Конкурс рассказов "ЛаВрушка-23"

1. #8: Юми Фаэм (88). НЕ СМОТРЕТЬ ВНИЗ

I

Сегодня пасмурно. Небо целиком скрыли серые тучи, но дождя не будет. Пока не будет. Может, завтра и грянет. Ветер с глухим посвистом причёсывает не успевшие облететь деревья - шевелюру Земли. В такие дни мне не работается. Хочется подойти к окну офиса и стоять, долго- долго вглядываясь в серое небо, деревья, их клонящиеся под ветром верхушки, растворяться там, в далёкой выси... Такое небо и ветер напоминают мне о прошлом. Коллега, солидная матрона 50 лет, жалуется, что на неё шум ветра действует угнетающе, нагоняет тоску и ей, мол, хочется спрятаться. Ну что с неё взять - человек.
Недавно из нашей фирмы уволился сотрудник. Хороший мужик и руки золотые, но периодически бывал в запоях, и начальству это надоело. Мы с ним приятельствовали, и, уходя, он спросил меня, не надоела ли мне эта фирма, где начальство такое-растакое, где ведётся политика выдавливания неугодных дирекции, где... Работа как работа, не плохая и не хорошая, и я пока не ищу другую. Я ответила ему что-то уклончивое. Я стараюсь по возможности не ссориться с людьми. Сейчас они здесь, на Земле, хозяева. Они и их Создатель. Но не хочу ссориться не по этой причине. Если я невольно разозлюсь на кого-то, по-настоящему разозлюсь, то, как бы я ни сдерживалась, жить ему останется максимум полгода. При том, что активных действий я не предприму. Вступят в дело незримые энергетические механизмы... А я этого не хочу. Нам, таким как я, лучше не бросаться в глаза, не "светиться" здесь. Тем более - силой своей энергетики. Я выгляжу как человек - ну естественно, наши души так же перевоплощаются в земные тела, как и человеческие, по принципу реинкарнационной "школы" местного Создателя; Он же нас, тех, кто остался в живых, усыновил после Великой Битвы Богов, когда нас бросили наши Родители - Иные Боги, спасшиеся за Грань... Но, хоть я и выгляжу как человек, мне нельзя показывать свою силу. Точнее, свои способности. Сила-то у меня, земной, такая же, как и у любой женщины. Но это что касается силы физической. Пару раз я задумывалась: а почему мне нежелательно проявлять здесь свою силу? Ответ нашёлся сам: потому что последствия непредсказуемы. Информационное поле - везде, оно пронизывает всё; дёрнешь за ниточку здесь - аукнется через пару месяцев где-нибудь в Караганде вторым Потопом, и, что гораздо хуже, может задеть кого-то, кто дорог... А у меня родственники. Из местных.
Так случилось с Танькой. Она единственная, кого я в этом воплощении близко знала из Наших. Из Пасынков, усыновлённых Создателем людей и других местных народов. Нас осталось мало. В Битве Богов трудно было уцелеть даже Богам; люди тогда едва были созданы...
С Танькой мы общались; она, как и я, обладала Памятью от рождения. Это не значит, что мы помним всё, все воплощения и то, что было до, но мы можем вспомнить, когда захотим. И она как-то высказала мысль, что непроявление силы здесь - признак страха, это такой же наш мир, как и людей, детей Его... Моя интуиция говорила обратное, но я не стала спорить. Моё дело - сторона, каждый решает за себя. В итоге она вначале обрушила на какого-то придурка, заоравшего ей вслед скабрезность, козырёк подъезда. И, видно, вошла во вкус... Такие дела решать радикальными средствами в нашем положении вечных гостей - не слишком разумно... А месяцев через пять самолёт, в котором возвращались от бабушки её муж и дочка, потерял управление и упал. И Танька, почувствовав происходящее, взяла на себя смерть обоих. В момент, когда самолёт обрушился на скалы, её сердце остановилось. Могла ли я чем-нибудь помочь? Нет. Если бы я вовремя узнала и вмешалась, может быть, могла бы спасти Таньку. И тогда рухнули бы ещё пятьдесят самолётов... Из всех пассажиров тогда остались в живых двое: её муж и дочка. Генка, муж Тани, - человек, а вот дочка... Смотрела я её: незримые крылья есть... а дальше уж и смотреть не стала. Трудно будет девочке, когда вырастет. Я-то помогу, если жива буду. Да буду, куда денусь. С другой стороны... как и чем тут помочь? Информацию она и без меня получит. Поддержать разве что, если понадобится.
Люди, за редким исключением, способностей, подобных нашим, не имеют. Но и те, кто кое-что может... люди, одним словом. Нет, они не плохие, даже славные в чём-то, но... Я прекрасно понимаю местного Создателя - посмотрев на то, что мы, Дети Иных Богов, вытворили до начала времён и к чему это привело, Он решил не рисковать и заблокировал память об инкарнациях и Знания Своим детям - людям. Пусть, мол, сначала пройдут реинкарнационную "школу", это миллионы лет, а уж потом... Нам Он тоже попытался заблокировать, но с нами не совсем получилось. Создавал-то нас не Он...
Правда, среди людей тоже бывают всякие. Видящие и отчасти видящие бывают. Из-за четвёрки таких "отчасти" я три года назад нарушила своё правило Невмешательства. Начитались мужики каких-то магических книг и "выяснили", что я якобы - сильный дух, который может поспособствовать в их целях. Каких целях? Ну если кратко и по сути - власть, бабло, тёлки. Их терминология. Какие ещё цели у людей бывают?.. Впрочем, что там люди. Кое-кто из Наших был не лучше. Обратили взоры вниз, на людей, дабы власть над ними иметь. Власть над людьми! Да господи... Однако я отвлеклась. Так вот, вычитали эти четверо в каком-то "чёрном" трактате одно из моих Имён - в прошлом Пасынки изрядно в этом мире наследили, и я была не из последних, что и нашло искажённое отражение в манускриптах, - и стали выяснять моё Истинное Имя. Глупцы. Даже если бы узнали - это не дало бы им ничего, кроме скорой гибели. Я же не дух или демон этого мира, которых люди в массе своей боятся, а местные чернокнижники жаждут подчинить. Узнав Имя демона или духа, действительно возможно подчинить его и пользоваться его силой, поскольку он не властен над своим Именем. Я же, как и все Наши, не только властна над любым из моих Имён, но и приобретаю некоторую власть над тем, кто это Имя узнал, если узнано оно было с недобрыми намерениями. Правда, я могу и сообщать моё Имя тому, кто вызовет у меня доверие, чтобы он мог позвать меня при необходимости, и я услышу и помогу, где бы он ни находился. Но это - исчезающе малая доля вероятности: во мне неимоверно трудно кому бы то ни было вызвать доверие. Так я думала раньше... Впрочем, в нашем положении лучше не афишировать не только Имена - тем более Имена! - но и, как я уже говорила, всё, что мы можем. Однако той великолепной четвёрке как-то удалось узнать - сей факт меня не особенно удивляет: пространство земное пропитано информацией, - в кого и где воплощена Сущность под моим Именем. Я сочла, что это слишком. Пришлось принять меры... Доблестную четвёрку упекли в "жёлтый дом". Потом я долго заметала следы - на астральном, энергетическом уровне, разумеется. Дай-то бог сойдёт с рук без последствий.
Вообще-то, говоря откровенно, наше положение не так уж плохо. Вот разве что всё время скрывать свои способности... Мы с детства учимся не отличаться от людей. Крылья скрыть крайне просто - мало кто из людей обладает астральным зрением. И... не знаю, как для Таньки было, а для меня самое сложное - скрыть способность летать. В прошлых воплощениях было легче, а в этом... Особенно когда ветер шумит и небо пасмурно. Так бы из окна и... ввысь, ввысь, купаться в потоках ветра, воздуха, который держит, и любоваться бескрайним грустно-тревожным небом, погружаться в него, становиться им...
- Что это за ореол вокруг тебя, Аррани? Ореол света. Солнца вроде нет, откуда этот свет? И преломился так, словно нимб. Аура!
Это коллега. Вместо того чтобы работать, в изумлении на меня смотрит. Что с неё взять - человек. Обернусь и пожму плечами. И безмолвно прикажу крылышкам, раскрывшимся и трепещущим в ожидании полёта, вернуться в спокойное состояние. Отойду вглубь комнаты, бросив прощальный взгляд в окно, на небо. И небо тянется за мной, проникая в окно офиса на 3-м этаже. Это небо тоже помнит меня, наши полёты.

II

"Не смотри вниз!" Это неписаное правило незыблемо соблюдалось в нашей Семье до начала времён. Дети Иных Богов пришли в этот мир с нашими Родителями, и обращать внимание на местных и водить с ними дела было если не моветоном, то признаком отсутствия самоуважения. Мы царили в небе, они... они нигде не царили. Они прозябали на Земле, хотя кое-какие местные народы - лаланы, к примеру, почти исчезнувший народ, который люди ныне называют эльфами, - имели письменность и владели силой на примитивном уровне; тогда, как и сейчас, это называлось магией. Местный Бог не мешал нам.
Но потом некоторые из Наших пленились мыслью обосноваться на Земле и потеснить местных жителей. Это было несложно. Правда, методы, которые при этом применялись, были весьма неприглядными - люди с трудом воспринимались переселенцами как разумные существа, интересы которых надо блюсти. Впрочем, мы не вмешивались, хотя нам и претило происходящее. Вниз мы не смотрели.
А затем... Прошли миллиарды вёсен, но вспоминать тот хаос огня и смерти и сейчас тяжело. Те из Наших, кто обосновался на Земле, покорив людей, подняли жаждущий взор на наших Создателей. Мы были по могуществу почти равны Богам, но всё же были Дети Богов. А им, покорителям, нужно было больше. Они задумали уничтожить Создателей. Это я узнала позже, когда всё свершилось... Когда было поздно. А тогда они подослали ко мне ту, с кем я приятельствовала. Она пригласила меня на праздник, а там - поучаствовать в Игре, весёлой Игре: необходимо было соединить лучи двенадцати чёрных мечей и одного голубого, ледяного. Голубой меч был моим...
Никогда и ни во что не вмешиваться. По возможности держаться стороны. Вот самая верная линия поведения. Не заводить отношений. И уж конечно - ни в кого не влюбляться. Танька, по большому счёту погибла - хотя что там "погибла", душа бессмертна, обретёт новое воплощение, - в немалой степени из-за того, что решилась ассимилироваться с земными, причём на уровне самых тонких чувств... чувства Любви! Она решилась полюбить земного мужчину, да ещё и родить от него ребёнка! Известно, что даже между земными любовь обычно оканчивается скверно... Однако, останься Танька жива, не знаю, как бы окончилось у неё, возможно, что и - "...жили они долго и счастливо и умерли в один день". Хорошо бы. Дай ей местный Бог вот такого, счастливого следующего воплощения!
Я, в отличие от неё, никогда не ощущала потребности в собственной семье. Жить с земным мужчиной - пфф!.. готовить обед - я и готовить- то не умею... Да ещё и детей рожать. Каких детей? Что это будут за дети? О чём Танька думала, когда завела дочурку? Думала ли о том, каково ей, подросшей, будет скрывать ото всех желание - и умение! - летать? А если внезапно придёт срок всем нам возвращаться за Грань? Что будет с её малышкой? Метиской земного человека, сына местного Бога, и дочери Иных Богов? Да, на Земле атрофируется чувство ответственности. Даже у нас.
Хотя что это я так о чужом ребёнке беспокоюсь? Мне-то всё равно. Чувство ответственности... В прошлом году в День независимости России - это ж надо, "независимость" куска Земли от другого куска! ещё одно свидетельство недалёкости местных, - патриотически настроенное начальство отпустило всех отдыхать на три дня, а само укатило на неделю на Канары. И живущего в нашем кабинете волнистого попугая я на эти дни забрала домой - ведь никого в офисе не будет, а воду пернатой зверюге надо менять ежедневно. Когда я вернула клетку с птицей обратно, коллега спросила, не привязалась ли я к нему за это время. Это за три дня-то! Смешно. Да и вообще, позволять себе привязанности нелепо - они могут спровоцировать на нелогичное поведение и излишне привязывают к Земле...
Эх, Танька... Эльтааннар. Я знаю твоё Имя, и я буду помнить его. Может, когда и встретимся. На всё воля местного Бога. Пока это так. А помнишь, как ты однажды, придя ко мне поздравить с Днём рождения, назвала меня одним из моих Имён? Арруутаннаами. Значит, ты будешь помнить моё Имя. Только не забудь его. Знаю, что не забудешь... А впрочем, забудь, если хочешь. Я не собираюсь хранить эмоциональные привязанности, даже и с Нашими... М-да, внутренние монологи - первый признак сумасшествия, говорят. Смешно.
Кого я хочу обмануть? Танька хотела любить - и позволила себе эту роскошь. Хоть и с земным. И не думала о последствиях. Она сделала то, что захотела. А я?..
А может, она вовсе и не любила, а просто боялась одиночества? Удивительно. Не представляю, как можно бояться одиночества. Тем более нам, Пасынкам. Мы же не люди, мы самодостаточны. Должны быть. Разные мы с Танькой... Ко всем, кто имел и имеет неосторожность в меня влюбляться, я отношусь в лучшем случае с холодным сочувствием. А пару лет назад, помню, один неудачливый поклонник, набитый фобиями, как голубец фаршем, да к тому же страдающий чувством собственной неполноценности, вздумал мне "отомстить" и сделал мне заговор на смерть, прислав на мой электронный адрес... Впрочем, неважно, что. Мир праху его...
Несмотря на всё это, во мне с детства живёт тяга к дружбе. Настоящей Дружбе. В одном из воплощений у меня был побратим. Он погиб в бою, защищая мне спину. Мы были с ним как братья, хотя знакомство наше началось с драки. Бывает у мужиков. Да, я в том воплощении была мужчиной; да и во многих других... Отмутузив друг друга изрядно и взаимно оценив бойцовские качества, мы пошли с ним в ближайшую харчевню выпить бражки. Это было давно. По земным меркам. Веке эдак в 17-м. И неполных четыре столетия во мне живёт непотухший костёр - желание встретить Друга. С которым - а вдруг... - можно было бы побрататься. Да хоть и с земным, лишь бы достойный. Только не светит мне нонеча, потому как воплотилась я на этот раз - в бабу. Эх... Впрочем, чего прибедняться. Есть у меня друг, которого я мысленно иногда зову побратимом. Серж, актёр. Он и правда мне как брат. А я ему - как сестра. Точнее, друг. Он как-то проговорился: чем советоваться в сложных ситуациях с приятелями-мужчинами, он лучше спросит моего совета. Я же, в случае необходимости мужской работы в доме, к нему обращаюсь: всё умеет и подскажет, если надо.
Познакомилась я с ним полжизни назад, да так с тех пор и дружим. Он красив: брюнет с правильными чертами лица и огненно-ироничным взглядом. Мне нравится видеть, как девчонки перед ним тают. Он тоже метис, почти как Танина дочка, - в его роду был Пасынок, его родной дед. Крылья у Сержа есть, но летает он только во сне, на театральной сцене и когда выступает со своей рок-группой. А по-настоящему подняться в полёт ему, насколько знаю, ещё не доводилось. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь. Я-то не распространялась о своих полётах даже ему... Мне нравятся его песни. Некоторые из них мы написали вместе. Я и сама пишу песни, но выступаю с гитарой редко - раз в год и то много. Не люблю толпу и лишнее внимание.

III

А три года назад я впервые побывала в Санкт-Петербурге - направили в командировку по делам фирмы. И там...
Я и прежде знала, что Питер - красивый и величественный город. Вблизи же, точнее изнутри, он волшебен. Хотя - при чём тут Питер? Я не о нём совсем. Впрочем, как не о нём, если в нём живёт Равиль. С Равилем я познакомилась, в общем, случайно. Большинство знакомств, если не все, бывают случайны - якобы случайны, - замечала, Танька? Коллега попросила меня посмотреть ей в Питере книжку-справочник Розенталя новейшей редакции. Я зашла в небольшой книжный магазинчик на окраине города - лестница привела в оборудованный полуподвал, заполненный деревянными полками-стеллажами до потолка. Указателей не было, хотя книги располагались по разделам. Равиля я заметила не сразу... то есть тогда я ещё не знала, что его зовут Равиль. Он сидел у дальнего стеллажа, смуглый, чернобородый, в синей рубашке, и почти сливался с полумраком помещения.
Я оглядывалась кругом, пытаясь сообразить, где находится нужная мне полка - ну не переходить же мне на астральное зрение из-за книги, - когда сгустившаяся тьма справа проговорила мягким и низким мужским голосом: "Чем могу быть Вам полезен?"
Разговорились. Оказалось, Равиль держит этот магазин со своим другом- сослуживцем, а как раз в тот день заболела продавщица, и Равиль пришёл вместо неё. Я по характеру необщительна, но Равиль, кажется, мог бы разговорить и камень, при том что сам говорит исключительно к месту и в точку и лишнего слова не вставит. Он извинился за полутьму - "полетела" проводка за 20 минут до моего прихода, чинить будет он сам, - и достал откуда-то мощный шахтёрский фонарь: можно с его помощью осмотреть книги. Что меня интересует? А, это здесь. "А фантастика где?" - это я уже для себя спросила. Он оживился и повёл к ближним полкам. Вот...
Пока я рассматривала книги под его тёплые и дружелюбные комментарии, на улице заморосил дождь, потянуло прохладой. Тут у него и чайник есть, не хочу ли чаю? Хм... можно, пожалуй. А заваривает он чай по- особому: при этом желает добра тому, кого угощает, а у воды такая структура на "тонком" уровне, что способна впитывать и передавать благие чувства, и чай становится - как я его поняла - чуть ли не аналогом святой воде. Я улыбнулась, хоть к церквям и всему, что с ними связано, отношусь скептически: ни одна конфессия ещё не отразила истину неискажённой.
Я провела в магазине шесть часов. Мы сидели пили чай и разговаривали. Обо всём. И чувствуя, как уходят, коркой нехотя опадают с души чешуи извечного настороженного недоверия, я не могла отделаться от некого зачарованного удивления. Я словно встретила давно, тысячелетия назад потерянного брата. И ещё...
Выражение "растворяться в глазах" я прежде воспринимала исключительно как лирическую метафору. Растворяться я могла только в небе - сером, сыром небе, затянутом тучами. Иногда - в синем... Но там, сидя с чашкой чая в книжном магазинчике на окраине Питера, я смотрела на собеседника - и растворялась в его глазах. И ладно бы серых или голубых, напоминающих небо, - в карих. Карие небеса... Он рассказывал мне, что раньше, в сталинские времена, это полуподвальное помещение было частью казематов НКВД, что очень трудно вывести сырую плесень с высокого потолка - для этого он сам поднимается по стремянке, хотя боится высоты. Боится с юности: самолёт, на котором он летел, начал падать... и хоть Аллах спас - он так и сказал "Аллах спас", - жуткое ощущение падения и леденящий страх при виде приближающейся земли остались на всю жизнь. Он рассказывал... много о чём. Я узнала о девушке по имени Вероника, - просто так зашёл разговор, - которая живёт в Москве и с которой он мечтает создать семью, но проблема в том, что мать Вероники не хочет Равиля в зятья, потому что он не еврей. Негоже, мол, "мешать кровь". "Национальностью не вышел", - засмеялся Равиль невесело. Кто он сам, я не спросила; имя вроде персидское... впрочем, какая разница. Я хотела заметить, что Вероника - не больно-то еврейское имя, но смолчала. Какое мне дело... Зато выразила абстрактное желание взглянуть на неё. Равиль тут же достал из кармана рубахи фото. Симпатичная девочка. Совсем не еврейского типажа. Об этом я тоже не стала распространяться.
На следующий день я пришла снова. И на следующий. Равиль был мне явно рад, хотя я уже ничего не покупала. Вышла на работу продавщица и покупателями было кому заняться, а мы беседовали в сторонке. Редкий день в той командировке я пропускала посещения магазинчика книг. Однажды я застала там и второго хозяина - Николая, человека могучего телосложения, отчего-то в камуфлированной форме. Мне налили чаю, как обычно; я достала принесённые конфеты - я уже знала, какие Равилю по вкусу, сама же я к сладостям, за исключением сахара, равнодушна. Возобновился прерванный моим появлением разговор. Говорили о Боге. Точнее, о Богах. Равиль верил в единого Бога - местного, разумеется, а Николай - во многих, но как будто не по- настоящему, а несколько абстрактно. Словно не верил, а воображал, что верит. На реплику Равиля, что Христос въехал в Иерусалим на осле, Николай ответил, что он предпочитает богов, летающих на орлах и золотых крылатых колесницах. Я сдержала усмешку: Пасынки предпочитали летать над землёй на блестящих колесницах, нацепив на головы венки из золота, - это производило невероятное впечатление на тогдашних людей... да и нынешние, похоже, недалеко ушли от тех. Но вот Равиль... Он не переставал меня удивлять. Он не походил на остальных людей; в то же время я ясно видела, что он не из Пасынков. Тогда кто же?
Я уехала из Питера, но мы с Равилем продолжали общаться посредством мобильника и интернет-адресов. С тех пор я полюбила командировки в Питер, сама добивалась их, в связи с чем бывала в городе на Неве несколько раз в год. Если у Равиля было время, он встречал меня на вокзале. Благодаря ему я увидела Петергоф и другие прекрасные места Питера, познакомилась с интересными, удивительными людьми самых разных профессий. Воистину мир людей много глубже и ярче, чем я думала...

IV

Этим летом случилась очередная командировка. И так вышло, что, увлёкшись беседой в книжном магазине, я не заметила, как наступил поздний вечер. Да к тому же разгулялась непогода, и не на шутку: небо наглухо затянуло брезентовыми тучами, ветер словно с цепи сорвался, и на город обрушился невиданной силы ливень. Выйти наружу было немыслимо даже при всей моей симпатии к дождю. Равиль выглянул в занавешенный водой мир и предложил мне переночевать в магазине - здесь, оказывается, есть маленькое помещение с двумя лежанками и даже уборная. Поколебавшись, я согласилась - что было делать? Не ломиться же в такую темень и непогоду до гостиницы.
В комнатке было небольшое окошко, в котором шумел дождь. Выбранная мной лежанка оказалась неожиданно удобной. Равиль лёг на другую на противоположной стороне, не раздеваясь, и повернулся к стене. Мне долго не спалось. Я вообще с трудом засыпаю на чужой территории. А тут ещё шум дождя - не убаюкивающе-дружеский, как обычно, а холодно-тревожный и тоскливый. Я впервые начала понимать коллегу, боящуюся шума ветра. Впрочем, не родился ещё тот дождь, который бы смог меня встревожить, тем более напугать. Если не считать того... когда спаслись всего несколько человек и несколько пар зверей, а также чудак по имени Ной со своим семейством. Я тогда не спаслась. У меня, как и сейчас, не было пары.
От чуткой дремоты меня пробудили тихие гудки. Щуря ото сна глаза, я обнаружила Равиля стоящим посреди комнатушки с прижатым к уху мобильником. У него был вид, словно его подбросило с постели пружиной. Лицо его выражало тревогу и напряжённое ожидание. За окном по-прежнему шумел дождь. Очевидно, номер не отвечал; Равиль быстро отыскал в телефоне другой номер и снова прижал трубку к уху. Теперь на его лице, видном в световых бликах от уличного фонаря, проступало отчаяние.
Я пошевелилась, показав, что не сплю. Никакой реакции. Тогда я спросила, что случилось.
- С Вероникой плохо, - хрипло и отрывисто проговорил Равиль.
- Она позвонила?
- Нет. - Было видно, что волнение мешает ему говорить. - Я чувствую...
Я села на постели. Чувствует? Это что-то интере...
- Я не успею, - глухо, с болью заговорил Равиль, глядя на меня. - В Москве... Телефоны не отвечают, ни один! Даже если сейчас такси, или поезд - это часы пути. Самолёт тоже... А нужно сейчас! С ней плохо, я знаю!..
Глаза его были двумя омутами горького и сурового отчаяния. Он смотрел на меня так, словно ждал чуда. Или не ждал - просто больше никого не случилось рядом...
Я встала. Что ж...
- Пойдём, - я кивнула на дверь и первой быстро направилась к выходу. Он молча последовал за мной. Я распахнула дверь в дождь. Дверь была вообще-то заперта, и ключа у меня не было, но мне нужно было её открыть - и она открылась.
- Давай руку.
Равиль взял меня за руку; в глазах его мелькнул вопрос, но он не произнёс ни слова - возможно, догадался. А у меня на миг всплыло воспоминание: он боится высоты.
- Только не смотри вниз.
Подняться придётся высоко - над городом полно всяких проводов, да и высотки станут помехой для быстрого полёта.
Где находится Москва - я знала. А вот где дом его разлюбезной - это уж он сам должен будет показать.
Через тактильный контакт ладоней я могу передавать человеку ту силу, которая держит меня в воздухе, - точнее, это особое состояние, при котором воздух держит сам. И пока я держу его за руку - человек будет лететь... Конечно, я никогда ничего подобного не совершала. Но то, что это так, - знаю.
И тут я увидала у Равиля крылья. Такие прозрачные, что почти незаметны даже астральному взгляду. А ведь, пожалуй, несколько совместных тренировок - и он сможет летать самостоятельно... И будет вынужден скрывать свои полёты - если решится на них - от людей. Только вот - страх высоты... И тут у меня высветилась неожиданная, странная мысль: что если и люди имеют крылья, а я просто не видела их, отказывалась увидеть? Надо будет потом обязательно проверить, провести эксперимент... а пока - прочь лишние мысли.
Я увидела растущее изумление в глазах Равиля. Я не стала оглядываться вокруг, видит ли нас кто. Неважно. И дождь не помешает...
Я взлетела, держа Равиля за руку; оказавшись высоко над городом, мы помчались с такой скоростью, на которую я была способна...
...Мы долетели даже быстрее, чем я ожидала. Вот и нужная двадцатиэтажка - Равиль указал на неё... куда-то подевался его страх высоты, и он усердно глядел вниз, разыскивая дом любимой. Двенадцатый этаж, ого! А подъезд с кодовым замком. Фиг с ним, а мы через окно. Не сквозь - я бы могла попробовать просочиться сквозь стекло в качестве эксперимента, но как быть с Равилем, да и ситуация не та, - нет, мы благочинно распахнули рамы, они были не заперты. На кровати лежала девушка с неестественно бледным лицом. Она, казалось, спала, но что-то в её облике вселяло сомнения в этом. На тумбочке тускло светил ночник.
Я присела на мягкий подлокотник кресла и принялась осматривать убранство спальни, краем глаза следя, как Равиль, вмиг оказавшийся у кровати, бережно коснулся щеки Вероники, позвал по имени, с бесконечной осторожностью приподнял её за плечи - и голова её безвольно запрокинулась. Она не спала. Она была без сознания. Я пригляделась: на бледном лице Вероники выделялась синим цветом верхняя губа. Я не врач, но врачи в моём окружении есть, и кое-что из их разговоров я запоминаю.
- Сердце, - сказала я.
Равиль кивнул едва заметно, не взглянув на меня. Он уже понял, что сердце, каким-то иным способом. Наверно, чутьём. И уже принимал меры. По мне, так нужно было вызвать "скорую" - пускай спасают, у девчонки проблемы с сердцем... Равиль, видно, решил по-своему. От изумления глаза мои расширились: я и не ведала, что такое возможно, да ещё среди людей. Вероника - человек, Равиль же... Кто же Равиль? С большой осторожностью он привлёк её к себе, прикрыв глаза и легко, тихонько поглаживая ладонью длинные, спутанные её локоны. Губы его что-то шептали. Заклинание? Молитву? Слова любви? Какая разница. Потому что я видела, ЧТО он делает. Он объединил её и своё энергетические поля и через своё сердце вытягивал её, больное, почти переставшее биться. Прошло минут десять, и лицо её чуть порозовело.
Вытащит. Но "скорая" не помешает. Я выглянула в коридор и по стационарному телефону вызвала врачей.
А вот я, похоже, помешаю...
Поколебавшись, ждать мне Равиля или нет, я решила оставить его здесь. В конце концов, мне нужно в гостиницу, завтра у меня... дела. Там, в Питере. А если Равилю понадобится моя помощь - позовёт. Он знает моё Имя. Я сообщила в одной из наших бесед. А здесь и сейчас - я лишняя.
Обратно я летела не так быстро, как в Москву. Я никуда не спешила и могла наслаждаться ночным полётом под облаками, а то и подняться над ними, я могла предаться небу, растворяться в нём и растворять его в себе - как редко мне выпадает такое наслаждение, - и не смотреть вниз, на эту... странную, странную Землю. Но из головы не шли те нежность и бережность, с которыми Равиль прикасался к любимой. Его поле Любви, соединившись с её полем, выросло так, что достигло меня, пока я сидела на подлокотнике, и накрыло. Такая тихая радость, сияющее спокойствие, полное нежности... Хотелось прижаться щекой и замереть, остаться так навсегда... Я улетела оттуда. Я спаслась. Но я знаю теперь, как это бывает. Танька, Танечка, я начинаю тебя понимать.
И ещё я поняла, кто такой Равиль. Он - из древнего народа, созданного местным Богом и имеющего некоторое отношение к людям. Он - Охраняющий Землю. Их после той Битвы осталось немного, и я знаю, что местный Хозяин посылает Охраняющих к тем из Пасынков, кто может наворотить бед. Создателю беспокоиться незачем. Существование таких, как Равиль, Серж, да и Лейла, Мария, другие достойные люди, которых я имею честь назвать друзьями, - оправдывает существование человечества, этой Земли, да и самого Создателя. Отныне я буду помогать беречь, охранять и защищать Землю, если понадобится, всей присущей мне силой, от кого бы ни исходила опасность - хоть от сошедших с ума людей, хоть от Пасынков, то есть Наших, хоть и от Иных Богов, надумай они вернуться сюда с угрозой. Моё дело - не сторона. Я теперь буду часто смотреть вниз - ведь там может понадобиться моя помощь.
Да, я буду защищать эту Землю, этот мир, помогать Равилю. А иначе - зачем мне ещё жить?..

2. #10: Тат (84). Линька

18 августа 200..года.

Трое невольников в серых бязевых шароварах и того же цвета просторных рубашках сидели по койкам и пили чай из белых стаканчиков. Док - блондин лет тридцати, с залысинами и блекло- голубыми глазами навыкате, Шиз - короткостриженный здоровяк со взглядом исподлобья и тяжелой челюстью и Нарк - субтильный юноша с подвижным, ехидном лицом. Коричневатую жидкость с жухлыми листиками на дне чаем можно было назвать с большим натягом, но ложка сахара, всыпанная в стаканчик, будила воспоминание о вкусе цейлонского. Связка баранок к чаю выносливостью не уступала якорной цепи. Но стоило размочить кусочек насмерть усохшего теста и подержать за щекой, наступало удовольствие, которое Шиз однажды сравнил с бабкиными пирогами, Чаепитие - это полчаса утреннего покоя, когда рты заняты ленивым трепом и добыванием вкуса. Остальное время суток, если не считать перерывов на сон, невольники гнули спину и до мяса стирали пальцы, шинкуя морковь для корейских салатов. Центнеры моркови. Тонны моркови. Каждый день в рабочий блок завозили грязные корнеплоды, а увозили аккуратные полиэтиленовые мешки с сочной оранжевой соломкой.

- А ведь кто-то горбатился до нас, - - Нарк ткнул пальцем в неровные буквы:
"Пoпал сюда - веди себя по-умному. НЕ УСУГУБЛЯЙ!"
Надпись на пластике, - единственное, что нарушает гладкость стен болотного цвета, если не считать отрывного календаря, на котором сегодня 18 августа. Позади недельный ступор Дока. Позади - ломки Нарка, когда парня скрючивало в немыслимый узел из закостеневших мышц и суставов. Позади бунт Шиза, который однажды, выломившись в коридор, прошел последовательно двух охранников, а третьего не сумел.
- Писуля эта - подстава, - поморщился Шиз. - Нацарапано острым предметом на видном месте, хозяевами не затирается.
- Дурак он, раз попал сюда. А еще учить берется, - ухмыльнулся Нарк.
- Так и ты не семи пядей, раз тут сидишь.
- Не сыпь мне соль на соль. Походу, я в побочке сотворил какую-то жуть, а мозг на тот момент был уже вынесен. .И до сих пор не помню. Но уж лучше так, чем: "присе-е-ел это я ночью на лавочку ", - спародировал он голос Дока.
Тот хмуро посмотрел на сокамерника и промолчал. Что толку объяснять неумному про многолетнюю, непрекращающуюся депрессию, которая однажды приняла форму транса, попросту выключив его из реального мира. И погнала в парк. Да, полуодетого и без документов. Да, на скамеечку. Он еще запомнил жутковатые фонари, горящие повсюду неизвестно для кого...Или это были звезды? А в себя пришел окончательно, когда его ткнули носом в груду грязной моркови и объяснили, что это - дневная норма. Рядом с грудой лежал шланг, снабженный краном, и проволочная мочалка. На длинном низком столе - эмалированные тазы и ручные шинковки. Острые полукружия режущих кромок жестко отсвечивают под лампами. В рабочем блоке - сырость, духота, бетонный сток для грязной воды и ничего человеческого: ни скамеек, ни стульев, ни окон. Вверху слабое гудение вентиляции. В помещении, где трудятся человек двадцать, разговаривать и курить запрещено. Каждый час - пятиминутный перерыв, когда можно разогнуть ноющую спину и заклеить скотчем ссадины. Хотя с обязательным дотиранием вертлявой, мокрой морковины до самой жопки, пальцы поневоле становились испуганно-ловкими. В середине дня - обед: два ломтя черствого ржаного хлеба, овощная бурда, которую Нарк называл змеиным супчиком, сырая луковица и миска корейской лапши. В лапшу иногда подмешивали волокна мяса или рыбы. Поздно вечером окончание работы и ужин - уполовиненная копия обеда. Морковь есть не запрещалось, и, хотя ее ненавидели все, некоторые жрали горстями, в том числе и Шиз. Во-первых, потому, что жрать ему хотелость всегда, а во-вторых - халявный витамин. Шиз, как самый сильный в их камере, стал устанавливать порядки и первым делом ввел клички: "Людские имена эвакуируем домой, ребята. Доведется самим туда доплыть - поймете."

- Сколько там до ахтунга? - Нарк пытался размочить в чае целую баранку, но она не влезала в стаканчик.
- Пять минут, - вздохнул Док, который умел точно угадывать время.
- Ну, что ты все вздыхаешь, как больная корова? - вспылил Нарк. - Сколько тебя вижу - все время в одном и том же гнилом настроениии.
- НУ почему же в одном: настроение у меня бывает разным: плохим, подавленным, паршивым, мрачным, угнетенным, гадким, упадническим, тоскливым, - терпеливо перечислял Док.
- Тогда кури план, доходяга. Кури три раза в день, потом - вместо сигарет. Кури всегда и везде, кури, пока скверные мысли не улетучатся. Кури, пока мысли вообще не исчезнут из башки. Кури, пока не превратишься в тупое животное, пускающее слюну изо рта. Кури, пока депрессуха твоя не загнется сама, потому что ей некого станет глодать.
- Заткнись, - тихо попросил Док.
- Что - не нравится рецепт абсолютного счастья? - дробно захихикал Нарк.
- Заткнитесь оба, - буркнул от стены Шиз. Он задумчиво уставился на численник. Поддел желтым от въевшегося морковного сока пальцем стопочку листков-дней. Присвистнул.
- И чему ты удивился в календаре для женщин?. Сплошные гороскопы и кулинарные рецепты.
- Я не про это. Дней не хватает.
- Да неужели?
Вообще-то отсутствие картонной спинки численника, аккуратно срезанной вместе с декабрем, ноябрем и кусочком октября, было замечено давно.
- Так вот, - прошипел Шиз, щелкнув по последнему листку урезанного года: - 18 октября нам всем кердык. Предположительный.
- Шиз, ты о чем? - заволновался Док.
- О том. Я, когда встрял в этот блудень, пару раз хорошо получил по темечку, потому в неадеквате рассказывать не хотел, как попал сюда. Уж больно мутные расклады.
- Атас, - предупредил Док.
Через секунду лампа на потолке начали мерцать, в коридоре затопала охрана.
- Начинается утро в колхозе, мамма мия.., - простонал Нарк.
- После отбоя, - распорядился Шиз, и, смяв стаканчик, швырнул его в мусорку.

Тот же день, вечером..

Отсутствие окон в камере делало темноту плотной, почти осязаемой. Все лежали по койкам, слушая тихий рассказ Шиза.
-:. Захожу я в свой подъезд, прохожу мимо двери магазина в котором идет ремонт, а это на первом этаже, и иду вверх по ступенькам. Большой, светлый подъезд, с витражом, с широченными маршами, дом у меня, что надо. Догоняю соседку, которая живет этажом выше, она, чуть не плача говорит, что света нет и, вероятнее всего, проводку перебили рабочие. Говорит, что ходила туда спрашивать, а ей сказали, что она и так уже почти сдохла, мол, нафиг ей свет? А бабулька эта еле живет, у нее стоит вводитель ритма после операции на сердце, и ей сгонять вверх-вниз по ступенькам - это как мне в Бразилию и назад.
Ну, я развернулся и пошел спросить куда делся наш свет. Поздоровался. А в помещении человек восемь гоблинов. Перегар и кривые рожи. Один стоит на табурете и замазывает свежевставленную оконную раму. "Скажите, а почему света нет в доме?". Все молчат, а тот что на табуретке поворачивается и говорит - "Были, мля, сегодня уже такие вопросы!" Короче, слово за слово, мужик начал хамить и погрозил расправой, а это, надо сказать мой любимый род занятий.. В итоге гоблин с табуретки падает на бетонный пол и лежит. Ну и пусть, может, ему там хорошо. Повернулся я к выходу, но ни тут-то было. Мужик с пола вскочил и ко мне. Занес для удара мастерок, я успел прикрыть бочину рекламным каталогом в левой руке. Дал правой в кадык, мужик захрипел и снова на пол. А тут уже остальные гоблины присоединились к марлезонскому балету. Люди, действующие кучей в замкнутом пространстве, обычно мешают друг другу, я немножко помог им в этом.. За то и поплатился. Когда меня, уже беспомощного, сволокли в подвал, сквозь звон в ушах расслышал, что за безжалостно поломанную морду какого-то Геры сдадут меня в рабство 'корейцам'.
- Азиаты что ли?
- Такие же азиаты, как мы с тобой, Док. Но не удивлюсь, если им покровительствуют сотрудники префектуры, прокуратуры и прочей творческой интеллигенции. Чистят ребята город от бомжей и всякой швали, заодно укрепляя корейский общепит. . И больше трех месяцев у них в рабстве никто не живет. Зато и шито-крыто все, только слухи гуляют...
- Этого не может быть, - взволнованно возразил Док.
- Не может? Ты посмотри на контингент. На мысли не наводит?
Действительно, в рабочем блоке среди массы хиляков с потухшими глазами только Шиз, пожалуй, выделялся жилистой статью, ростом и дерзостью взгляда.
- Ну, раз так - все, братцы. Завтра ишачить не пойду, - Нарк треснул кулаком по перекладине койки, - Пускай сразу убивают, сволочи! Не пойду!!
- Ты говори, тебе двадцать лет скоро, а мозги? Ну, где они? Инстинкт самосохранения - где? Мысли о несчастной маме, которая ждет сына домой - вот где все это? - разозлился Шиз.
- Может, попробовать убежать? - с надеждой посмотрел на него Док.
- Я пробовал. Закатали в смирительную рубашку, а это - великое изобретение человечества. Без шуток, потому что здесь ее применяютжестко. Всего пару часов повалялся в карцере, но от боли чуть не обгадился. А впоследствии никаких повреждений, кроме растяжения связок. Еще с неделю хромал и нормально наклониться не мог, при том дневную норму мне никто не скостил. Так что не советую лезть на рожон до срока.
- Так. И что делать?
- Откуда я знаю, что. Думать о вечном, кто в загробную жизнь верит. Прочим оптимистам надеяться, что восемнадцатого октября нас всех отпустят по домам, к охреневшим от удивления родичам. А еще готовиться умереть, как люди. В бою или драке - оно легче. Даже Док сумеет, если захочет.
Помолчали. Тишина в камере нарушалась только взволнованным дыханием, но и оно постепенно выравнивалось. Усталость брала свое.
- Научишь?- после паузы спросил Док.
Шиз присвистнул: - Спи уже, берсерк. Война еще не завтра.

18 октября 200...года.

Отрывной календарь выглядел печальным, как ограбленный путник, утаивший от разбоя последний червонец. Сегодня утром не принесли чай с баранками. И на работу в урочный час никто не погнал.. Первым расчувствовался Нарк.
- Когда все кончится, ближе к вечеру, наверное, я буду летать по городу и принимать звонки, потому что соскучился. Буду слушать и видеть все, что заслужил..., или нет. Не то. Я не знаю, как сказать. Просто очень хочется согреться, а не получается.
Нарк умолк, но никто не отозвался, и он продолжил.
- Однажды в июне , в день рождения, и я очень ждал звонка от одной...от одного человека. А потом, дождавшись, вроде как сильно замерз. Несмотря на жаркое солнце и алую клубнику на белой скатерти.
- Да ты поэт, парень . Самый ломкий по жизни материал, - хмыкнул Шиз.
- Не все живут, как ты, Шиз, потому что не умеют хлебать жизнь большой ложкой, - вступился Док. - Я вот не люблю себя самого, когда малодушничаю. И ненавижу уродов, которые думают, что они самый большой кусок закваски. Я не могу молчать, когда вижу несправедливость, но я слабый человек, и меня попросту не слышат среди таких, как ты, Шиз. Стоит ли тогда мне быть на этом свете?
- Ты неправ. Дурак малохольный, ты неправ, - заорал Шиз.
В дальнем конце коридора затопали охранники.
- Удар помнишь?
- Да, - Док молниеносно выбросил вперед раскрытую ладонь, целя в переносицу воображаемому противнику.
- Молодец. Вставай рядом, и не бойся.
- Я с вами, - по-мальчишески задорно сказал Нарк, сжимая кулаки.
Снаружи лязгнул запор.
- Соберитесь, ребята. Свидимся еще...

Утро следующего дня.

Кандидат психологических наук Вадим Мартынов, недавно защитившийся по теме "Сочетание монотонных процессов и шока в лечении наркомании и тяжелых форм депрессии", обстреливал баскетбольное кольцо на школьной площадке. . Таким его и увидел Олег: тяжело дышащего, в пропотевшей футболке. Вадим упрямо мотался с мячом по асфальту и атаковал
Завидев Олега, он приветливо помахал рукой и заулыбался:
- Перекипел, чертушка?
- Сволочь, - угрюмо буркнул тот.
- И все-таки пришел. Ну, принимай! - заржал Вадим и швырнул мяч... Олег перехватил бросок у груди и уставился на морковно оранжевый мяч, как на гранату с вырванной чекой. "Бррр...", - Он растерянно показал Вадиму на свой выглаженный костюм.
- Давай, черт тебя подери! Бросай! И Олег бросил, но был так взвинчен, что промазал. ита. Вадим подхватил мяч, и повел в центр площадки, обводя воображаемого противника. Олег стоял под кольцом, пытаясь сообразить, как выпутаться из дурацкой ситуации.
- Нападай на меня, ну?!
- Я неважный игрок, Вадим.
- Нападай!
- Нет.
- Тогда держись!
Олег сделал все, что мог, обороняя кольцо, но соперник был выше на голову и тяжелее. Настоящий атлет.
- Подходи ближе! Двигай локтями! Дерись!
- Это не по правилам, и я не буду...
Вадим забежал вперед и подставил ему ножку. Олег растянулся на асфальте, с тоской отмечая, что новые брюки, разодраны... Он почувствовал боль в ладонях и неожиданно для себя разъярился.
- Ты сделал это нарочно!
Губы Вадима искривились.
- Да. И что?
Разозлившись, Олег вскочил и сбросил с себя пиджак: - Я забью этот мяч в твою глотку, самодовольный ты сукин сын. И за все твои издевательства заодно рассчитаюсь, коновал от психиатрии...
- Не сможешь, если будешь играть по правилам, паинька, - Вадим вытянул руку с мячом, насмехаясь. Олег помчался к нему. Он ударил Вадима локтем в живот и сшиб кулаком мяч с огромной ладони. Мяч перелетел через площадку, Олег бросился за ним, но Вадим опередил. Тогда Олег с ходу врезал ему по ребрам, а затем больно пнул под колено сзади, заставив потерять равновесие. Схватил мяч и провел отличный бросок.
- Теперь ты понял, в чем дело, деточка?
- Давай еще!
Минут пять продолжалась эта борьба без правил, с применением взлетевших вверх кулаков, локтей и коварных подножек. Впрочем, Вадим играл чисто.
Когда оба выдохлись, Олег подсчитал потери: он загубил свой костюм, поранил руки, но проиграл всего три мяча. И испытал величайший прилив гордости за всю свою жизнь.
Промытое ливнем осеннее солнце выглянуло из-за облака, когда соперники расположились на травке, восстанавливая дыхание. Олег втягивал в себя воздух и, сдерживая ликование, поглядывал на фингал, вспухающий над бровью Вадима. Тот рассмеялся и вытер взмокший лоб рукавом.
- Как только ты прекратил играть, как сопляк, ты стал сильным.
- Да! Олегу хотелось взметнуть руки вверх, словно Рокки на ступеньках музея, но он сдержал себя с достоинством бойца, знающего себе цену.
- Нам придется как-нибудь повторить это, если доверишься мне, как специалисту. Доверишься?
- Что-то Нарк задерживается, - Олег замялся и ушел от ответа
- Какой нарк? Не знаю никакого нарка, - пожал плечами Вадим...
- Тьфу! Забыл про уговор. Сергей, конечно. Он действительно бывший студент физтеха?
- Угу. Сережа Воропаев отчислен с третьего курса полгода назад, за наркотики. А три месяца назад он взломал замок лаборатории, включил лазерную установку и пытался заглянуть в тайну мироздания со стороны излучателя. Его тогда сторож заметил и спас.
- Между прочим, он уже здесь, - ехидный голос прозвучал со стороны ямы для прыжков. Сергей, одетый в выцветшие "леггинсы" и мешковатый красный свитер, подошел и непринужденно поздоровался.
- Что у вас с глазом, Вадим Александрович? - всплеснул он руками, пряча в глазах довольных чертенят.
Вадим сел в позу лотоса, и, откинувшись назад, завел за спину ладони. Его взгляд стал жестким.
- Я повторю вопрос: доверяете ли вы, оба, мне, как врачу. Как специалисту, который искренне хочет помочь. И знает, как.
- А это обязательно -ваша помощь? - прищурился Сергей.
- Да. Над пропастью по жердочке легче идти, если не смотреть вниз. Вы так и шли три месяца. А теперь придется заглянуть на дно этой пропасти, рассмотреть каждый камешек. Без моей помощи вы сорветесь.
-А ведь ты, походу, ищешь подопытных для подтверждения своей теории. Так?
- Отчасти так. Это что-нибудь меняет?
- Зачем ты полез с нами в камеру, Шиз?
- А не буду я отвечать на этот вопрос.
- Почему?
- Не хочу.
- А смирительная рубашка - треп?
- Нет. Испытано на себе, без дураков. Еще в институте. Все так, как рассказывал...
- А с бабкой, Вадим Александрович? С той, которая после операции на сердце, все ведь наврали? - спросил Сергей, предугадывая ответ : - Злой вы.
- Да не врал я! Меня правда накануне эксперимента чуть не угробили гоблины. Просто повезло. Тот рекламный каталог, что меня спас, где- то дома валяется. Знаешь, что такое строительный мастерок, который месяц трут об кирпич? Он острый как бритва. Так вот пятьдесят толстенных, мелованных листов качественной полиграфии оказались пробиты почти насквозь. А ты говоришь, я злой...
- А можно на дырку взглянуть?
- Ну, вы даете.

На людной улице женщины украдкой оборачивались вслед изгвазданному костюму Олега, но бывших сокамерников это не смущало. Они оживленно спорили, размахивая руками.
После дождя ветер налетал порывами, шурша мокрыми желтыми листьями, как будто шипела старая пластинка. Город оживленно и деловито готовился к предзимней линьке.

3. #5: Arivik (83). Не смотри вниз, Лара!

На уроке математики Лара сидела одна.
- Петров! Не болтай! - строго сказала учительница. - Ну-ка пересядь к Ларе!
- Я больше не буду, - пробубнил Петров и не сдвинулся с места.
Мальчики не хотели сидеть с Ларой - это считалось стыдным, потому что она была рыжая, а теперь и вовсе лысая (недавно попала в аварию и месяц пролежала в больнице).
- Петров! - теряя терпение, говорила учительница. - Либо ты сядешь с Ларой, либо выйди из класса!
Петров вывалился из-за парты, истерично грохнув крышкой, и независимой походкой вышел за дверь. Учительница взяла мелок и стала писать на исцарапанной доске уравнение, а Лара вдруг вспомнила, как недавно был первый в ее жизни школьный вечер. Мальчики не хотели танцевать с Ларой (когда она сама приглашала их, они убегали от нее в коридор). Тогда она ещё была с волосами.
Но от таких воспоминаний у Лары всегда быстро портилось настроение, и она научилась их отгонять. А точней - отрываться от них. Так и сейчас - она оттолкнулась носком левой ноги, обутой в кроссовку, и стала подниматься в небо.
Надо сказать, что у каждого в ее классе небосвод был свой. У Таньки, мечтавшей о покупке щенка, небо в любую погоду было васильково- синим. У Витьки, ходившего на вольную борьбу, по небосклону постоянно ходили насыщенно-фиолетовые тучи. А у Лары небосвод полыхал оранжевым заревом, и тучи двигались по нему темные, похожие то ли на птиц, то ли на днища огромных лодок.
И на одной из этих туч стоит Лара. Не маленькая лысая девочка в кроссовках, а высокая, двадцатилетняя, охваченная пламенем шелка, в золоте и каменьях! С гривой огненных волос за спиной. И в ногах у нее валяется человек и умоляет о чем-то: она понимает: он просит не бросать, не отвергать его; похоже, он не на шутку влюблен. Но Лара непреклонна. Тогда человек приходит в отчаяние и вытаскивает сверкающий трехгранный кинжал: Выражение его лица не оставляет сомнений - он хочет убить Лару! Но она не собирается умирать. Да и кто ей страшен, когда на помощь уже спешат десять: нет, двадцать: нет, тридцать поклонников! Или лучше сорок: Но тут Лара отвлекается, потому что посреди оранжевого неба открывается лазоревая лагуна. Водное пространство всё расширяется: И Лара уже не Лара, а русалка. Когда вырастет - она станет русалкой. В светло-зеленом платье. По крайней мере, светло-зеленое платье у нее будет точно. А по водам лагуны к ней уже плывет корабль (тихоокеанский лайнер, похоже), и на носу стоит капитан и глядит на Лару, замирая от восторга...
Вот только важно не смотреть вниз - туда, где на вечеринке звучат недавние попсовые хиты, а из мужского туалета доносится запах анаши. "Не смотри вниз, Лара!" - говорит она себе и поднимает голову. И понимает, что эти слова сейчас произнесла не она - слова принадлежат мужественному капитану, который...
- Лара, к доске!
Лара стоит у доски и вертит в пальцах мелок. Она не умеет решать уравнения. Но зато она умеет мечтать. И пусть говорят, что мечты - пустая трата времени. Лара-то уже поняла, что это не так. Когда-то она так мечтала увидеть море! И что же? В этом году она с мамой побывала на Каспии, где живет ее двоюродная тетя! Ларино тело до сих пор отчетливо помнило как это - прыгать через волны! Помнило - и тосковало по ним. Или вот другая мечта. Примерить платье как у Золушки. Казалось бы - несбыточно. Но на одном из утренников - когда в школу приезжала комиссия из министерства - Лару назначили именно Золушкой, и выдали ей костюм, да какой! Или была еще одна душная летняя ночь, полная звезд. И ни одной тучки. А Лара пожелала грозу. Пожелала вслух. Папа еще тогда посмеялся над Ларой. И что же? Через полчаса, откуда ни возьмись - гром, молнии, ливень как из ста тысяч шлангов...
Звонок.
- Повезло тебе, Лара, - говорит учительница и улыбается. Жалеет бедную лысую девочку, пережившую автомобильную аварию. Учительница вообще-то любит Лару и даже не называет ее по фамилии, как других учеников.
Наголо стриженая длинноногая большеглазая девочка в синем платке собирает книжки и, отрешенно глядя прямо перед собой, идет к выходу из класса. В фойе взгляд Лары натыкается на зеркало. А точней, на взгляд двух огромных фиолетовых глаз. Еще один предмет насмешек одноклассников. Но Лара привыкла - и к своим глазам не как у всех, и к насмешкам.
Щурясь и глядя на солнце сквозь невероятно длинные, безо всякой туши черные ресницы, Лара выходит на двор. Там курят такие же бритоголовые, как и она, парни-старшеклассники; девочка опасливо косится на них и спешит пройти мимо. Мало кто в школе знает, что родословная Лары - настоящий интернационал. Так же, как и мало кому известно, что ее имя - вовсе не уменьшительное от "Ларисы". По паспорту Лару зовут Лорелея. Или даже точней - Лорелей.

5-6.10.2007

4. #7: зубастый Пупс (81). Не смотри вниз.

- Опять на те же грабли, - в десятый раз жевал одну и ту же мысль Максим, - ну чего им всем не хватает? Почему у меня не получается нормальных отношений с женщинами? Ни одна не выдержала больше года. Вот и Верка ушла, поругались из-за такой ерунды.
Она назначила ему встречу в вестибюле станции метро Новослободская. Вера работала на Сущевской, в офисном здании, напротив Китайского торгового центра, примыкающего к станции. Они как-то даже заходили на эту выставку китайского народного хозяйства, где, впрочем, китайского было мало, разве что большой телевизор, поразивший их воображение равно нелепостью формы и смешным названием: "Хуясима", как утверждал ценник с большим числом нулей, сей шедевр был детищем известной торговой марки "Хуяци".
Макс надеялся, что Вера хочет помириться с ним, заготовил речь, чтобы самому сделать первый шаг, но девушка молча отдала ключи и ушла, он хотел остановить ее, объяснить, что не думал на самом деле того, что сказал, что раскаивается и т.д., но, словно, бы почувствовав его порыв Вера обернулась и так посмотрела на него, что Максим понял: "Всё. Конец". Во взгляде любимой он прочел презрение и ... жалость.
Максим плыл в мутном людском потоке метрополитена, выхватывая взглядом на мгновение пятна-лица. На некоторых (конечно, девичьих) взгляд останавливался, иногда девушки улыбались ему в ответ.
Интересно, а что они видят?
Молодой крупный мужчина, лет тридцати. В меру широк в плечах, плотного телосложения, ну если честно то намечается брюшко, но пока это удается удачно скрывать приличным костюмом. Правильные черты лица. Вот, кстати, забавный штамп, что значит 'правильные', а какие неправильные? Вызвав мысленно в памяти свой портрет, Максимка отметил про себя, что правильные - это видимо когда нос, глаза, уши и прочие лице- архитектурные излишества на месте и при взгляде на все это великолепие у людей не возникает чувства неприятия. Правильное это видимо такое лицо, в которое не хочется кинуть чем-нибудь тяжелым, лишь бы только оно быстрее сгинуло.
Ну, а если серьезно, глаза, пожалуй, чуть ближе посажены друг к другу, чем хотелось бы, да уши оттопырены. А так. . .ничего - симпатяжко. И характер покладистый, ровный, можно сказать интеллигентный такой характер. С материальной точки зрения тоже все вроде бы. . .Доход приличный и даже весьма, а любовник - то он какой. . . Надо сказать, что при всей своей склонности к самоанализу и даже периодическую честность с самим собой, некоторые стороны своей широкой натуры, Макс был склонен приукрашивать, впрочем, кто его осудит за это?
Но, несмотря на весь этот внушительный список достоинств, в личной жизни все-таки ни клеилось, факт. Обладая критическим складом ума, наш герой, тем не менее, был склонен к метаниям (он называл это 'духовным поиском'). Кидало его из одной крайности в другую: от воинствующего атеизма, до какой-то лихорадочной религиозности. К богу в такие минуты он относился, как нашкодивший сынуля к строгому отцу (авось не выпорет, если во время раскаяться). Сейчас у Максима был 'мистический период', он зачитывался эзотерической литературой, верил в экстрасенсорику и даже находил у себя признаки сверх способностей, особенно радуясь, когда получалось предугадывать слова собеседника (даже если последние были вполне очевидны). С другой стороны, будучи человеком неглупым, Макс прекрасно осознавал, как это выглядит со стороны, и даже внутри подсмеивался над собой. Однако позволял сознанию играть в эти игры, просто потому что это вносило определенную степень пикантности в его размеренную жизнь, кто из нас любит скуку? Некоторые вообще находят определенное удовольствие в том, чтобы чувствовать себя немного сумасшедшими, как ни странно это повышает их самооценку.
Так вот, находясь на текущий момент в оккультной фазе своих 'поисков', молодой человек решил обратиться со своей проблемой к обыкновенной городской ведьме (шарлатанке, конечно же, а как иначе). Поскольку парнем он был достаточно коммуникабельным, и имел широкий круг знакомств, Максим без труда нашел нужного 'специалиста' (через одну из своих бывший пассий, с которой чудом остался в нормальных отношениях).
Ведьму звали Эмма Григорьевна и жила она не так далеко: в паре станций метро по его ветке. Неожиданно решив провести сеанс близости с народом, Макс как раз и поехал этим прекраснейшим видом транспорта (нет, Вы не подумайте - автор без всякой иронии). Время вот только выбрал неудачное - семь часов вечера. Кто ездил в московском метро в час пик поймет, о чем это я.
__________________________________________________________________________

Вырвавшись, наконец, из потных объятий столичного метрополитена, 'изрядно потрепанный, но непобежденный' Максим плюнул на дальнейшие эксперименты по части близости к демосу и по-буржуйски поймал машину. После подземки он, конечно, потерял изрядно в лоске, но переполненный автобус, как он справедливо рассудил, поставил бы крест на его внешнем великолепии, а ведьма, она ведь тоже женщина. А женщин надо обАивать и ошеломлять (или это врага надо ошеломлять?). Как мужчина галантный он даже веничек симпатичный прикупил у ее дома: несколько розочек и вонючую лилию (какой-то восточный гибрид). Вот уж, правда, цветок, способный своим запахом убить очарование любого букета в долгосрочно - любовательной перспективе. Мужчины, не покупайте дамам, особенно, склонным к аллергии лилии. Тем более, если Вам с ними после этого жить (и с дамами и с лилиями на одной жилплощади), сами удавитесь от их запаха (я про цветы). В общем, с букетом и приподнятым настроением Максик ввалился в квартиру и с порога был сражен, нет, буквально, размазан. Перед ним стояла исключительно красивая женщина, немного старше его. Безумно привлекательная. И трудно сказать, чем она так поражала воображение: линиями ли тела, которые одежда ничуть не скрывала, может взглядом, а может запахом, улыбкой . . . а вероятно всем вместе и чем-то еще. Кто внятно раскроет мне секрет женского очарования, дам конфетку. От таких женщин сносит голову у самых рассудительных и холодных мужчин. На самом деле им тяжело, не мужикам, конечно. Правда, тяжело. Представьте, что Вы одна большая мишень, до которой куча охотников, вот примерно то же самое.
Эмма Григорьевна достойно носила бремя своей красоты. От нее исходило такое железобетонное спокойствие, что вся Максимкина суетливая энергичность сама собой куда-то ушла, испарилась.
Пока он стоял в прихожей и таращился на женщину, та не менее внимательно изучала гостя.
- Хм. . . ну разувайся, мачо, - иронично произнесла она. Этот голос будто бы обволакивал, она немного затягивала гласные, говорила тихо, но очень четко, ее просто нельзя было не услышать. Вместе с ехидным прищуром такая манера речи вколачивала дополнительный гвоздик в картонный гроб мужской неприступности. Максик встрепенулся.
- Разрешите представится...
- Знаю, Максим Громов
- ???
- Да никакой мистики, голос узнала или не помните, что мы накануне созванивались, - Эмма Григорьевна, выдержала паузу, встряхнув копной черных, с синим отливом волос. 'Крашенная' - подумал гость. 'А вот нифига, все свое' - в ответ подумала хозяйка. Оба улыбнулись.
Пропустив гостя в комнату первым, ведьма даже не подумала отодвинуться, Макс пройдя в опасной близости, чуть одурел от тепла и запаха ее тела. Эмма усмехнулась.
- Проходи, проходи и не смотри на меня так, лучше скажи, кого это ты обидел?
- Это Вы о чем?
- Порча на тебе. С какой женщиной ты поступил столь гадко, что она на тебя такое повесила? - Довольно холодно проговорила Эмма Григорьевна.
- Да Вы что, я...
- Можешь со мной на 'ты'. После того, что ты только что сделал со мной взглядом, степень нашей близости трудно передать словами. - Странно, но Макс почему-то нисколько не смутился, хотя скажи ему подобное любая другая, как минимум почувствовал бы некоторую неловкость. В ее же устах это настолько естественно и мягко иронично прозвучало, что оставалось только посмеяться... над собой
- В общем, я хотел сказать, что к женщинам я отношусь с трепетом...
- Ну во-первых, к женщинам ты не относишься, слава богу, - прервала поток самовосхвалений ведьма, - а во-вторых я не спрашиваю тебя, кого ты обидел сейчас, не смотря на твой яркий хвост, даже скорее вопреки ему, павлин ты на текущий момент действительно порядочный (а не порядочный павлин). В смысле довольно честный в отношениях с женщинами мужик, я спрашиваю о прошлом. Вспомни, с кем ты поступил нехорошо.
Макс задумался. Перед внутренним взором выстроилась длинная череда подружек. На ум ничего не шло. Со всеми расстались вроде как по- людски, мало кто из его бывших поддерживали с ним дружеские отношения, но чтобы с ненавистью, что бы от души пожелать зла, хотя...
- Знаете...
- Знаешь, - терпеливо поправила его Эмма.
- Знаешь, - задумчиво начал Макс, - я уже и забыл об этом случае, память все же на редкость приятный партнер, сама понимает, что нужно хранить, а что нет.
- Ну еще бы...
- В общем, я постарался забыть, - неохотно продолжил Громов, - дело было на первом курсе института. Я тогда был несколько простоват в отношения с женщинами...
- Как будто-то сейчас ты ужасть, как сложен, - фыркнула ведьма, - тот еще бычок -производитель.
- Не перебивай меня, пожалуйста, мне не очень приятно вспоминать это...
- Хорошо, хорошо, - взгляд ее стал серьезным.

- Так вот, я был тогда несколько не разборчив в связях. - Макс строго посмотрел на ведьму, - только попробуй рассмеяться, - та сделала удивленное лицо:
- Да ну, что ты...
- И вообще любил, все что движется. Лишь бы оно напоминало женщину конструктивно. Была в параллельном потоке одна девушка, не то чтобы красивая, но симпатичная, тихая такая, почему-то меня она среди прочих ребят отличала. Я, конечно, воспользовался ситуацией. Проблем с тем, чтобы затащить ее в постель у меня не было никаких, хотя слыла она недотрогой, я еще хвастал, дебил, по этому поводу. Никто мне не верил. Девочка хорошая была: чистая, умная, страстная. Не секс-бомба конечно, но... Да и будь она хоть Мерилин Монро, хм... я ее в любом случае бы бросил, не нужны мне тогда были долговременные отношения, я, понимаешь, вершины покорял в промышленных масштабах. В общем, однажды я ей и сказал: 'Так, мол и так, не люблю больше, прощай'
- А она?
- Ты знаешь, я ждал потока слез, упреков, истерики, я же не дурак, видел, что она меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО любила. Но не нужна она была мне тогда, не нужна. Измучился бы и сам и ее измучил.
- Так что она? - нетерпеливо повторила Эмма.
- Она... она ничего. Некоторое время молчала, не поднимая глаз, а потом посмотрела так странно, - Макс остановился, проглотив тяжелый комок в горле. - И сказала: 'Знаешь, Максим, ты сейчас мне так больно сделал... но я наверно переживу, а вот ты...'. Тут она все-таки заплакала - '...Тебе будет тяжело по жизни с женщинами, я тебе это обещаю' - повернулась и ушла. Я потом наводил справки о ней, через знакомых девчонок, одногруппниц ее . Они все волком на меня смотрели, такие вещи не утаишь. Болела с неделю, потом вышла, долгое время я из-под тишка наблюдал за ней. Поверь, мне тоже было тяжело...
- Не сомневаюсь, - как-то даже враждебно посмотрела на него Эмма. По крайней мере, так показалось Максу - Продолжай.
- Она долго была как будто чуть-чуть не в себе. Но потом ничего, оправилась вроде.
Бурная студенческая жизнь засосала, и я заставил себя забыть эту историю, тем более, что Алиса, ее так звали вскоре перевелась из нашего ВУЗа. - Макс задумался, погрузившись в те года и те переживания.
- А где ты учился?
- Что? - Очнулся он.
- ВУЗ какой закончил? - нетерпеливо переспросила Эмма.
- А, ... МИЭМ
- А фамилия у девочки какая?
- Да какое это имеет значение? Белявская. Алиса Белявская. Елки... - воцарилась минутная пауза, когда оба: и хозяйка и гость взглянули друг на друга по-новому. - Слушай но ведь твоя фамилия тоже...
- Да, успокойся, это не я была. Да и постарше я немного. Сестренку ты мою младшую обидел сильно. Тогда ее еле откачали, совсем помешалась из-за тебя, урода.
- Так это ты меня так?
- Нет, она. Не со зла, конечно. У нее тоже дар есть, только она им пользоваться не умеет, да и не хочет. Но иногда такие вот прорывы бывают. А ведьма она сильная. Жаль.
- Слушай и чего мне теперь делать?
- Да ничего. Простить себе это и все.
- Как это простить себе, я-то причем? Может, встретится с ней и...
- Что 'и'? Покаяться? Такие вещи, дружок не забываются, да и пережила она это уже, не тревожь девочку. У нее сейчас семья: муж, ребенок, все хорошо, зачем ты ей нужен со своими 'соплями'. Да и не в ней уже дело. - Эмма покачала головой.
- Как не в ней? Не понимаю.
- Ты представляешь себе, как действует порча?
- Нет, как-то не задумывался, меня, знаешь ли, не каждый день проклинают. - Едко ответил Макс
- Ну, если все упростить, то начальный импульс, конечно, исходит от того, кто ее наводит, вольно или невольно. Это да. Но порча не существует без подпитки жертвы. Наведенная энергия быстро заканчивается и дальше, если жертва не подкармливает ее собой: своей верой, страхом, то оно как бы рассасывается.
- И что?
- Я же тебе говорю - ничего. Забыть. Только на этот раз, не загоняя воспоминание в себя, вглубь, чтобы оно там тихонечко разлагалось, отравляя тебе жизнь. А отпустить себе свой грех. Бог . . . он в нас, мы и есть Бог, часть его, следовательно, кому, как ни нам отпускать свои собственные грехи. Вот увидишь, все у тебя получится, остаточный эффект я сняла. А Алиса, Алиса тебя простила. Поверь, я знаю. Мы с ней долго о тебе говорили. Да и сюда ты попал, наверно неслучайно. Таких случайностей просто не бывает. - Эмма пронзительно посмотрела не гостя и, наконец, как будто через силу произнесла. - В общем, если будут какие проблемы: с этим или вообще по моей части, заходи, не стесняйся.
- А можно я просто так зайду. - Внезапно, спросил он.
- Попробуй, - слабо улыбнулась она..
Поняв, что 'аудиенция' закончилась Макс как-то неловко, скомкано попрощался и почти вылетел на улицу.
По дороге домой он даже не пытался анализировать свои чувства, полный сумбур, не помнил, как доехал до дома, но, отворяя дверь квартиры, одно уже знал точно - он влюбился насмерть, так как еще никогда не влюблялся.
'Неужто приворожила?' - мелькнула глупая мысль, которая тут же была безжалостно раздавлена разбором собственных ощущений: 'Да нет, ничего подобного, просто есть женщины, обладающие природным магнетизмом. Они не всегда красивы, даже, наоборот, с каким-то изъяном. У Эммы, например, немного правый глаз косит и рот крупноват. Но они излучают такой призыв, что мало кто может устоять перед ними, причем все это на бессознательном уровне, даже порой, не отдавая отчета себе в том, что такая страшная сила подвластна им. Редко кто осознает это в себе. Эмма знает, но не пользуется'.
Почему-то Макс был уверен, что сейчас она одна. Не чувствовалось в квартире присутствия мужчины. 'А ведь она еще молода' - с каким-то странным облегчением подумал Громов, как будто Эмма ему уже принадлежала: 'Просто вечернее освещение делало ее старше. Странно, обычно искусственный свет помогает женщинам выглядеть лучше, а тут ... Интересно, а как заиграет румянец на ее щеках при свете дня. Дааа... тяжко. Выпить бы с кем-нибудь, отвлечься, а может и поделиться, если смогу, говорят, от этого легче делается'.
А ведь есть такой человек. Жилет, да еще профессиональный - друг, Васька. Со школы еще дружат. Васька был довольно продвинутым модным психоаналитиком, надо сказать, что способности у него действительно были. Макс ни разу не прибегал к его помощи в этом плане, но тут такой случай. В общем, не долго думая, он набрал Васин телефон:
- Василь, привет, как она?
- Лучше всех, привет, Максик, рад тебя слышать. Давненько не созванивались. Как твое ничего? - голос у Василия профессионально заботливый, поставленный, прекрасно зная это, он пытался говорить со своими близкими, как можно естественнее, но профессия таки накладывала свой отпечаток, и, увы, не получалось. Друзья знали об этой его слабости и тихонько посмеивались. Впрочем, все всё прекрасно понимали и он знал, что они понимают, что он понимает ну и т.д.
- Да нормально, Вась, только знаешь . . . помощь нужна твоя.
- Сколько? - По-деловому спросил друг. Деньги он тоже умел считать. Почти также хорошо, как править психику пациенту.
- Чего сколько? - не понял Макс.
- Денег сколько? Бизнес что ли расширять собрался, могу поучаствовать. Давно к твоему салону присматриваюсь, на дорогие машины, нынче спрос.
- Да нет, тут все нормально, да и фиг я в свое дело пущу такую акулу, как ты, - отшутился он, - Вась мне твоя профессиональная помощь нужна, как психоаналитика.
- Ты че, Максимка, с дуба рухнул? Я же говорил тебе и уже не раз, что не лечу и не тренирую друзей. Даже те, кто приходят ко мне на тренинг личностного роста, не должны быть в отношениях со мной. Это неэтично и не работает на дружбу.
- Я знаю, но ты можешь меня выслушать просто, а? Пусть не как специалист, а как друг.
- Ладно, приезжай, - обреченно пробурчал в трубку Василий. - Посидим, выпьем, подумаем.
- А может, где-нибудь в кабаке, неудобно Маришку стеснять, да и дети...
- Да в отпуске они у меня, вторую неделю холостякую. Тем более давно не виделись, есть, чем поделиться друг с другом.
- Ага, ага, я тебе такое расскажу. - Возбужденно начал Макс.
- Вот этого то я и боюсь. Все, давай, жду.

__________________________________________________________________________

Квартира у Василия была в центре, и Макс не захотев толкаться в пробке, добрался до друга на почти уже ставшем родным метро. Приветливо вглядываясь в насупленные лица сограждан, тщательно ловил ответные улыбки. Впрочем, их отсутствие его не обламывало. Странно, но почему-то настроение у него было отличное, несмотря на серьезные сердешные страдания.
Василий открыл дверь со второго звонка. Этакий барин в рубашке, брюках и халате. 'Начал лысеть' - ехидно подумал Макс: 'Странно, что раньше не замечал. Это к вопросу о том, как мы относимся к друзьям, как мы их видим, слышим'.

Сели, налили, выпили, закусили. Степенно. Без спешки, понимая, что сидеть еще долго, а посему форсировать события смысла не имеет, без всяких там: 'между первой и второй...'. Разговор вертелся вокруг общих тем: семья, работа, мелкие успехи, неудачи, забавные случаи из жизни своей, знакомых и т.д. Наконец, решив, что дань этикету отдана, хозяин взял быка, так сказать, за интим. Рога в смысле. Ага, а какой интим без рогов. Или рога без хм: интима.
- Итак, чего у тебя стряслось, раз тебе помощь психоаналитика понадобилась? Помниться кто-то довольно ехидно проходился по моей работе и по мне лично, называя меня - любимого: то 'лекарством для обезумевших от скуки домохозяек', то 'мастером делать деньги из ничего'. Что-то там и про 'лженауку' говорил.
- Ладно, не выпендривайся, - поморщился Максим, - дело серьезное, у меня проблемы. Выслушав довольно сбивчивый получасовой рассказ, Василий сказал:
- Мда, не будь ты моим другом, я бы тебя точно полечил, да еще и в стационаре, там эффективнее, - его хищная улыбка почему-то не понравилась Максу. Видимо что-то прочитав на его лице, Василий, рассмеявшись, добавил, - слышь, бобер, выдыхай. А вообще, знаешь, есть что-то в ее словах. По крайней мере, они не расходятся с тем корпусом знаний, которые доступны мне. Если отбросить мистику, то Эмма совершенно четко указала на то, что причина всех твоих неудач на личном фронте - ты сам. Понимаешь, я долго наблюдал за тобой и как друг, профессионал и как хм... ценитель прекрасного, могу сказать, что вкус у тебя отменный. Ни одна из твоих девушек не вызвала у меня неприятия. Ты даже настоящих-с-виду-блондинок и тех умудрялся находить с 'умом и сообразительностью'. У тебя на редкость тонкие женщины были, помню, одна художница очень нам понравилась, жена еще все в тайне мечтала тебя на ней женить.
- Ирина...
- Ага, или пеар-менеджер, очень толковая и обаятельная девушка.
- Таня. - Со вздохом произнес Максим
- А помнишь ту брюнеточку, заводчицу кошек, вот уж действительно женщина-кошка, кого хочешь с ума сведет, - продолжал смаковать жестокий психоаналитик.
- Ааааа. - Простонала жертва.
- Или...
- Слушай, завязывай, а? Я прекрасно помню всех своих женщин, че ты из меня душу - то тянешь? - Рассвирепел Макс, - скажи лучше , почему у меня все вот так? Ведь я их не насиловал, они сами в меня влюблялись, ну не без некоторой работы с моей стороны, - слегка мысленно полюбовался собой Громов, поймав себя на этом - рассмеялся.
- Да все просто, Максик. Тут две вещи: Первая - отношения мало наладить, их надо строить постоянно, каждый день, каждый час в них вкладываться, а ты - спринтер, ты вложился, а потом паразитируешь на них. А так нельзя, никому это не понравится. Я, кстати, об этом уже не раз говорил.
- Да знаю, я пытался...
- Пытался он, - отмахнулся Вася, - делать надо, а не пытаться.
- Ну, допустим, я - козел, а вторая причина?
- Да не козел ты, просто - слабак, но ничего, главное, что до тебя дошло. Всё получится рано или поздно. Что же до второй причины. Знаешь, а ведь права твоя ведьма. Вот уж, где психоаналитик от бога. Ты сам себя подсознательно настраивал на подобный финал отношений. И девушек своих буквально заставлял в это поверить, они не хотели, а ты заставлял.
- Да ты гонишь. - Возмутился Максим.
- Да, зуб, даю. У меня, кстати, хороший стоматолог, дать телефончик? - Обаятельно улыбнулся Василий, - смотри, какая штука получается. С той девочкой, сестрой Эммы ты действительно поступил мерзко и ты знал это. Ты с самого начала знал, как она к тебе относится и тем не менее воспользовался ситуацией, но ты слава богу относишься к людям восприимчивым к чужой боли, за это тебя и люблю, а таким нельзя причинять страдания окружающим. Откат будет сильнее. Вот с тобой это и произошло. Ее слова врезались тебе в память, и ты по- настоящему поверил в них, искреннее. Видишь как все просто.
- Ну, а женщины? У них-то моих комплексов нет, почему уходили? Внешне все было нормально, сбегали все время по разным причинам.
- Нет, причина была одна, я тебе о ней только что сказал, поводы были разными.
- Бррр. Не понял. Еще раз. . . - Замотал головой Макс.
- Причина в том, что ты сам с одной стороны вроде как желал настоящих отношений, с другой - отказывал себе в них, боялся, что и в этот раз ничего не выйдет. А женщины . . . они братан, куда тоньше нас такие вещи чувствуют. Ты же их буквально программировал на невербальном уровне, ну там: жесты, мимика, позы. Не ухмыляйся, я не про Камасутру, я про язык тела. Интонации, постоянные эти твои сомнения- метания. Да ни одна бы не выдержала.
- И что мне делать? - с надеждой уставился на него Макс.
- Чернышевский, бл. . .Воспользуйся советом мудрой женщины. Ты, даже не представляешь насколько мудрой, - хитро улыбнулся Вася. Одним ударом и столько зайцев. - И тихо так добавил. - Хе-хе и про себя не забыла.
- Ты это, о каких зайцах сейчас? - Подозрительно спросил Макс.
- Ааа, забей. Вообще. . . выкинь весь свой негатив, действительно, прости себя. Начни новые отношения с чистого листа, так как будто у тебя не было ни одной женщины до того, никакого отрицательного опыта. Не вздумай сравнивать. Не смотри вниз.
- Куда?
- В прошлое. Оно не сзади, за спиной, оно - внизу. Понимаешь, мы как канатоходцы идем по тонкому тросу снизу и высоко под купол цирка, именуемого 'жизнью'. Как ты думаешь, что случится, если канатоходец будет постоянно смотреть вниз? Вот. Он как сапер только раз ошибается.
- Спасибо тебе, дружище, даже не представляешь, как мне помог.
- Хм... почему же не представляю. . .очень даже, счет пришлю по факсу... шутка.

Остаток ночи они обстоятельно, по-мужски серьезно и со вкусом пьянствовали, более не возвращаясь к этой теме.

__________________________________________________________________________

На следующий день, приведя себя в порядок и устроив на работе дела, Макс стоял на пороге уже известной нам квартиры. Не успел он позвонить, как дверь открылась.
- Ждала?
- Не льсти себе. - Улыбнулась она.
- Можно войти?
- Заходи.
- Ты знаешь...
- Знаю...

5. #1: Суб (78).

Как ни сопротивлялся олигарх Крячкин - его юбилей опять делали гламурным. Под банкет арендовали яхту губернатора. У трапа Крячкина встречал балет трансвеститов в кисейных пачках. Крячкин все утро угрюмо лакавший хеннеси, спихнул балет с пуантов в замазученную дебаркадерную воду.
- Я что, пидор? - орал Крячкин, лупя багром по тыковкам балетных.
- Не кипятись, Сашка, теперь так принято, - дружески обнял Крячкина губернатор, обряженный Нептуном. - Плюнь, пойдем в кают-компанию, тебя гости заждались. Там пара министров из правительства.
- На кой рог мне тут министры? - не сдавался Крячкин, вышибая кочергой иллюминатор капитанской рубки. - Я сюда погулять приехал. По-простому, по мужицки. Ну, как раньше. Гармонь там, рыжики соленые, утром банька с квасом. Понимаешь? С квасом!
- Понимаю, - размашисто кивнул губернатор, роняя на палубу корону из серебряного ведерка для шампанского.
Яхта величаво отошла от причальной стенки, протаранив хромированным форштевнем застрявший в иле землеройный снаряд и караван обмыленных волнами сплавных плотов. Выйдя на фарватер, яхта приняла крейсерскую скорость и воцарила над просторным речным бассейном.
- Мать твою, - умиротворенно сказал Крячкин, тыча броненосным лобстером в проплывающие за бортом окрестности, - красиво то как, а? Сейчас бы юшки рыбацкой с чернушечкой. И с сольцой крупной, ну, камешками такими, знаешь?
- Знаю, - сказал губернатор и махнул свите. Перед Крячкиным возникла платиновая краюха ржаного, усыпанная редкими желтыми бриллиантами.
- Это что? - спросил Крячкин, гулко запивая черную икру игристым Асти Мондоро.
- Как что? Камешки. Ты же сам сказал, чтобы крупные, - губернатор полюбовался игрой бриллиантов. - Что, не крупные?
- Пойдет, - отмахнулся Крячкин. - С подарками, надеюсь, все?
- Почти, - повел трезубцем губернатор. - Мы тебе золотой лимузин на корму подогнали. Девятьсот девяносто девятой пробы. Резина натурально из бегемота, руль полосатый, из зебры, а выхлоп из слоновьей задницы, рвет с пробуксовкой, до сотки за три секунды. Пойдем на корму, примеришься.
Лимузин действительно оказался золотым. Крячкин поколупал бампер из черного жемчуга, мельком заглянул в пропахший кашарелью салон, постучал согнутым пальцем в изумрудную фару.
- Нормально. Ну, теперь-то, все?
- Мелочь осталась, - сказал губернатор. - Пара английских смокингов, меч для харакири, голая тибетская кошка, и пятиметровый плазменный телевизор. И еще баба.
- Опять как в прошлый раз? - Крячкина передернуло от тоски. - Фотомодель?
- Не угадал, - ухмыльнулся губернатор, подхватывая Крячкин под локоть.
Бабой оказалась русалка, с распущенными мокрыми волосами, большой незагорелой грудью и малахитовым хвостом. Русалка лежала в мелком бассейне, обмахиваясь китайским веером.
- Тебя как звать-то? - спросил Крячкин, присаживаясь на бортик бассейна.
- Тина, - сказала русалка и поправила рукой волосы. Рука была ухоженной. Длинные ногти с аккуратным маникюром.
- Ты что, натуральная? - Крячкин просунул руку в воду и пощупал холодный девичий плавник.
- Натуральная, - русалка кокетливо прикусила пучок сочных водорослей.
- Веселый у меня юбилей, - мрачно сказал Крячкин. - Хлеб с бриллиантами, машина из золота, баба с рыбьим хвостом. А я квасу просил, вообще-то.
- Понимаю, - сказала Тина и взбаламутила хвостом воду бассейна. - Тебе нужен настоящий день рождения. Не этот, купленный, да?
- Ну, типа, - грустно сказал Крячкин.
- А давай сбежим отсюда? - Тина взбаламутила хвостом воду бассейна.
- Куда? - спросил Крячкин. - Я плавать не умею.
- Это хорошо, что не умеешь, - сказала Тина. - Легче тонуть.
- Тупой у тебя юмор, - Крячкин ослабил узел галстук.
- Возьми меня на руки, - приказала Тина. - Я не тяжелая.
Крячкин удивился, но взял.
- Теперь неси на корму, - Тина обвила шею Крячкина точеными руками. Крячкин послушно побрел по шканцам. Взобравшись на ют, олигарх с опаской посмотрел на бурящуюся за кормой реку.
- Не смотри вниз, - сказала Тина и поцеловала Крячкина в измазанный икрой подбородок. - Прыгай.
- Что? - испуганно выдохнул Крячкин.
- Прыгай, - повторила Тина. - Не бойся, я буду рядом.
Крячкин закрыл глаза и прыгнул. Он почувствовал, как ухнул в воду, как разжались руки и выскользнула Тина, и как перестало хватать воздуха. Крячкин задергал ногами, замычал и тут же ощутил увесистый шлепок. Потом еще один. Крячкин заорал и понял, что может дышать.
- Смотри, как орет, - сказал густой мужской голос. - Только родился, а уже командует. Генерал будет. Или олигарх.
- Да, хороший мальчишка, - подхватил другой голос, женский, ласковый. - С днем рождения тебя, малыш!
- Спасибо, - расхохотался про себя Крячкин. - Нет, в олигархи я по новой точно не пойду. А вот насчет генерала, пожалуй, подумаю.
Крячкину прицепили бирку с датой рождения, запеленали и повезли по коридору в новую жизнь.

6. #6: Светлана (73). Герой дня.

Победа! Наконец-то, победа.
Он стоял на пьедестале, а остальные, те, кто внизу, были какими-то низкими и незначительными, даже когда подошел организатор с медалью и спонсорским призом, то показался каким-то непредставительным, не то, что раньше.
- Поздравляю.
- Спасибо.
Рукопожатие.
- Ты герой этого дня.
И легкая улыбка, мимолетно коснувшаяся губ: 'Я всегда герой и не только сегодня'.
А потом он сошел, и нога вновь ступила на грязную после недавнего дождя землю.
Кто-то смотрел с обожанием, кто-то с завистью, а другие просто любили - потому что он особенный, потому что поставил рекорд и выиграл, после чуть ли не пяти лет неудач и поражений, когда никто в команде не мог дотянуть даже до бронзы. Его будто бы окутал ореол, невидимый плащ славы, вмиг оградивший от всего остального мира, и он вновь почувствовал себя чуточку выше и уверенней.
Две длинноногие манекенщицы прильнули с разных боков, и глаза на мгновение ослепли от вспышки фотокамеры. Это тоже часть успеха - завтра его фото с этими разряженными куклами появится во всех газетах.
Он вышел со стадиона, и глаза больше не слепило: они привыкли, потому что вспышек было столько, что и не сосчитать. Разномастная визжащая и кричащая толпа могла бы смять его в лепешку, если бы часть все той же толпы - милиционеры и служба охраны - ни потеснила и незаметно ни всыпала самым нетерпеливым.
А потом была прессконференция, где от его имени говорил тренер, а он сидел, как король, все с теми же девахами, той же толпой, заполонившей зал и стадом рангом повыше, обзывающимся охраной.
- Как вы думаете, вам удастся принять участие в следующих олимпийских играх?
И скользящий взгляд выхватывает худенькую фигурку в черной футболке, неприметным смутно знакомым лицом и рыжим хвостиком на макушке - серая мышка, таких всегда много в толпе.
- Непременно, - улыбнулся, и зал взорвался аплодисментами.
Фигурка села, что-то быстро написала в блокноте, задумавшись, куснула кончик ручки.
От этой зловредной привычки он избавился с огромным трудом, поэтому сразу испытал к журналистке что-то сродни брезгливой ненависти: только абсолютно не следящий за собой человек может, не задумываясь о заразе и бактериях, совать в рот всякую дрянь. Отвернулся и больше в ту сторону не смотрел.

Вечер подкрался незаметно. Казалось, вот только что было утро триумфа, сменившееся хлопотливым днем, но, когда он вышел с прессконференции, солнце уже спряталось за горизонтом, а чистый, без единого облачка небосвод стал особенно глубок и темен. В вышине алой полосой далекого заката отсвечивал след очередного Боинга, а с востока медленно-медленно наплывала сумрачная темно-синяя вуаль.
Почему-то скоростной поток жизни, мчащийся без тормозов по извилистому горному серпантину, всегда замирает в такое время, что длится всего лишь мгновение, но кажется, завладевает часами.
И вновь он ослеплен вспышками фотокамер, и, не останавливаясь, под бдительным взглядом охраны садится в черный джип с тонированными стеклами и уже едва слышно рокочущим мотором. Как по команде гомон разноголосой толпы разрывает вой сирен милицейских авто. Их бело- синие тела отлепляются от тротуаров и берут колонну черных машин коридор: две впереди, две - сзади.
А в окне уже проносятся безликие дома с множеством магазинов, кафешек и банков на первых этажах, и ответвившиеся от проспекта улочки, по которым, не обращая ни малейшего внимания на очередной кортеж сильных мира сего, прогуливаются, спешат, торопятся, бредут и вышагивают обычные люди, похожие друг на друга, как две капли воды, обремененные разными, но такими обычными и понятными проблемами, радующиеся, в сущности, одному и тому же и проживающими разную в своих вариациях, но одну на всех жизнь.
- Ты, конечно, герой, но режим должен соблюдать, - говорит тренер, прощаясь у дверей шикарного номера-люкса. - Это только начало. Он уже готов закрыть дверь, но тренер все никак не уходит.
- И никогда не смотри вниз. Ты должен остаться на пьедестале, выше и уверенней остальных, тогда все и всегда у тебя будет хорошо.
Он кивает и закрывает дверь, кажется, сегодня он немного устал от восхищенной толпы и суматохи вокруг своей персоны, в конце концов, даже герои не железные.
Он упал в кресло и включил телевизор на первом попавшемся канале. Ему всегда было легче засыпать под монотонное бубнение диктора, либо вялую перестрелку какого-нибудь боевика. Но сон не шел, сказывалось напряжение.
'Бог бы с ним, с режимом', - решил он и пошел к двери.

В ресторанчике было тихо и почти пусто. Он сел за стойку и, заказав некрепкий коктейльчик, медленно разглядывал помещение.
- Вы были сегодня великолепны, - улыбнулся бармен, а он поднес указательный палец к губам в понятном на всех континентах мира жесте.
Сейчас ему не хотелось восторгов, он желал спокойного места и негромкой музыки, чтобы немного отдохнуть и подумать.
Взгляд блуждал по столикам и лицам посетителей, по меблировке, причудливым синим лампам, и многочисленным картинам, отражающим жизнь моря и его обитателей, он даже узнал несколько копий с Айвазовского, правда, не блещущих мастерством и особым сходством.
- А как называется это место?
- Немо.
Он кивнул и продолжил разглядывать зал, пока взгляд случайно ни зацепился за неприметную фигуру, почти возлежащую на одном из столиков. Фигура показалась ему чем-то смутно знакомой, но в голову так и не пришло мало-мальски грамотных ассоциаций.
- Осторожней с этим господином, - проследив за его взглядом, прошептал бармен. - Это ярый ваш поклонник, всегда просит включить спортивный канал, когда вы выступаете, а сегодня напился в стельку, отмечая вашу победу.
- По-моему, в этом состоянии он и матери родной не узнает, - улыбнулся он.
- А еще рассказывает байки, что когда-то самолично тренировал нынешнего чемпиона.
- Неужели вы могли бы подумать, что я не узнал бы собственного тренера? - губы раскрасила легкая снисходительная улыбка.
Бармен картинно поднял ладони перед собой:
- Ну, что вы, как можно.
Он вновь улыбнулся, уже не столь снисходительно, и даже подписался на нескольких салфетках и написал в книге жалоб и предложений какую- то пришедшую на ум чушь. А потом расплатился и ушел.

- Ну-ка, Васька, не спать!
Он поднажал и пробежал последний круг так быстро, как только мог, потом несколько раз подтянулся на перекладине и, улыбаясь, подошел, прекрасно осознавая, что молодец.
- Ну, как, Пал Игоревич? - Ленка сидела на наспех сколоченной трибуне, чуть выше тренера, так ей было удобнее заглядывать в секундомер и бланки, что тот держал перед собой. - Как думаете, межшкольная олимпиада наша?
- Если этот шалопай не выкинет что-нибудь в своем духе.
- Ну, Пал Игоревич, это же когда было? - запротестовал мальчуган.
- Было-было:. В пятьдесят шестой Вовка Звягинцев очень неплох, а в пятнашке у Никиты Воропаева уж больно дыхалка хороша.
Тренер задумчиво пожевал кончик карандаша - детская привычка, от которой так и не смог избавиться, и которой, похоже, перезаражал половину учеников - потом прищурился на солнце и подмигнул Василию:
- Но мы-то их сделаем, правда, Вась?
- Сделаем, - согласился Василий и засмеялся.
- А я о тебе статью в школьной газете напишу, - подхватила Ленка.
Смешная она была - худющая и угловатая с остреньким лисьим личиком и веснушками, а еще светло-голубыми глазищами и копной ярко-рыжих волос. Рядом с Воробьевой и Феличко - красавицами класса - она и рядом не стояла, но когда улыбалась, ее маленький курносый носик задорно вскидывался, на щеках появлялись ямочки, а в глазах плясали маленькие едва заметные огоньки.
- Гуляйте дети, - позволил учитель, и оба сорвались с места, как юркие неугомонные воробьи.
Они бежали на перегонки по неширокой зеленой улочке, временами останавливаясь, чтобы поесть мороженого и безустанно смеялись. Кажется, они были счастливы.

7. #11: kaprizka (72). С дуба слетела корова

У Лукоморья дуб зелёный... Ой, кажись, дубы перепутал! Это другой дуб, он у междуречья растёт. Да не у Месопотамии, а у междуречья. Аккурат на мысу, где Быстрянка в Чистюху впадает. Его ещё Артём Петрович посадил. Давно уже, сейчас никто в Ивовке и не помнит когда. Сам-то он, едва Гласность объявили, в Амню смотался, спекулировать не то сниккерсами, не то памперсами. А может, фьючерсами на индексы. Нет чтоб работать. Вон сколько травы осталось нескошено! А ведь зима на носу, того и гляди снег выпадет постоянный. Что скотина зимой есть будет? А впрочем, какая сейчас скотина. Так, одна корова да две козы на всю деревню. Да и деревня тоже - половина домов заколочены или вовсе сгнили. Да и кому она нужна, если за купипродай в городе больше платят?
Мы даже хотели ему киоск сжечь, чтоб дурью не маялся, а пришлёпали на место - ан киоск-то уже железный. Не горит, собака. И головёшки окрест! Значит, нашёлся до нас такой умник. Поделом ему, хотя жалко, конечно - свой всё-таки. Говорит, мафия подожгла. Правильно, чем ближе к Москве, тем больше мафии! А что к Москве ближе - райцентр Амня или наша захолустная Ивовка, к которой даже нормальной дороги нет, чтоб ихние бахвальные мерсы могли проехать? Пешком проще - нацепил болотники, да и дуй к мосту. К железнодорожному, через Быстрянку. Пару часиков потопал - и жди, когда поезд проедет. А там и по рельсам можно, пока встречный не пошёл. Или на электричке, Но я ж не о том. В общем, приехал наш Артём недавно с каким-то свёртком. Вроде рубероида, но какой-то другой. Как на чём приехал? На 11-м номере, на чём же ещё. Свёрток на горбу тащил. А как только дотащил, тут и погода начала хмуриться. Ветер жуткий поднялся, труба воет, причелина об охлупень скрипит - того и гляди вся изба развалится! Дождь, туман, снег - всё вперемешку в морду лезет, только успевай закрывать воротник. Калитка как метровая дверь из букваря - сама открывается и закрывается. Или это крысы в Москве метровые? Неважно, я вообще не понимаю, как в ней жить можно. На улицах пробки, в метро - сваи вперемешку с террористами, и все спекулируют! Картинка, однако.
И вот на фоне этого жуткого воя раздаётся треск! Мы уж было думали, ну всё, конец света наступил. Ну пусть не света, а хотя бы избушки. Ан нет - поскрипела избушка, но выдержала. А как побасело, так мы на улицу выглянули - ого! Снегу столько, что хоть на лыжах ходи, и то провалишься. И это первый снег!
Тут этот спикуль выскочил - и к дубу. Со свёртком. Я ему вдогонку кричу: куда, мол, по сугробам? Провалишься. А он чего? Да ничего. Говорит, дуб должен быть зелёным. И шмыг, только его и видели. А я за ним вдогонку, наскоро лыжи нацепив. Зря, как оказалось. Снег-то липкий. На полозьях потом целые горы сосулек напластовались. Но думать-то некогда, все мы немножко дубы.
На дуб артёмов смотрю - а там на вершине корова. Как забралась, Да так и забралась - по стволам упавшим. Нет, не дубовым - дубик-то устоял. Настоящий дуб! Не липа.
А Артём-то пытается чего-то со свёртком делать, и куда-то вниз смотрит. В корень, словно Козьмы Пруткова начитался. А корова-то вот-вот поскользнётся. Я ору:
- Беги нафиг! Ты вниз не смотри, ты вверх смотри!
Он не слышит, делает своё что-то. Тут корова хап очередной лист, да как хряпнется! И прямо на этого спикуля дубоватого. Копытами по башке, рогами по свёртку. Поскользнулась, да и не мудрено. Как она вообще взобраться сумела! Умная скотина, однако, и ловкая. А говорят, только козы такие. А сверху ветки падают, красота. Если этот торгаш не выжил, венок готов. Однако выжил вроде, шевелится. Корова только в шоке. Свалилась, и никак встать не может.
Ну ничего, мы же русские люди - мы умные, однако. Артёма кое-как дотащили на носилках, а точней на тащилках. Типа салазках, только побольше. Ничего, оклемался. В самом деле, что его торгашеской голове будет?
А вот корову забить пришлось. Все ноги об его башку переломала. Жалко скотину, но... мясо тоже в хозяйстве пригодится. А снег как раз кстати выпал - можно ледник строить. Главное было успеть, пока не растаял. Вот смотрю я на этот ярко-зелёный дуб и думаю: а вдруг у междуречья посажен не дуб? Вдруг это эльфийский мэллорн?

8. #2: Светлана (72). Посвящение.

Грей шел медленно, осторожно, стараясь не смотреть в пропасть, разверзшуюся под ногами.
Справа - стена, слева - бесконечность, впереди - дорога. 'Главное, не смотреть вниз', - напоминал он себе, но, казалось, от этого все сильнее хотелось заглянуть за край: как там, на дне сокрытой облаками дали?..
Ветер дул в лицо - холодный, мокрый, колкий. От него не спасал даже толстый шерстенной шарф, закрывающий все, кроме глаз. Впереди тропа сужалась, шла аккурат над бездной. Грей долго примеривался, как встать: лицом ли к стене, либо к пропасти. Он боялся неизвестности за спиной, и страшился высоты.
Секунды текли часами, а минуты, казалось, застыли, когда он сделал шаг. Шаг - на пути в никуда. В это мгновение он постарался исключить любую мысль или эмоцию, он предпочел стать бездушным камнем, как скала за его спиной, и быть бесстрастным и легким, как туман, покоящийся меж горных пиков, который люди долины привыкли называть облаками.
В какой-то миг пропасть придвинулась так близко, что его дыхание слилось с порывом ветра. Грей выдохнул иней, и сердце его наполнилось радостным стоном, рожденным в глубине души ликованием: он ветер, он скала и Ничто.
Но в этот миг переход закончился. Тропа вновь расширилась, а ноги ступили на гладкий камень. Пропасть отступила, и теперь с некоторым интересом и удивлением вглядывалась в человека, едва не ставшего ее частью.
Грей не к месту вспомнил, глупую статистику, по которой люди, сорвавшиеся с высоты, скорее умирают от ужаса и разрыва сердца, нежели удара о Землю. И тут же вспомнил:
Это было зимой, и был их второй прыжок в жизни. Тот, кто утверждает, что прыгать в первый раз страшно - несовсем прав. Беспокоит неизвестность, то же странное щекочущее чувство, что подстерегает у кабинета зубного врача или экзаменационной комиссии. Может, оно и острее, но ведь сродни. А вот настоящий страх наступает при втором и третьем прыжках, когда полностью осознаешь, что будет и как может обернуться по всем статьям безопасная затея.
'Вашу мать, - орал тогда прапор, - кто откроет оба парашюта, узнают у меня настоящую солдатскую жизнь!'
Основной парашют складывали солдаты, а вот запасные обязаны были готовить офицеры. И, конечно, оттого, что молодняк от страха и перестраховки забывает расчехлить запаску и раскрывает сразу оба купола, им весело не становилось.
Вдохновенная речь прапора столь подействовала на молодняк, что о запаске помнили до конца службы, а приятель Саша Котов, предпочел прыгать вообще без нее: расчехлил непосредственно перед прыжком, дабы случайно не забыть.
Он упал с огромной высоты, и Грей боялся даже предположить, что промелькнуло у него перед глазами за эти несколько минут полета. Он упал в яму и отделался всего лишь сломанным ребром. И ведь нашел в себе мужество прыгать снова:
Сам Грей через всю жизнь пронес то опьянение адреналином, что накатывает после восьмого прыжка: тогда они прыгали и прыгали, стоило опуститься на землю, как их вновь гнали в небо. И вот настал момент, когда страх отступил и вовсе стерся, а сердце и душу захватил неуемный восторг, когда хотелось еще и еще, только б не останавливаться.
Грей прошел немалый отрезок пути, пока очнулся от воспоминаний. Ветер изменил направление, и теперь налетал со спины, словно торопя. Такое положение вещей Грею не нравилось: уж слишком непривычной казалась такая поддержка. И именно тогда он заметил очень неприятный участок тропы.
Нет, она не собиралась жаться к скале или склоняться к пропасти, она казалась даже шире, чем была, вот только обледенелая и шедшая под довольно сильным уклоном.
Грей едва не выругался, но скрипнул зубами и сделал шаг. Он не помнил, как преодолел опасный участок, и миновал ли его вообще. Он помнил лишь порыв ветра, холод и раскачивающиеся в такт сердцебиению пики гор. Он закрыл глаза и предоставил сбыться тому, что неминуемо обязано случиться.

- Я ждал тебя, - произнес беловолосый старец, ухмыльнувшись, - но скажи мне, почему ты здесь?
Впервые подобный вопрос поставил Грея в тупик. Кажется, внизу он отлично знал, зачем поднимается так высоко, но теперь:
Похоже, все его прошлые мысли и уверенности стер переход, смыл, как уничтожает летний ливень забытый в саду детский рисунок, выполненный акварельными красками - преобразуя все, что было прежде, размывая четкость границ и одновременно создавая что-то новое, непонятное и поистине уникальное и неповторимое.
- Я искал понимания, учитель, - Грей не нашелся, что прибавить и теперь понял, что придется уйти.
- Ответ неверный, ты здесь потому, что я позвал себя.
Настало время удивляться, но Грей был столь утомлен, что не мог сделать даже этого.
- Но, прежде всего, нам нужно напиться чаю.
Старец повернулся и вошел в пещеру, и Грею ничего более не оставалось, как проследовать за ним.

Они сидели в низкой нише. Мерно горел костер, в его глубине плясали замысловатые тени, часто смешиваясь с языками пламени, они создавали по истине психоделические картины. Перед глазами Грея проплывали лица и дела, прошлое играло с будущим в нарды, а звериные морды подпевали изысканнейшему оркестру труб и бубнов.
Сознание начало мутиться, и прежде чем Грей понял, что его чем-то опоили, он лишился чувств.

Ночью в лесу страшно: нет, страшно - это неподходящее слово, ночью в лесу странно. Весь мир проглатывает тьма, непроницаемая, и в отличие от той, что таят в себе пещеры, живая. Стоит лишь протянуть руку, и коснешься шероховатой коры, ощутишь прикосновение листа или дыхание ветра.
Ветер: да, вот чего реально не хватает в пещерах, вот что наделяет тьму жизнью и заставляет дышать.
Ну и звуки, конечно же, и речь даже не идет о взревывании хищников, о которых все обычно вспоминают в подобных ситуациях. Ну, какие, черт возьми, хищники в подмосковном лесу, белки если только?
Конечно, шучу, а значит, немного страшусь. Совсем чуточку, но этого чувства достаточно, чтобы включить фонарик. Свет выхватывает обрывки травы и леса, позади тьма смотрит настороженно и неприветливо: раньше я был ее частью, и меня берегли, а теперь - нет. Однако, свет в полуночном лесу - тоже зло, в неверном сиянии фонарика любое направление кажется верным, и почти невозможно найти настоящую дорогу.
Как я здесь очутился?
Во сне этот вопрос неважен: важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. Раз очутился, значит, так было нужно, следовательно, так тому и быть.
Думаю, это нормальное состояние нашего мозга - той его части, что работает во время сновидений. Все размышления о прошлом и будущем уходят на второй план, остается только здесь и сейчас, и, возможно, что и наяву, днем, следовало бы жить точно также.
Итак, лес.
Итак, тема.
И лишь едва заметный отсвет фонарика.
Дороги нет, я все-таки заблудился, а значит, нужно либо оставаться на месте и ждать рассвета, либо все равно брести, в надежде куда- нибудь выйти. Выбираю второе, ведь сон - всегда приключение. Сны никогда не бывают пустыми, они всегда насыщенны событиями. Если, скажем, я сяду под елочку и стану спокойно ждать, приключение найдет меня само в виде вышедшего из темноты медведя или чего похуже, поэтому иду.
Сознание затуманивается, и я вновь вижу круг костра с пляшущими тенями и старого шамана, ворочающего угли и попивающего чай. Я теряю сознание и прихожу в себя лишь в полной темноте. Мне плохо, меня тошнит и буквально выворачивает наизнанку, и я не нахожу ничего лучшего, как согнуться в конвульсиях под раскидистой елкой.
А потом я понимаю, что рядом со мной кто-то есть. На миг я смущаюсь: как и любому человеку, застигнутому врасплох за неприглядным занятием, мне стыдно и неудобно, даже если это занятие вполне естественно и нормально.
Небо чуть светлеет, и глаза различают черный силуэт на фоне синеющего покрывала. Силуэт не похож на человеческий, и мне становится вовсе не по себе:
Горит костер. Я ли разжег его или он всегда здесь был, но я теперь вижу своего ночного визитера. Ком подкатывает к горлу, а сердце сжимается и бьется часто-часто, потому что передо мной тигр. Кто сказал, что я в подмосковном лесу? Я сам? Ну, так, значит, я ошибался.
Кошка никогда не нападает спереди, хищник нападает сзади, ломает шею. Моего родственника так в тайге едва не убила рысь. Относится ли это к тиграм, не знаю, раз сейчас и здесь я об этом подумал, значит, относится.
Я неадекватен. Я встаю и беру простынь, начинаю размахивать ею перед пастью зверя.
Я стараюсь казаться больше, стараюсь напугать? Не знаю, вероятно, : я хочу, чтобы он ушел.
Но ничего не удается.
Тогда я накидываю на него свою тряпку. С минуту тигр сидит не шелохнувшись, а потом стрясет головой, и простынь падает к его лапам.
Меня вновь мутит, но я делаю над собой мысленное усилие, и тошнота отступает. Я не должен поворачиваться к нему спиной, иначе зверь убьет меня.
Откуда я это знаю? Понятия не имею. Это же сон, вы разве забыли? А во сне не задаешь вопросы 'почему' и 'как', во сне есть истины, не требующие сомнений или доказательств.
Я зачерпываю песок, - откуда он взялся, я тоже не ведаю, - и кидаю в полосатую морду. Но подымается ветер, относящий назад все песчинки, что залепляют глаза, и ни одна из них даже не касается драгоценной шкуры.
Некоторое время отплевываюсь и тру веки. Потом меня все-таки выворачивает наизнанку снова.
А тигр ждет.
Чего?
Я отрываюсь от елки, я смотрю в его огромные кошачьи глаза. Они желтые, они светятся, но, кажется, не отраженным, а внутренним светом. И, кажется, я вижу в них смешок, ядовитую иронию и понимание. Я вижу каждую колбочку, я различаю золото и свет. И мне становится невыносимо стыдно за себя.
Я опускаюсь на землю и всматриваюсь в его золоченые очи. Я не понимаю, как я мог хотеть, чтобы этот взгляд покинул меня. Говорят, что ни одно животное не выдерживает прямого человеческого взгляда, но я даже не задумывался сейчас над этим изречением. Возможно, оно и верно, я не знаю, я не думал и не хотел размышлять над этим. Я смотрел в глаза бесконечно прекрасному существу, в глаза хищника и неминуемой смерти и хотел бы смотреть так вечно. Я еще до конца не понимал, что или кого вижу, но сердце мое успокоилось и даже замедлило свой темп. А в груди:, нет, чуть ниже, где-то в солнечном сплетение, стало расти тепло, а легкое головокружение вновь затуманило разум или то, что сейчас казалось моим разумом.
В какое-то мгновение мы, вероятно, слились в одно целое. Я стал им, а он - мной. Однажды я увидел нечто жалкое, ссутулившееся на земле, скрестивши ноги, и понял, что смотрю его взглядом, а потом вновь очнулся, и, казалось, прошла вечность.
Тигр встал первым. Он повернулся ко мне спиной и направился в чащу, но, прежде чем исчезнуть в зарослях, вновь обернулся, и сердце в груди возликовало, потому что он был совершенен.

Грей на мгновение очнулся. Ему было невыносимо холодно. Все тело затекло и болело, его сотрясала крупная дрожь. Он отхлебнул чая и пододвинулся ближе к костру.
Он протянул руку, и пламя лизнуло кисть, но он лишь улыбнулся: это прикосновение оказалось ему приветствием ласкового щенка.
Он гладил язычки пламени, а они лизались в ответ, издавая, кажется, счастливое повизгивание. Потом старец встал, и подал руку, а дальше было уже все равно.

- И куда делся наш Гринев?
На лестничной клетке курили несколько мужчин и две девушки - разодетые и накрашенные, как и полагается незамужним красавицам в двадцать три года. Они кокетничали и строили глазки, и смеялись громче, чем следовало, но это их поведение тоже было естественным, и, кроме того, оно так нравилось мужчинам.
- Ушел покорять Эверест, - сказала одна из них.
Все хохотнули, потому что никогда не замечали за Данькой Гриневым излишнюю тягу к приключениям.
- Вернется, никуда не денется, - ухмыльнулся один из мужчин, - отчет на носу.
И они улыбнулись вновь.
- Он умер, - внезапно донеслось от двери.
Они обернулись, но темная фигура уже скрылась на этаже, хлопнув дверью.

- Нет жизни и нет смерти, есть лишь понимание того, что есть жизнь, и есть смерть, что они едины, и нет особой разницы между первым и вторым, - вещал старец.
Они находились в каком-то странном месте, которое Грей для себя называл Северным сиянием.
Конечно, это место невозможно было бы сравнить с беспорядочным смятением красок в ночном небе, но хоть как-то ведь обозвать его было нужно. Глаза Грея не улавливали оттенков, они их лишь отмечали и чувствовали, он никогда не сумел бы запечатлеть игру цветов в картине, хоть и очень неплохо рисовал, он даже никогда не сумел бы представить того, что рождал спектр этого места. Он лишь знал, что все происходящее имеет место, и что мир был цветным.
- Главное, не падать, даже не смотреть вниз.
- Что есть низ и что верх в зеркальном мире, учитель? - спросил Грей.
Старец ухмыльнулся, но ничего не сказал.
Ответ пришел сам: это на конце иглы, в глазах тигра и роге единорога - конец всего и начало начал - сердце и душа, что будет всегда, в какой ипостаси бы не находилась.

Грей вновь стоял на тропе, он был один, и ветер обдувал его лицо. Было холодно, хотелось пить, хотелось тепла костра и, наконец, согреться. Справа - скала, слева - бездна и только узкая вьющаяся тропа меж ними.
Он заглянул за край пропасти. Кто сказал, что нельзя смотреть вниз? Вниз нельзя стремиться, а смотреть - сколько душе угодно.
Он запрокинул голову, и в вышине зияла та же бездна - громадная пропасть над облаками и солнцем.
Что есть верх и низ в мире зеркала, что есть верх и низ в мире человека?
Грей вздохнул и представил ласковые прикосновения костра, язычки пламени вновь лизали ему руки и поскуливали. Он улыбнулся, и сердце его наполнилось радостью. И стало тепло и легко.
Он засмеялся и двинулся по тропе: впереди его ждал еще долгий путь к вершине и одинокому старцу, что без сомнения ждал его.

9. #9: Пуз( , ) (69). Бесхребетник.

Даже издалека замок выглядит огромным. Мощные стены из хорошо обработанного камня, готовы отразить любую атаку. Исполинские башни подпирают небо. Старинный замок окружен глубоким рвом. На стенах не дремлют постовые. Всадник в черном плаще и с надвинутым на глаза капюшоном остановился у края рва. Не торопясь, отстегнул от седла сигнальный рог. Раздался рев, от которого вздрогнули постовые. Суетясь, стражи побежали к спусковым механизмам.
Хорошо смазанные цепи бесшумно опускают мост через ров. Угрюмый всадник величественно проехал через ворота и спешился.
  Подбежавший страж, подхватив поводья, поклонился.
- Рады видеть вас, лорд Фирс.
Фирс кивнул и снял капюшон. Бледное, словно обескровленное лицо.
Пепельные волосы, идеально сочетались с бледностью, нос с благородной горбинкой, узкие карие глаза и коротко-стриженные волосы пепельного цвета.
  Другой стражник почтительно попросил следовать за ним. Длинные коридоры сменялись один за другим. Пышные гобелены абсолютно безвкусно развешены на стенах. Золотые подсвечники расставлены через равные промежутки - безумное расточительство, гораздо проще использовать факелы.
  Стражник заботливо оглядывался, чтобы гость не отставал. Поворот за поворотом, лестница за лестницей, то вверх, то вниз, легко запутаться. Наверняка это и являлось главной целью провожатого. Но Фирс знал замок лучше стража и не боялся заблудиться. В некоторых коридорах стоят рыцарские доспехи. 'Кто еще хранит эту рухлядь?' - с усмешкой подумал Фирс.
  Наконец страж остановился. Со скрипом, отварив обитую железом дверь, произнес:
- Прошу обождать в покоях. Лорд Кельсий еще не готов для встречи с Вами.
  Фирс снова усмехнулся и прошел в комнату. Широкая постель, рядом столик, в углу два стула.
  Фирс снял перчатки и плащ, небрежно бросил на столик. Легкий кожаный доспех снимать не стал. От хорошо заточенного меча не спасет, но от удара кинжалом - легко. Усевшись на кровать, стал ждать.
Раздался стук в дверь, не дожидаюсь ответа, с шумом и громыханием железа, ввалился румяный мужчина. Светлые волосы и аккуратные усики под носом. Голубые глаза идеально завершают портрет.
- Фирс! Я прибежал сразу, как узнал о твоем приезде! Как жизнь старый друг?
Фирс ничуть не удивился.
- Жизнь идет, Кондрат. Как ты?
Кондрат подвинул стул к кровати и присел. Противно заскрежетали стальные латы. Меч звонко ударился о поножи и закачался словно маятник.
- Я? Да как я? Как тебе сказать: Я отвечаю за безопасность замка. Не самый главный человек, конечно, но тоже имею вес.
- Еще не жалеешь? - спросил Фирс.
- Нет, друг, - покачал головой Кондрат, - может я и не стал лордом, как ты, но счастлив.
Фирс, снял с пояса длинный меч и кинжал. Бережно положил на столик.
- Кондрат, - резко начал он, но закончил неуверенно. - А ты все еще: с ней?
Кондрат опустил голову и задумчиво почесал ус.
- Да друг. Ради нее я остался здесь. Но последнее время что-то не ладится.
Фирс уловил печальную нотку.
- Почему же?
- Она гордая и я гордый. Говорит, что надоело скрывать отношения. Уже в который раз просит меня обратиться к лорду Кельсию с просьбой ее руки и сердца. Но ведь даже ты понимаешь, что лорд не отдаст свою дочь всего лишь за начальника охраны. Она говорит, что я буду последним ослом, если не попробую. На том и расстались. Никто не смеет меня называть ослом.
Фирс кивнул. В памяти пронеслись множество дуэлей. Только смертник мог обозвать Кондрата.
Лорд печально посмотрел на друга.
- Плохо вам гордецам, хорошо мне бесхребетному, - попытался пошутить он.
Кондрат попытался усмехнуться.
Тихий стук в дверь прервал разговор. Обеспокоено заглянул слуга.
- Лорд Фирс, в малом зале вечерний пир, не изволите присоединиться?
Фирс поднялся с кровати и поспешил выйти. Кондрат, чуть помедлив, вышел следом.
Невысказанные слова занозой засели в душе. Как сказать лучшему другу, что он приехал разрушить его любовь?

Фирс покинул пир сразу после первой перемены блюд. Лорд Кельсий на пиру не присутствовал, чем озадачил придворных вельмож и самого Фирса. С полным желудком он покинул стол и направился в свои покои.
  Бесшумно отворив дверь, Фирс почувствовал беспокойство. На столике в складках плаща одиноко покоился меч. Кинжал пропал.
  Фирс молнией метнулся к стражу.
- Кто заходил в мои покои? - яростно спросил он.
- Никто, - не растерялся сонный страж.
- На столике лежал кинжал, сейчас его нет. И ты, сонная муха, будешь говорить, что никто не заходил? - потерял контроль Фирс, - сгною!
- Мы дадим вам новый кинжал, - испуганно предложил страж.
- Ты хоть представляешь, что предлагаешь? Этот кинжал реликвия моего рода! Дамасская сталь, обоюдоострая заточка, родовой герб! Потерять его - значит посрамить мой род!
Страж засуетился, испуганно отводил глаза от разгневанно лорда.
- Веди к Лорду Кельсию немедленно! - рявкнул Фирс.
  Стражи охранявшие покои лорда Кельсия скрестили пики.
- Лорд Кельсий еще с утра велел не беспокоить.
Фирс гневным взглядом готов был испепелить наглецов.
- Лорд в курсе моего приезда. У нас с ним очень важное дело, которое я хотел бы закончить к утру.
Стражи не шелохнулись.
- Да пустите вы, демоны! - разозлился Фирс и обнажил меч.   Первый страж получил эфесом по голове. Второй пощечину, от которой улетел к стене.
Распахнув ногой дверь, Фирс ввалился в комнату и замер.

В коридоре послышались крики, и в покои вбежала стража. Лорд Кельсий лежал у кровати лицом вниз. В спине лорда торчал родовой кинжал из дамасской стали. Обескураженного Фирса скрутили и кинули лицом в пол. Долго били ногами, мстя за убитого лорда.
  Фирс был готов потерять сознание, когда в комнату вошел советник Амос. Высокий и худой человек с неприятной внешностью, но острым умом. Чисто выбритое лицо не выражает никаких эмоций. Шелковая черная мантия волочится по полу. Туфли из мягкой кожи бесшумно ступают по каменному полу.
- Оставьте его, - приказал советник.
Стражи повиновались.
  Советник подошел к телу лорда и внимательно изучил рану.
- Лорд Фирс входил в покои лорда Кельсия до этого? - решительно спросил Амос.
- Нет, - доложил страж, получивший от Фирса пощечину.
- Развяжите, - приказал советник. - Лорд Фирс не виновен. Кровь свернулась, тело лорда Кельсия остыло. Убийство наверняка произошло, еще до приезда Фирса.
  Не обращая внимания на стражу, советник продолжил рассуждать.
- Рана слишком широкая, у кинжала лезвие тоньше. Скорее всего, кто-то неумело попытался подставить лорда Фирса. И у этого кого-то есть очень веские причины ненавидеть Вас, лорд, - зловеще закончил Амос.

Кондрат нежно поцеловал Софию.
- Кондрат, да ты с ума сошел, - смеялась София Черные кудри девушки разбросаны по подушке. Лицо залил приятный румянец. - Это уже просто наглость залезть ко мне в кровать. А вдруг кто-нибудь зайдет?
Кондрат улыбнулся и нежно поцеловал шею девушки.
- Сегодня последний день тайны любимая. Завтра я пойду к твоему отцу и расскажу о наших чувствах. А там пускай лучше казнит, чем ответит нет.
София счастливо улыбнулась и сладко поцеловала любимого. Теплое одеяло скрывало их обнаженные разгоряченные тела.
  Двери слетели с петель. В комнату вбежали люди с обнаженным оружием, окружили постель и зловеще наставили острия мечей.
  София в ужасе пыталась натянуть одеяло на грудь. Взбешенный Кондрат тщетно натягивал штаны.
  Последними в комнату вошли Советник Амос и Лорд Фирс.
- Вы были правы лорд, Кондрат и вправду здесь.
Кондрат неверящими глазами смотрел на друга.
- Начальник охраны Кондрат. Вы признаете себя виновным?
- В чем?
- Тебе начать по порядку? - в ярости вмешался Фирс, - Обесчестил дочь лорда Кельсия. Убил самого лорда. Затем стащил родовой кинжал из моих покоев, неведомым путем опять проник к лорду Кельсию и воткнул в его бездыханное тело кинжал. Ты хотел подставить меня Кондрат!
Ноздри Кондрата широко раздувались. Глаза округлились от бешенства и удивления.
- Убийство? Лорд Кельсий мертв? - переспросил он испуганно. Советник вздохнул.
- Бесполезно отпираться. Ты не смог смириться, что лорд Кельсий собирался обвенчать дочь с лордом Фирсом. И решил убить его до официальной огласки и заодно устранить соперника на руку Софии.
- Фирс, ты собирался жениться на Софии? - дрожащим голосом спросил Кондрат.
- Бесполезно, - еще раз произнес советник. - Стража взять его.
Кондрат был настолько ошеломлен, что не оказал сопротивление. София, шокированная происходящим, упала в обморок. Советник и Фирс вышли в коридор.
- Не слишком ли, лорд Фирс, устраивать свадьбу, не отслужив панихиду? - озабоченно спросил Амос.
- Я скорблю не меньше вашего, но хочу поскорее воплотить в жизнь, то ради чего и умер лорд Кельсий. Он хотел этой свадьбы. И из-за нее расстался с жизнью. Я не хочу, чтобы его смерть была напрасной. Советник закусил губу.
- Не знаю, как воспримут эту новость вельможи.
- Я могу напомнить, кого избили ваши стражи, - в голосе Фирса послышался скрежет металла. - Как вы думаете, понравиться ли это моим воинам?
Брови советника сошлись на переносице.
- Как вам будет угодно лорд Фирс. - согласился Амос. - Что прикажете делать с убийцей?
- Я хочу, чтобы он присутствовал на свадьбе, как мой старый друг, - со зловещей улыбкой ответил Фирс.

***
Советник задумчиво уставился на гобелен. Лорд Кельсий раздраженно задернул штору.
- Проклятое солнце норовит выжечь мне глаза, - пожаловался он советнику.
Советник перевел взгляд на лорда.
- Лорд Фирс прибудет сегодня? - спросил он.
- По крайней мере, он так сказал, - ответил Кельсий.
- Не верится, что он будет без свиты. Путешествовать в одиночку теперь опасно.
Лорд Кельсий отмахнулся.
- Этот Фирс странный тип. Я слышал, в народе его называют бесхребетным лордом. Не нравится мне он.
- Так почему же вы отдаете Софию за него? - удивился Амос. Кельсий присел на кровать.
- Я слишком стар для войн, а Таких как он, лучше иметь в друзьях. Однажды он гостил у меня, со своим другом Кондратом. Кондрат остался и поступил ко мне на службу, а Фирс уехал. Никогда я не забуду его злобного взгляда. С тех пор прошел год. Фирс стал влиятельным лордом. Его земли граничат с нашими. И у него гораздо больше сил. Вот почему я решил обезопасить себя этим союзом.
  Советник кивнул. Он не нуждался в таких подробностях. Лишь услышав 'Влиятельный лорд' он все понял.
- Бесхребетный лорд. Или лорд бесхребетник, - как бы попробовал на слух Амос. - Интересно, почему его так прозвали?
Кельсий вздохнул.
- Не знаю и если честно знать не хочу. Устал я Амос. Как-то неважно себя чувствую. Подремлю до обеда. Передай стражам, чтоб никто не беспокоил.
  Советник Амос поклонился и покинул покои.
Кельсий подошел к гобелену и задумался.
Волк-оборотень изображенный на гобелене выл на луну. Говорят, что волчата, родившиеся без хребта, превращаются в оборотней. Не из тех ли оборотней лорд Фирс, с ужасно бледным лицом?
  Острая сталь врезалась в спину. Из глубокой раны ручьем льется кровь, унося жизнь из тела лорда.

***
Маленький Фуга испуганно сидел в своей комнате. В коридоре раздавались крики, звон металла. Дверь открылась, и вбежал отец с мечом в руке. По щеке отца текла кровь, от чего седая борода казалось красной. Он подхватил малыша на руки и выбежал в коридор.
- Папа, что происходит? - заплакал сын.
- Малыш, ты уже взрослый, должен понять, - сбивая голос, прохрипел отец. - Замок атаковали. Нам нужно бежать.
Отец с сыном на руках резко повернул.
- Папа берегись! - прокричал ребенок.
Из-за угла выбежали двое солдат. Отец, с легкостью блокируя удары одной рукой и крепко держа сына другой, резко атаковал. Солдаты с разрубленными головами сползли по стенам.
  Не останавливаясь, отбиваясь от преследователей, отец добежал до потайного хода. В слепую, нащупал нужный камень, нажал. Стена поползла в сторону. Держа малыша на руках, хотел нырнуть в проход, но холодная сталь, врезалась в грудь и заставила остановиться. Из прохода вышел человеком с длинной шпагой.
- Кельсий, - процедил отец. - Не ожидал, что старый друг предаст!
- Не надо начинать Висарион, - оборвал отца Кельсий и напряг руку.
- Дерись как мужчина! - прокричал отец.
- Я что дурак, тягаться с тобой в честном поединке? - усмехнулся Кельсий и резко ткнул шпагой. Острие пронзило сердце. Отец, выронив сына из рук, упал на спину. Мальчик, не отходя от тела отца, заплакал.
  Кельсий распорол Фуге рубаху. Грудь малыша чиста.
- Еще не крещенный, - удовлетворенно вздохнул Кельсий. - отправляйся в ад Нехристь!
Острая сталь легко отделила маленькую голову от хрупкого тельца.

***
Кельсий не смог всхлипнуть. Убийца резко выдернул меч из спины лорда и вытер об одежду. Кровь фонтанчиком бурлила, вытекала из раны, разливалась лужей. Лорд Кельсий из последних сил попытался увидеть убийцу. Неистово вывернув шею, он узнал лицо злодея.
- Бесхр:.- прохрипел он. Последние силы, вышли вместе с кровью.
  Фирс вытер пот со лба. Руки сами нащупали нужный выступ, и стена у самой двери поползла в сторону. Лорд нырнул в потайной ход.
  Нужно спешить. Ход проходит глубоко под землей и ведет к лесу. К вечеру он должен приехать в замок официально. Фирс зачесал пепельные волосы и, сгорбившись, ускорил шаг. Позже он вернется в покои Кельсия, чтобы воткнуть в мертвого лорда якобы украденный кинжал.

  ***
София с мокрыми глазами шла к алтарю по красной, усыпанной лепестками роз, дорожке. Под руку ее вел Советник Амос. У алтаря уже ждал Лорд Фирс. Кондрат в оковах с синяками по всему телу стоял рядом и злыми глазами наблюдал за церемонией.
  Фирс счастливо улыбался. Его улыбку не мог не заметить советник.
  В церкви собралось чересчур много народу. Некоторые зло перешептывались, не по христиански справлять свадьбу, не отслужив панихиду по покойному лорду. Другие же соглашались с вынужденной мерой. Недопустимо что бы замок оставался без крепкой мужской руки.
  Неожиданная вспышка прервала процессию. Посреди церкви, преградив путь Софии и советнику, возникло огромное существо с исполинским мечом. Мускулистый обнаженный торс отливал красным. Лицо незнакомца скрывал абсолютно круглый шлем с двумя маленькими дырочками для глаз. Голова размером с пивную бочку, руки, словно телеги, да и всем своим видом существо напоминало адское создание.
- Фуга, я пришел за тобой! - глухо прорычало существо.
Советник заслонил Софию.
- Что это значит Фирс? - прокричал Амос.
Фирс недовольно обнажил меч.
- Проклятый демон, как ты не вовремя! - рассвирепел лорд.
Демон угрожающе поднял меч и направил острие в сторону Фирса.
- В договоре сказано - как только отомстишь, твоя душа отправится в ад. Уже пятнадцать лет, ты живешь благодаря договору. А я помню, как весело голова скатывалась по ступенькам, щенок. Но теперь объект твоей мести мертв. Лучше не сопротивляйся. Ты знаешь меня, - с оттенками ярости произнес демон.
- О да, Елизар, я знаю тебя, - Фирс достал второй рукой кинжал и занял боевую стойку.
- Кто-нибудь объясните, что все это значит! - прокричал советник Амос.
Демон не повел и бровью. Фирс презрительно сморщился.
- Не вмешивайтесь. Не ожидал, что все будет, так быстро, но : теперь бессмысленно. Освободите Кондрата, он не виновен. Кельсия убил я. Не важно когда и как, примите это как есть. А вы, - Фирс кивнул в сторону Кондрата и Софии. - Живите счастливо, и никогда не вспоминайте обо мне.
  Демон резко атаковал. Не надеясь блокировать огромный клинок, Фирс кувыркнулся в сторону. Разламывая камень, клинок обрушился в дюйме от головы лорда. Вскочив на ноги, Фирс точно обрушил несколько быстрых ударов, на голый торс монстра.
  Меч лорда оставлял на тугих мышцах лишь жалкие царапины. Демон расхохотался. Потянулся к лорду рукой. Фирс не успел увернуться от хватки и оказался в огромных лапах Елизара.
Чудовище гулко рассмеялось и подняло Фирса над головой.
- Тебя называют бесхребетником? Хм, по-моему, вот он твой хребет! С огромным наслаждением я переломлю его об колено.
- Дурак! Хребет тут не причем, - усмехнулся Фирс и, извернувшись, воткнул острие меча в запястье демона.
Елизар взвыл. Убрал раненную руку, меч так и остался торчать в запястье. Крепче сжал Фирса другой. Гневно поднес к лицу.
- Ты тварь, в аду у нас с тобой будет много времени для бесед, - зловеще прошипел он и засмеялся.
Фирс обхватил рукоять кинжала, хорошенько прицелился.
- Родовой кинжал, - с усмешкой прошептал он. - Да мне его кузнец за пять монет склепал.
С этими словами Фирс нажал большим пальцем скрытую кнопку. Тугие пружины сработали точно. Узкое лезвие отделилась от рукояти и, разрезая воздух, прошло через дырку в шлеме. Послышался хлюпающий звук, затем звон. Лезвие, пройдя сквозь голову монстра, ударилось о стенку шлема.
Елизар упал замертво.
Фирс из последних сил разжал закоченевшие пальцы демона. Выдернул меч из запястья и убрал в ножны.

  Стражи с обнаженным оружием окружили его. Не успевший отдохнуть меч, вновь покинул ножны. Фирс готов драться до последнего.
- Лорд Фирс, - раздался голос советника. - Или вас лучше величать Бесхребентым лордом?
Фирс ничего не ответил. Карие глаза ненавистно испепеляли врагов.
- Пришла пора ответить за свои преступления. Стража, убить его, - приказал Амос.
Вокруг Фирса возникло кольцо огня. Стражи пугливо отскочили. Огонь потух.
- Не спешите ребята, этот парень принадлежит мне, - раздался голос из пустоты.
Фирс облегченно вздохнул и убрал меч.
- Слава богу, Сатана, я думал ты не появишься, - без сил прошептал лорд.
- Ты рад мне? - голос выражал удивление. - Странно, убил моего сильнейшего демона, теперь в аду тебе будет особенно горячо, уж я об этом позабочусь - пообещал Сатана.
- Ко всем чертям, кто-нибудь объясните же, что здесь происходит? - закричал советник Амос, тихо сходя с ума от пережитого.
Фирс отмахнулся.
- Да брось молоть чушь, я не пойду в ад.
- Не говори ерунды щенок. Наш договор:
- Аннулирован, - прервал голос с небес. На Фирса упал луч солнца.
- Фирс, заключил с нами договор, - продолжил голос с небес. - Он убивает демона Елизара, а мы спасаем его от страшной участи. Фирс улыбнулся. Исцеляющий свет заживил раны и наполнил тело силой.
- Да ты, в самом деле, бесхребетный! - зловеще усмехнулся Сатана. Лорд Фирс оторвался от земли. Луч света поднимал тело все выше. Словно призрак он прошел через крышу. Люди в церкви пораженно провожали глазами Лорда Бесхребетника.
  Фирс печально посмотрел вниз. Кондрат и София теперь будут счастливы. Оба гордые но, счастливые.
План сработал идеально. Лишь вышла небольшая неприятность с демоном. Фирс рассчитывал разобраться с Елизаром после свадьбы, в глухом лесу, но демон поторопился. Месть свершилась, и счастья этого не прибавило.
- Не смотри вниз бесхребетник, забудь что было - прервал размышления голос с небес. - Смотри вверх. Тебя ждет рай.
Фирс смахнул слезу.
- Рай? - удивился лорд. - О рае речи не было. Спасибо что подвез старичок, но я предпочитаю остаться на земле.
Луч света возмущенно дернулся. Фирс сорвался вниз, но луч снова подхватил его. На этот раз тело опускали вниз.
- Лорд бесхребетник, - гневно послышалось с небес. - После своей бесхребетной жизни, у вас не будет шансов попасть в рай. А сейчас этот шанс был.
Уже стоя на земле, Лорд Фирс проверил на месте ли меч. Зловеще улыбнулся.
- Знаешь, чем хорош бесхребетник? - спросил он, и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Бесхребетник может сделать вид, что у него есть хребет.
  Ему показалось, что на небе кто-то многозначительно хмыкнул. Лорд Фирс, отправился в рай. Это видело чересчур много людей. И имя Фуга брать все еще опасно.
Пожалуй, Риф подойдет. Нет земель, нет влияния, только имя за душой. Начинать все с начала. Однажды он начал с начала, и получил прозвище Лорд Бесхребетник. Быть может теперь, его прозовут Лордом Чести:

10. #4: Святобор (65). УЖИН.

- Бурчундия.
- Нет, я просто экономный.
- Жадная бурчундия.
- Нет, я экономный.

Он с удовольствием оглядел небольшой зал. Маленькие круглые столики, залитые тёмным красным светом, расположились свободно, словно ядра в залитом протоплазмой пространстве. С низкого потолка свисают сосульки люстр, пол укрыт плотным ковром. Из колонок у барной стойки льётся медленная приглушенная музыка.

- А ничего, - произнесла она с таким видом, будто разглядывала неизвестного науке паука на кончике тонкой длинной иглы. - Ты здесь раньше был?

- Пару раз, еще в студенческие годы. Наш отряд биологов славился не только научными достижениями... - в конце фразы он рассмеялся от нахлынувших воспоминаний. - Пойдём, присядем.

Они прошли между неровными линиями столиков, укрытых скатертями цвета спелой вишни. Несмотря на вечерний час посетителей немного. Одна пожилая пара, двое уже не молодых мужчин и парень с длинноволосой платиновой блондинкой. Все сидели на максимально возможных расстояниях друг от друга, словно не желая интересоваться делами других.

Тяжелые стулья с длинными резными спинками оказались очень удобными. Он взял меню и погрузился в изучение местных блюд, время от времени делая пометки карандашом. Она положила подбородок на руки и принялась разглядывать вазу для салфеток, выполненную в виде человеческой руки, без плоти, с вытянутыми вверх пальцами. Кости предплечья погружались в поверхность стола и служили подставкой. Салфетки лежали между большим пальцем и костями ладони.

Тихую музыку перекрыл шум голосов. Молодой человек о чём-то бурно спорил с блондинкой. Он попеременно краснел, бледнел, взрывался гневными выкриками. Наконец, длинный тонкий палец застыл мраморным указателем. Отполированный ноготь завис над большим блестящим подносом. Содержимое подноса увидеть не получилось из-за высокой спинки стула.

Девушка, сделав печальную мину, развела руками, показывая, что ничего поделать не может. Парень метнул испепеляющий взгляд, способный прожечь семидюймовою лобовую броню танка, но девушка устояла. У каждого есть вещи, которые не обсуждаются. Сверкнув напоследок глазами, парень гордо выскочил из помещения. Девушка осталась продолжать ужин одна.

Мужчины, которые расположились за три столика от них, весело и уже пьяненько переглянулись. Один, более крупный, упитанный, положил руку на спину приятеля, и их губы сошлись в долгом жадном поцелуе. Пожилая пара проводила девушку двумя печальными взглядами. Женщина неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.

Он закончил выбор блюд и подозвал официанта. Официант - молодой парень с молочно-белой кожей и тонкими бледными губами, оказался очень учтив и вежлив. Просмотрев отмеченные пункты меню, парень одобрительно склонил голову. Чуть-чуть набок, словно работает официантом уже много лет. Она заметила в ноздрях кровавые комочки ваты.

- Всё будет исполнено...

Романтическая мелодия окутывала их, с каждой секундой наполняя сердца теплом. Так бывает, когда после тяжелого нервного дня садишься в мягкое кресло, слушаешь красивую музыку и смотришь в глаза. Такие добрые и нежные. Секунды идут за секундами, минуты за минутами, и никакие слова не могу сравниться с этим взглядом в бездонную душу любимого человека.

- Ваш заказ, господа, - официант подошел с большим подносом, на котором стояли два бокала алого вина и два больших, накрытых крышками блюда. Без особых усилий официант переместил блюда на стол.

Она медленно подняла крышку. На блюде в пучках зелени лежала ароматная, хорошо прожаренная человеческая кисть, украшенная двумя вареными глазными яблоками.

- Ты действительно хочешь, чтобы я это съела?
- Мне бы было приятно.
- Хорошо.
Главное было - не смотреть вниз.

11. #3: Pilottttt (54). Полёт (сон, фрагмент)

Она стояла у края пропасти. Пропасть была очень глубокая - наверное, километра три, или больше. Стоило только бросить туда взгляд, как пропасть начинала затягивать его, вызывая головокружение и ощущение беспомощности. Поэтому она не стала туда смотреть, а решила отойти подальше. Но тут её нога наткнулась на камень, она споткнулась и полетела вниз. Было страшно. Почему-то она не могла кричать - как будто она потеряла контроль над собственным голосом. Но было и ощущение необычности, словно это происходит не с ней. Она ощущала себя электрическим проводом, по которому проходит ток. Она чувствовала, как по ней с бешенной скоростью мчатся электроны, погружая тело в какое-то особое состояние, сравнимое разве что со щекоткой. Это была невесомость. Она распространилась на всё ущелье, на всю природу. Это было бешенное, но одновременно необычайно мягкое, ласкающее ускорение свободного падения, ни чем не ограниченного полёта. Сначала было страшно, но потом она целиком отдалась этому ощущению: будь что будет. И оно всё нарастало, ускорялось, доходя до своего предела, преодолевая этот предел, снова находя новый предел и снова его преодолевая... И так до бесконечности. Если специально не тормозить, то можно было разогнаться до любой скорости: обогнать звук, свет, и даже собственные мысли. Это был настоящий полёт. Просто не тормозить. Любая попытка мыслить логически - это тормоз, при этом ускорение моментально исчезает и полёт останавливается, и требуется снова долгий разгон, чтобы вернуться в прежний ритм.

- Выруливай к середине, - услышала она голос Гюльмиры.

Сначала она не поняла, как это сделать, и долго бултыхалась в воздухе, но потом поняла: стоит направить поток желаний в нужное русло, и всё окружающее сразу послушно отвечает на это. Она сделала довольно крутой вираж, выбралась на середину ущелья и зависла, дожидаясь Гюльмиру.

- Главное - избавиться от страха, тогда ты легко сможешь управлять полётом, - начала подлетевшая Гюльмира. - Страх не даёт достигнуть Момента Отрыва.

- Гуля!!! У меня получается!!!

- Ты молодец. Пойдём наверх. Там с высоты очень красивый вид.

- Пойдём.

Они набрали высоту и зависли над ущельем. Теперь было хорошо видно зеркальную линию реки, словно лезвие разрезающую ущелье и долину за ним. И всё это покрывала лёгкая дымка тумана.

- Действительно красиво. Гуля, а там что? Озеро? Давай туда нырнём.

- Давай.

Они набрали скорость и с шумом ушли под воду. Вода была тёплая и прозрачная. Внизу желтело ровное песчаное дно, а наверху колыхался полурасплывшийся диск солнца. Наташа подобрала со дна ракушку и всплыла на поверхность. Следом вынырнула Гюльмира, обдав Наташу фейерверком радужных брызг. Они долго смеялись.

- Гуля, а откуда здесь ракушки?

- Не знаю. Наверное, ты подумала про море, вот они и появились.

- Про море? Да, точно, подумала.

- Полетели, я покажу тебе свой город. Там, кстати, и море есть.

- Полетели.

Летели они недолго, но Солнце так хорошо и приятно грело, что одежда за это время успела просохнуть. Они вылетели из-за горы и увидели впереди город, а за ним - зеркало воды - море.

- Здесь всё так рядом...

- Во сне всё рядом.

Они летели медленно, чтобы успеть рассмотреть всё внизу. Они долго летели над широким прямым проспектом, потом свернули направо и полетели над парком. Почти всё пространство внизу устилалось кронами деревьев, казавшимися отсюда сверху такими же мягкими, как облака.

- За мноооой!!!!!

И Гюльмира нырнула в эту зелёную перину и начала маневрировать между стволами. Наташа сначала едва поспевала за ней, а один раз чуть не запуталась в ветвях, но потом у неё стало получаться проскальзывать между самыми близкими деревьями, так что скоро она даже обогнала Гюльмиру.

- А ты молодец. Будешь лётчиком-истребителем.

Они выскочили из перины на не очень широкую улицу, один из тротуаров которой был выше дороги на несколько метров. Они приземлились на этот тротуар и побрели по нему вниз.

- Почему-то это место мне всегда снится именно так, - сказала Гюльмира, указав глазами вниз, на проезжую часть.

Наташа взглянула вниз. Это было действительно что-то очень необычное: реально под ними было всего несколько метров, но казалось, что там несколько километров. Даже шум машин оттуда почти не доносился. И так они брели на этой высоте, покрываемые мягкой тенью тополей и ив, пока не спустились вниз (или проезжая часть не поднялась к ним наверх). Потом они долго поднимались по старым полустёсанным каменным ступенькам, пока не увидели там, на той стороне, море. Оно было далеко внизу, как второе небо, но только темней. Берега видно не было, он был где-то далеко внизу.

- Сейчас спустимся на ту сторону - там тоже должен быть один прикол.

И они стали спускаться. Это и правда было нечто: вокруг всё было утыкано многочисленными одноэтажками, но склон почему-то всё равно казался голым, и внизу была хорошо видна извивающаяся лента дороги, а за ней, ещё ниже, - песчаный берег моря. Нет, не то, чтобы это было видно сквозь дома, просто дома были сами по себе, отдельно от склона, дороги и моря, и можно было выбирать: либо ты смотришь на дома и видишь их, либо на берег, и видишь его.

v1: бл. Сергий (вне конкурса). Не смотри вниз.

- Не смотри вниз, - бубнил Ангел-хранитель, - не смотри-и-и...
- Не надоело? - иронично поинтересовался Странник. Сейчас у него было время поразмыслить над тем, какое из намеченных направлений ему стоит выбрать. - Лучше бы помог определиться...
- Тебе уже ничто не поможет! - торжественно, но тем не менее с затаенной ехидцей ответил Ангел.
- Не можешь помочь, тогда не мешай, ага? - К удивлению Странника Ангел действительно заткнулся без обычной в таких случаях длинной проповеди о пользе воздержания, о грехе гордыни и об искушениях, подстерегающих человека на его жизненном пути.

Ох уж этот Фома Аквинский... ведь сам был Странником... гордость, алчность, похоть, гнев, чревоугодие, зависть и лень... выделил... типа, хоть не самые тяжкие или самые великие из всех грехов, а потому, что они неизбежно влекут за собой другие грехи... о, как!.. шелкопер хренов... славы ему, видите ли, захотелось... на старости лет. Хотя, конечно, нельзя сказать, что Фома был совсем неправ: грязь она и есть грязь - даже если случайно вляпался, все равно до конца очиститься не сумеешь. А если специально... намеренно... то вот он... готов... пример того, как порядочному и благонамеренному человеку поступать никак нельзя... скандал-с! Приличные люди с такими общаться не должны-с!

Раньше Ангел-хранитель говорил голосом отца. Мол, перед каждым мужчиной стоит задача построить дом, посадить дерево и воспитать сына, а все остальное - от Лукавого. Возможно, если бы Ангел- хранитель так часто не предостерегал от от всей этой грязи, от этих искушений, Странник никогда бы не стал Странником... пьянство оказалось занятием скучным и, более того, омерзительным... на какой-то там сотне девок выяснилось, что ничего принципиально нового эти девки уже предложить не могут... неправедно добытое богатство тяготило своей бесполезностью... гневаться и завидовать было некому и незачем, а те, кто получал удовольствие от еды вызывали у Странника почти болезненный интерес - тратят столько времени и средств, а что получают взамен? Разумеется, приличные люди, в том числе и родные, не пожелали знаться со столь испорченным молодым человеком и это, что удивило его самого, Странника не расстроило. Он стал свободен. Мог быть тем, кем хотел и идти туда, куда ему хотелось. И он пошел...

- Не смотри вниз, там грязь порока... - затянул было проснувшийся Ангел-хранитель.
- Заткнись! - оборвал его Странник. - Я хочу идти на поиски философского камня. В общем, на сегодняшний день меня интересуют основы бытия. Меня интересует как устроен человек, что в нем происходит и как всем этим можно управлять... ты со мной или останешься здесь, на пригорке? А что? Раз я неисправимый и нераскаявшийся грешник, то стоит ли тебе, Великому, со мной возиться? От невидимого Ангела пахнуло холодом презрения: мол, уж он-то свой долг, в отличие от некоторых (не будем показывать пальцем), будет выполнять до конца.
- Ну-ну... - подвел итог затянувшемуся молчанию Странник, - ...я ведь не совсем свинья и не забыл, как ты меня не раз спасал... ну, пошутил я, пошутил... ты мне нужен, зануда.

Странник легко поднялся, отряхнул прилипшие к брюкам, заправленные в короткие сапоги, сухие сосновые иголки и высохшую траву, и начал спускаться с пригорка к проходящей мимо лесной дороге. Через полчаса он уже входил в небольшой городок. Все как везде - отметил про себя Странник. Молоденькая девушка, "кровь с молоком" - как отметили бы степняки или "пэрсик" - как отметили бы на Востоке, внезапно поскользнулась и с размаху шлепнулась в грязь. Странник поспешил ей помочь.

- Я могу вам чем нибудь помочь? - по инерции предложил он. Девушка расстерянно оглядывалась по сторонам, явно не понимая, что с ней произошло. Отчаяние и обида настолько переполняли её, что Странника она просто не замечала.
- Девушка, могу ли я чем нибудь вам помочь? - еще раз повторил Странник.
- Не смотри вниз! - раздался дикий вопль чужого Ангела-хранителя, - Не смотри!

Девушка посмотрела на Странника и отшатнулась. - Вы такой... грязный. Нет-нет... спасибо, все в порядке... все в порядке... Она резво вскочила и даже не делая попыток отряхнуться поспешила отойти от Странника. - Не смотри вниз... если ты не видишь, то этого нет... - одобрительно гудел бас её Ангела-хранителя. Девушка вскинула носик повыше и с презрением, сверху-вниз, оглядела Странника: и как только подобных вам пускают в Приличный Город... у вас, наверное, даже Ангела-хранителя нет...