я буду там через два дня. Только, пожалуйста, при посадке будь точнее! Ты знаешь, какую территорию придется выжечь?
-Знаю. - Сергей отвечал спокойно, без пафоса и без волнения, не отрывая взгляда от тела жены.
-Ты не боишься? Ты мне веришь? - Антону хотелось крикнуть 'Не верь!', но он знал, что был бы не прав.
- Это неважно. Боль я выдержу. - Равнодушно ответил Черкасов. - У меня нет другой надежды. Прощай. Спасибо. - И отключился.
  Спасибо? За что он благодарил? Что хотел сказать?
  Обреченный корабль опустился на Лакримосу виртуозно точно. Шевцов был прав - не дальше, чем в двухстах метрах от источника.
-Скажи ему спасибо, дурак, скажи ему спасибо! - мысленно твердил Андреев, стараясь ни о чем больше не думать. Приборы дальновидения показали, как из люка разведчика выбрался высокий человек в скафандре и осторожно вытащил из корабля носилки. Оставив их на холодной мокрой земле, мужчина поднял на руки неподвижное тело и медленно, склоняясь под тяжестью груза, пошел к освещавшему дождливую ночь белому пламени Источника.
  Черкасов не обращал внимания ни на купол силового поля, ни на кружившие высоко в ночном небе флайеры - перехватчики: не желая рисковать после почти двухнедельной погони, Вервицкий предпочел перестраховаться.
  Бойцы группы захвата, затаив дыхание, смотрели, как обреченный космонавт упрямо бредет к цели и застывает, выпрямившись, на самой границе излучения. Неужели струсил? Но нет.
  Наблюдатели увидели, как осторожно, стараясь не повредить драгоценной ноши, человек у Источника поднимает руку, отстегивает шлем скафандра и отбрасывает его в сторону. Потом, склонившись к больной женщине, нежно целует мраморные губы и делает последний шаг. В белое пламя.
  Черкасов решительно шагнул вперед. Источник лениво полыхнул синеватым протуберанцем, и застывшая в конусе фигура усталого, но не сломленного, не сдавшегося человека с белым ангелом на руках исчезла в яркой вспышке.
-Даже молекул не осталось, - тихо пробормотал кто-то. Забыл выключить коммуникатор.
-Ничего не осталось, - резко отозвался Антон. - Приступаем к обеззараживанию карантинной зоны. Быстрее. Начинается дождь.
  Все произошло слишком быстро. Он не успел почувствовать ни торжества, ни горя, ни надежды, что придуманная сказка случайно окажется правдой. Только бесконечную пустоту. Дождь усиливался. Лиловое небо Лакримосы оплакивало ушедших.
  Оставшимся предстояли долгие месяцы карантина. Флайеры дезинфекторов с шумом взмывали в воздух и кружили над зоной оцепления, выжигая уже несуществующую заразу, и поэтому, наверное, Андрееву казалось, что где-то высоко, над дождевыми тучами, с гулким металлическим грохотом пролетают разгневанные ангелы, тяжело взмахивая железными крыльями...

3. #1 Рыжий (13). Крылья ангелов

Марина стояла перед витриной. Стекло отражало ее несуразную фигуру. Марина постаралась отвлечься от грустных мыслей и принялась рассматривать затейливые коробочки с духами. В этот магазин Марина попала совсем случайно. На улице разразилась внезапная летняя гроза и Марина тут же сообразила, что надетое по случаю жаркого дня легкое кисейное платье мгновенно облепит ее тело, подчеркивая все его недостатки. А недостатков было много. Широкие покатые плечи, сутулая спина, плоская грудь, оплывшая талия, узкие бедра. Марина никогда и никому не нравилась. Нет, не то, что предложений от мужчин не поступало вовсе, иногда к ней склонялись шустрые старички, нашептывающие скабрезные предложения. Они были настолько уверены в уродстве Марины, что даже не трудились придумать несколько обольстительных фраз, в которые так хочется верить. Особенно когда тебе под тридцать и в твоей жизни не было ни одного поцелуя. Поцелуи родственников совсем другого рода, Марина, как она грустно шутила про себя, в этих случаях просто выполняла рукопожатие губами. Марина отшивала старичков, также она брезговала пьяными мужчинами, которые не знали чем себя занять и увивались за каждой юбкой. Ее подруга Ольга, такая же некрасивая и одинокая, приводила таких мужчин к себе домой и терпеливо ждала наступления утра, пока гость протрезвеет. При этом, Ольга всегда запасались четвертинкой водки, чтобы наутро предложить похмельному гостю одновременно с собой полный стакан водки. Иногда Марина завидовала Ольге, все-таки как бы там ни было, но ее любили. Пусть недолго, пусть под водку, но ведь если закрыть глаза, то можно вообразить, что ты лежишь в постели совсем с другим человеком. При этом ты ощущаешь его горячие губы, слышишь бессвязное бормотание, возбуждаешься от прикосновений мужского тела. Марина вздохнула и перевела взгляд от шеренги духов к коробочкам с туалетной водой. Ужасно дорого. Вообще, если бы не гроза, Марина никогда бы не осмелилась открыть дверь парфюмерного бутика, но теперь, прислушиваясь к раскатам грома, она старалась не встречаться взглядом со скучающими продавщицами, упорно рассматривая ближайшую к входу витрину. Здесь находилась не самая дорогая парфюмерия, но даже она была недоступна ни Марине, ни Ольге. Марина давно взяла за правило ни обращать внимание на парфюмерию, противопоставив ей запах чистого тела. Несколько раз в день она с наслаждением терла себя жесткой мочалкой и, запрокинув голову, подолгу стояла под струей горячей воды. Ее вещи были безукоризненно выстираны и выглажены, пуговицы до единой на своих местах, обувь вычищена до глянцевого блеска. И все-таки, как привлекательны эти коробочки, даже лак для ногтей ласкал взгляд своим цветом и продуманностью формы. Марина посмотрела на ценник. Нет, дорого. Интересно это наш или импортный. Марина вгляделась в название - 'Крылья ангелов' Шестьдесят рублей. Рядом крупно - 'скидка 30 процентов'. Марина задумалась. В кошельке лежало пятьдесят рублей. Отложила на покупку книги. Если бы не гроза, она бы уже шла домой с этой книгой и предвкушала пар ванной комнаты, крахмал банного полотенца, гребень для волос и приятную усталость достигнутой цели. Вот она помылась, села в кресло, придвинула стакан с чаем и открыла первую страницу книги. Марина посмотрела на ногти. Они были короткие, аккуратно подстриженные, здорового розового цвета. Интересно, а какого цвета этот лак? Такой же, как стекло бутылочки или совсем другой. Марина посмотрела на широко зевнувшую продавщицу и передумала задавать свой вопрос. Стыдно не знать таких простых вещей. Какого цвета лак в бутылочке? Марина покраснела. Но если она не узнает ответ, то никогда больше не сможет приблизиться к этому вопросу так близко, как она уже приблизилась сегодня, благодаря бушевавшей грозе. Марина открыла сумочку, чем тут же привлекла внимание сонной продавщицы.
- Что-нибудь выбрали?
- Да, - Марина ужаснулась собственной смелости, - вот этот лак для ногтей.
- Крылья ангелов? - равнодушно уточнила продавщица. - Шестьдесят рублей.
- Но тут написано про скидку, - Марина чувствовала себя совершенно чужой, словно во сне, когда видишь себя со стороны. Любопытно и страшно одновременно.
- Уценили крылья-то, - протянула продавщица, вглядевшись в ценник, - бывает. Идите в кассу.
Марина достала пятьдесят рублей, получила чек, протянула его через прилавок. Рука дрожала.
Пузырек был теплым. И очень гладким. Марина положила его в сумочку.
- Кажется, стихло, - продавщица опять зевнула. - Не могу, зеваю на грозу безбожно. Нервы, наверное.
- Да, - Марина кивнула, то ли согласившись со словами продавщицы, то ли прощаясь с ней.
На улице было свежо. Ветер норовил приподнять край легкого платья, и Марина придерживала подол руками.
Придя домой, она тщательно вымыла руки и лицо. Села к письменному столу, включила настольную лампу и достала из сумки пузырек.
- Крылья ангелов, - прошептали губы Марины. Она закрыла глаза. Пусть она никогда не станет другой, но кончики ее пальцев прикоснуться своими накрашенными ногтями к миру, в котором она никогда не была. Просто прикоснуться. Марина улыбнулась и открыла глаза. Конечно, утром она все смоет ацетоном, чтобы никто не подумал о ней дурного. Но вечером, вновь покроет лаком свои ногти и вновь почувствует странные ощущения, не предназначенные ей от природы, но ведь ничего предосудительного в этом нет? Ты просто касаешься, вовсе не помышляя о том, что бы превратить то, чего ты коснулся, в свою собственность? А если тебе захочется большего, и ты начнешь страдать от того, что твои прикосновения будут сочтены неприятными? Ну и что? Достаточно ватки с ацетоном, чтобы прекратить переживания, которых может и не быть вовсе?
Марина осторожно открыла пузырек и тонкой кисточкой осторожно нанесла лак на ногти. Красивый цвет. Так