Конкурс рассказов "ЛаВрушка-34"

1. #6: Татьяна (35). Подарок

На день рождения дряхлому старику часто дарят то же, что и в прошлом году, только другого цвета. Шерстяное, хэбэшное...Лишь бы тепло и мягко. Дело тут не в скаредности фантазии, а в отсутствии интереса к новому в угасающих глазах.

Не радует телевизор на стене в изножье кровати - окно для немощного человека в мир, кипящий энергией.
От кипения энергии глумеет голова . Старик закрывает глаза, крутя колесики "вэф". Прикладывает допотопный приемник к уху, чтобы послушать старые песни.

Мартыну Пыжьяновичу на восемьдесят третий день рождения подарили вельветовые тапки, шарф, пуховой жилет , две рубашки в клетку и бейсболку с серебряной надписью "Зенит". Бейсболку новорожденный примерил, обминая несуразный козырек. Посидел немного с гостями, а потом прилег у себя за занавеской. В избе вкусно пахло горячим мясом и пирогами. Родня звенела стопками и хрустела огурцами "за здоровье деда - и дай бог ему дожить до ста!". А виновник застолья не чувствовал вкуса и запахов и не собирался носить обновы. Молодежную кепку он нахлобучил на пузырьки с лекарствами, толпящиеся на табуретке. Остальные подарки невестка завтра перетасует и пополнит комод.

  Была еще бутылка с лейтенантскими звездами на этикетке, но ту отследили на подступах: "Ой, нет! Дедушке нельзя." И седой сосед, зайдя в закуток, поздравил друга и выпил за здоровье, закусив соленой помидоркой.
- Пыжьяныч, не сдавайся. На следующую днюху дерябнем.
- Конечно, Степа. Обязательно.

  Степа был голоштанным сосунком , когда бравый дядька Мартын звенел медалями "За отвагу" и "За Кенигсберг". Теперь сверстники. Смерть, как педантичный сержант, время от времени рассчитывает стариковскую гвардию в деревне на "первый-второй". А теперь что ж рассчитывать: двое осталось. Остальные ушли по одному, как разведчики, на закат.

Степан – понятно: старик крепкий, силой не обижен. Зимой снегом до пояса умывается. Однако и Мартын Пыжьянович, которому жизнь давно не мила, задержался на рубеже. Смерть знай себе марширует мимо, демонстративно глядя в сторону молодых, да ранних. А ты, ветошь, как знаешь - так и помирай.

  В бога дед Мартын не верил. Верил в тот свет, предусмотренный наукой и природой: живет человек свой срок в теле, а дальше транспортируется посредством души в нежный мир, такой же бестолковый, как и наш: ни бога там, ни порядка. Но положено - надо идти. А преграду между мирами только смерть пробивает, как пуля дощатую стену.

Прохудившаяся память деда хранила информацию, что смерть наступает по команде мозга. Когда жизнь становится бесполезной и невыносимой. Хлебнув полной чашей, со дня на день ждал отбоя, но немощный организм уперся, как швед под Полтавой. Сил не было давно. Жевал деснами, так и не притерпевшись к корявым протезам. Дряблые мышцы болели, суставы, изъеденные ревматизмом, не подчинялись, и вообще - все в мире стало серо...Невкусно...Затхло...Невнятно... Постыло.

Впервые дед Мартын возмечтал умереть, когда ослеп на левый глаз после неудачной операции, а потом муть катаракты подобралась к правому хрусталику, и нельзя стало читать даже в сильных очках.

Когда впервые смущенные женские пальцы на ночь застегнули на нем памперс, дед это пережил, но сделался мрачен. Выждал момент, когда остался один, и заковылял в огород. Ухватился за лопату, нажал пяткой на лезвие. Сердце пошло в раскачку. Хорошо! А если глубже копнуть? И еще...И еще...И еще! Подо лбом беззвучно гудело, будто в колокол били под водой, но упрямец клевал мыском лопаты седую от пыли осеннюю целину. Наконец, разросшийся тугой ком в груди оборвался и ухнул вниз, в глаза будто чернилами плеснуло, все! Дед повалился в бурьян, как оловянный солдатик, сбитый с позиции. Его нашли под вечер без сознания - холодного, облепленного мошкарой. Но сердце билось упрямо и тихо.

Отлежался дед Мартын, и в следующий раз улучил момент, когда все заснули: лег на живот, уперев в пол кулаки, и попытался отжаться. Напрягся, аж жилы на лбу вздулись. И мозг, загодя почуяв подлянку, вырубил сознание, как пограничник диверсанта....

  С тех пор Мартын Пыжьянович подволакивал правую ногу. И ложку стал держать в левой руке. А тяжелей ложки, черпающей протертое варево и безвкусные йогурты, ничего поднимать не давали.

  Попытки надорваться дед оставил, заподозрив, что мозг ему достался бракованный, как ружье со сточенным бойком. Лупит куда угодно, только не по капсюлю.
Теперь, когда чувствовал себя лучше, сидел у окна, поглядывая на "железку". Совсем ведь рядом, даже кромка насыпи видна. А только не дойти ему. Нет, не дойти. Одноколейка была ответвлением Белорусского направления, и в военное время имела статус запасного пути на Москву. Ну, а в мирное прозябала, гоняя взад-вперед несколько электричек, урезанных до трех вагонов . Более-менее многолюдные в грибной сезон, электрички перевозили редкий деревенский люд. Раз в сутки по рельсам громыхал товарняк на Можайск. Ровно в двадцать три сорок. Вот с этим составом и связал свои надежды Мартын Пыжьянович. Чтоб пассажиров не пугать, и машинисту оправдаться легче.

И стал он ждать Степана. Друг частенько наведывался обсудить погоду, рассказать мировые новости или покурить на крылечке. Однако неделя прошла, месяц - нет и нет. Расспросил своих: глаза отводят. Мол, уехал Степан Ильич к дальней родне погостить, да и загостился. Заподозрив крайне худое, дед насел на младшее поколение и выведал секрет.

Оказывается, пока он лежал в больнице, в семье Степана произошло несчастье: угорели от небрежно протопленной печи невестка с внучкой. Женщину спасли, а десятилетняя девочка умерла в больнице, не приходя в сознание. С горя, а может, совпало так, но раскис-расхворался Степан. Прихватило спину, уехал сдаваться врачам в Можайск. И неожиданно нашли у него в легких запущенный рак.
  Дед Мартын выслушал, не дрогнув лицом. И виду перед родней не подал, чтобы не выдать бесхитростных правнуков.

В марте зима расквасилась лужами, зачернела пятнами проталин, давая шанс апрелю закрепиться и выиграть бой за лето. Вместе с апрелем подкрадывался восемьдесят четвертый день рождения, встречать который Мартын Пыжьянович решительно не собирался. Он был уверен, что задуманное сложится. Наберется сил и, - пусть только покроются настом отощавшие сугробы, - он дойдет до "железки". А на совсем крайний случай имелся трофейный "вальтер". Правда, мысль о том, что последний выстрел в давней войне останется, хоть и символически, за фашистом, была горькой. Потому дед Мартын вздохнул по-детски счастливо, когда нарисовался на пороге пропащий Степан - похудевший, сутулый. На месте былого румянца желтизна. На обритой голове кущеватый «ежик» с проплешинами... Поздоровавшись, направился Степан под жалостливыми взглядами домочадцев в дедов закуток. О чем шушукались за занавеской старики никто не слышал, да и не прислушивались. Разве что среагировали бы на звяк бутылочного горлышка о припрятанный стакан - так нет: с вредными привычками теперь у обоих все чинно.

Позицию старики выбрали с толком: у поворота, из-за которого поезд вылетает, набрав приличную скорость, тут тормози-не тормози.... Обосновались на рельсах, переводя дух после марш-броска, большую часть которого Мартын Пыжьянович проделал на дружеских закорках.
- Ты бы все же подумал, Степа, надо ли тебе. Ведь молодой еще. Надеяться должен, - прохрипел он, отирая платком холодную испарину.
- Поздно, Пыжьяныч. Надеяться не на что, кроме как на полгода мучений, - возразил Степан, отдуваясь: - Садись давай, отдохни, - и он расстелил на насыпи куртку, сброшенную со вспотевших плеч..
- Смотри, продует...
- Смотрю, - усмехнулся Степан и трудно закашлялся.
  Помолчали...

- Ведь что обидно, Пыжьяныч, - ничего не болело, кроме спины. Ну, и определили меня в невропатологию на физкультуру и массаж. Правда, попалась настырная врачиха, заподозрила что-то. Материлась потом на мои анализы круче, чем армейский прапорщик.
- Да, оконфузилась медицина...
- Подлый орган - легкие. Не болят. Если метастазы в желудок - начинают человека лечить от гастрита. А если в позвоночник – то, как меня: от остеохандроза.
- Теперь уж что говорить. Все равно, от чего...
- Не подначивай.
- Тогда скажи, почему в Тверь ехать не хочешь, к травнику?
- Шарлатан твой травник.
- Может, и так. А вдруг...?
- Чтобы с отваров простой чаги люди с четвертой стадией выхаживались? Не верю.
- Много ты знаешь про чагу.
- А что про нее знать. Болячка на березе.
- Ну-ну..
- Да я понимаю, куда клонишь. А только не нужно мне.
- Вольному воля...Ну что там на часах - пора?
- Погоди малеха...Давай по глоточку.
- Не...
- Наркомовских...
- Сказал же - не буду.
- Как знаешь, а я вмажу.
- Страшно?
- Ну, а то.
- Мне тоже. Но там потом сознание надо ясное.
- Пыжьяныч, ты всегда был мужиком здравомыслящим. Нет никакого "там" и "потом". И бога тоже нет. Все для нас с тобой здесь и сейчас закончится!
- Погоди, Степа. Вроде, мяучит кто.
- Где?
- Пес его знает. Далеко. На платформе, наверное
- Угу. Сколько до той платформы.
- Да тише ты...Послушай.
- Слушаю. Тишина такая - аж зубы ломит. Или нет, подожди....слышу. То ж поезд!- Степан прижал ладонь к вибрирующему рельсу: - Ну-ка, вставай, брат..
- Нет...Не мяучит. Плачет кто-то.
- Да замолчи ты! Проститься бы по-людски, а ты с глупостями...
- Ребенок плачет. Маленький.
- Эх, теперь и пить - что толку? Не возьмет...Господи, скорее бы.
- Совсем кроха, а ведь помирает...
- Пыжьяныч, держись! Вот же он..Аааа!!!!
Догоняя поток света, вылетел из-за поворота состав, будто накликанное стальное чудище, слепя светом сквозь опущенное забрало на морде локомотива. Засигналил пронзительно и хищно при виде двух жалких фигур на рельсах. . Наехал и промчался, с лязгом рассекая надвое ночную темень и саму жизнь..

- Ну и гад ты, Пыжьяныч. Симулянт...Поразмыслить, так хлипче кузнечика, а толкаться здоров. Час назад идти не мог, а теперь буром прешь.
Степан ругался и кряхтел, держась за ребра. Летел только что будь здоров: с насыпи кувырком, едва разминувшись с грохочущим колесом. Он ковылял, поддерживая Мартына Пыжьяновича. Тот, качась от слабости, все же держал равновесие и шагал - мелко и часто, - когда спотыкаясь о шпалы, а когда попадая башмаками между них. Старики по колее брели к платформе.
- Сам не знаю, Степа, как так вышло....А только надо.
- Плачет?
- Плачет.
- Да тут километр до платформы, не меньше. А ты, пень глухой, слово "каша" с двух шагов по губам угадываешь. Выдумал все, потому что струсил.
- Может, и так...А только скорее надо.

Мартын Пыжьянович не понимал, как он еще жив. Не знал, откуда берутся силы, потому что впадал в забытье на ходу. Ему казалось, что голос друга доносится издали, из какого-то другого мира. Как было однажды, когда он - молодой и сильный плотник, проходил под горкой, на которой крепился штабель сырых бревен - будущих шпал .И услышал "Берегись!". Сверху рухнула, раскатываясь, бревенчатая лавина, сдирая со склона все живое с мясом. Он тогда только успел повернуться к беде лицом. А в себя пришел на горке, с удивлением глядя вниз. Про собственный рывок с эквилибристикой по хребтинам танцующих бревен ему позже рассказали очевидцы. Взахлеб, с обалдением во взорах. А он верил, конечно, но не понимал. Как же так?

Мелькание бревен, мельтешение шпал...Под ногами, как и тогда.... Вчера...Сегодня...Какая разница? Вчера он стоял на горке, сегодня на платформе с той же мыслью: как смог? Но ведь смог же! Платформа - приземистый бетонный прямоугольник, с решетчатым ограждением и казенной скамейкой, из которой выломаны планки. И с этой скамейки под чахлым казенным фонарем доносился уже не плач даже, а слабеющий писк младенца, завернутого в мятое, подмокшее одеяльце. . Писк вперемешку с матерщиной Степана, упавшего на колени перед живым свертком, и запутавшегося руками в тряпках.
- Мать твою, это ж девка! Мелкая совсем...Пыжьяныч, смотри, пуповина едва перевязана...Господи, она ж ледяная, как снегурка.
- Быстрее надо, Степа. Фляжку с водкой не обронил? - бормотал дед Мартын, распахнувшись и стаскивая с себя жилетку кроличьего пуха.
- Скажешь тоже. Только здесь спирт...
- Нельзя спирт, водку надо.
- Где ж я тебе его разведу?
- Кой черт..Снегу мало в лесу?

Степан дышал теплом на талую воду в пригоршне, пока дед Мартын отвинчивал колпачок фляги. Потом они осторожно и быстро растерли посиневшего младенца и укутали в пух. Навернули сверху кульком полушубок деда Мартына. . Девчушка завозилась, зачмокала. Закричала обиженно, потом притихла...
- Глянь - живая ли?
- Сопит, значит, живая. Согрелась маненько...
- Степа, давай к дому. Позвонить надо - врачу, в милицию.
- В милицию не стану.
- Почему?
-Эта лошара записку в пеленки сунула. Посмотри.
- Много я насмотрю...
- А я прочту : "Зовите, как хотите. И будьте все прокляты!"
- Вона что! Рожают же такие...Суки в ботах.
- С предпоследней электрички, наверное. Вышла, положила девку - и обратно.
- А на последней у нас почитай, и не ездит никто.
- Пыжьяныч, я ее в детдом не сдам.
- Степа, не глупи. Подумай, примет ли Наталья подкидыша взамен кровиночки?
- Сам буду растить.
- Ну, да. Целых полгода.
- Насчет полгода мы еще поглядим. Напиши мне на бумажке адрес своего тверского шарлатана. Доведется - стану пить чертову чагу. И в проруби купаться. И курить больше ни-ни... Потому что верю! - и он погрозил кулаком холодным , ироничным звездам.

- Пыжьяныч, надо домой. Ты как?
- Я отдохну и тоже...Домой.
- Замерзнешь в одной рубашке. А я сдуру куртку посеял где-то...
- Да тепло мне, тепло...Идите уже.

Он сидел с распахнутым воротом, дыша часто и жадно. Горьковатый, терпкий воздух щекотал ноздри и будоражил аппетит. Борща бы сейчас, с чесноком и салом, картошки жареной, селедки с луком и постным маслом на кусочке бородинского хлеба..., - он сглотнул слюну. Потянулся взглядом вдоль убегающих к повороту рельсов и вдруг почувствовал себя крошечным и мягким. Часто шлепающим босыми ногами по промасленным шпалам. А рядом примеривает спокойные шаги к его нетерпеливому аллюру большой человек - самый сильный и добрый во всем мире.

- Пап, а рельсы на заводе всегда прямые делают?
- Всегда.
- А почему же тогда дорога поворачивает? Ведь прямо получается короче.
- Не всегда, сынок. Бывает короткий путь, а бывает правильный...

Они шли по рельсовой колее рядом, неспешно болтая обо всем - маленький, любопытный человек, а рядом его отец. Шли, и ничуть не удивлялись, что восход не похож на ослепительный шар, привычно выкатывающийся из-за кромки елового леса. Вместо него малиновое зарево, подсвеченное золотистыми сполохами, разливалось по небу. Вставало стеной, надвигаясь от горизонта. Тревожное, манящее глубиной открытий, загадочное. И оставался до него всего один шаг...

2. #5: О.Т.Себятина (32). В погоне за личиком.

Будьте любезны..Вы не подскажете, какая остановка следующая? Вторая Парковая? Спасибо. Перестук и громыхание колес кажутся ужасающе громкими, даже несмотря на то, что я глуховата.
Этот старый трамвай так раскачивается, тужится и переваливается с боку на бок, резко заходя на поворот, как ..как..престарелый гнедой, вспомнивший молодость!
Что вы улыбаетесь? Ага, я люблю раскачиваться на сиденьи, поджимая ноги.
Элегантно?
Не смешите меня.
Вот я сейчас хоть и старая, но все равно не утруждаюсь принимать взрослый вид. И веду себя, как когда-то в детстве, в реальность которого уже не верится.
Знаете, я ненавижу своё детство за его невозвратность. За то, что проскочило оно, не обозначив ни одной вехи в моей памяти. Может, его и не было у меня?
И я обозначилась в данной реальности нежданным пузырем на воде? Или внезапно обнаруженной трещиной на потолке?
Зачем мне врать? Не вру. Все равно рассуждать на эту тему бесполезно, потому, что помню я себя только с десятилетнего возраста ...
Нет, конечно у меня есть свидетельство о рождении! Как в нашей стране без документов-то? Конечно, у меня все есть. Вот только...
Что?
Шляпка съехала?
Ой..Сейчас поправлю.
Не трогайте шляпку! У вас такие руки..такие..руки..
Лучше я сама.
Так вот, женщина я одинокая, пенсионного возраста и скоро, видать, закончится моё пребывание на этой Земле. Хотя здоровье пока - тьфу- тьфу, как говорится, но дата рождения заставляет смотреть правде в глаза.
Вот так посмотрю, бывало, в глаза и понимаю, что все : финита.
А иногда кажется мне, что я не доделала что-то в этой жизни. Или не досмотрела, или что-то не допила, что-то не докурила ...
Да-да, не докурила. Надо сказать, что курить я люблю. У вас не найдется закурить? Ой, ну, конечно, в трамвае нельзя...
Курение - это мой единственный маленький недостаток. И ваш? Какая прелесть!
Все остальное во мне - идеально: характер ангельский, фигурка - супер, молодым на зависть. И ручки я сохранила в отличном состоянии. Посмотрите, какие ручки! Правда, прелесть?
Молодой человек! Не лезьте, я не целовать их вам протягивала, а просто посмотреть и сравнить с девчоночьими!
Лучше, чем у них?
Ага!
Воот...
Вот только личико выдает возраст. Беспощадно выдает. Нет, не льстите мне, я ведь не идиотка. Вон, в оконном стекле, яркие лучи солнца отражают моё морщинистое лицо. Лучше не смотреть.
Ну-ка, гляньте в мои глаза. Что видите? Ну, причем тут изумрудная зелень, позвольте спросить?! Может и красивые, но мне бы личико заменить и тогда можно было бы еще столько же прожить. Причем, активно прожить, полноценно и счастливо. Радуя себя и мужчину, который рядом окажется. Что вы хохочете? С удовольствием общаетесь со мной? Спасибо..
Вот в погоне за личиком я сейчас и нахожусь. Оседлав жесткое сиденье в недрах трамвая, гонюсь за другой жизнью. Хотя...у меня ведь никакой не было. А мне бы так хотелось, так хотелось... семью, детей..
Нет, я не плачу, зачем мне ваш платок? Впрочем...давайте, спасибо..
Я измениться хочу. Они обещают.
Да, я наивная. А что делать? Приходится верить печатному слову продажной прессы, если ничего иного не светит. Вычитала я недавно одну интересную вещь.
Сейчас, сейчас, достану...
Нет, это не раритет, это моя любимая пятидесятилетняя сумочка. Кстати, она намного младше меня, вот ведь ужас!
Да перестаньте, какое кокетство!
Это какая остановка? Третья Парковая?
Нет, не моя.
Вот. Нашла: вырезка из любимого еженедельника с ценной информацией. Можно не рыться в недрах сумочки в поисках очков. Текст заметки пророс в моём мозгу голубым лишайником.
Иногда, посреди темной бессонницы, я наблюдаю его успокаивающее серебристое сияние...
Что? Нет, зачем мне к врачам? Я люблю свою бессонницу. Она позволяет мне сосредоточиться на главном!
А вы не любите свою?? Да вы что? Нет, так нельзя. Бессонница - ценный дар!
Что вы так пристально смотрите?
Хм..
Текст? А! Да - да. Слушайте:
'Клиника лазерной хирургии на 20-й Парковой вернет Вам молодость и красоту. Наши хирурги помогут Вам забыть о старости. Качественно. Быстро. Дорого.'
Видите, что делается??!!
Качественно. Дорого. Интересно, насколько дорого? Я не смогу заставить себя отказаться от Мечты.
Не верить? Врут?
Да ладно вам...
Но мне надо!
Мне без этого не жить!
Что?
Нет у меня мужа.
Куда с вами?
Зачем?
Любите?
Вы что, издеваетесь?
Я не сержусь.
Мне смешно.
Двадцать минут всего.
Хороша?
Врете!
Но вы на целую жизнь моложе меня!
А я на целую жизнь старше..
Не старая?
Куда взглянуть?
Нет, не буду смотреть на отражение в окне.
Нет.
Нет!
НЕТ!!!
Ой..
Это не я..
Я?
Боже мой...
Вы - волшебник???
Не вы?
А кто?
Любовь???
Кажется, я куда-то ехала...
Да иду.
С вами.
Сейчас какая остановка?
Наша?
Да.
Верю.
Иду...

3. #1: Светлана (31). Хищник

На частоте шумело, свистело и гремело. Мы ненавидели наши старые рации, но никак не могли от них отказаться.
- Работаем по схеме «Z», - предложил Драк.
- Какой?
Драк выругался.
- А поподробнее? – попросил Хлип.
- Так, негодяи... Кроме меня никто новый план обезвреживания варпов не видел? - наступила сдержанная тишина, прерываемая раздраженным дыханием Влада, и тихим сопением новоиспеченных негодяев. - А вы в курсе, что громко думаете?
И мы не выдерживаем - начинаем хихикать - необычная для большинства людей реакция на опасность, но что уж поделать?
Драк громко выдыхает и рассказывает, что именно сделал бы с парочкой безответственных мальчишек, притаившихся за его широкой волосатой спиной, если б не был очень занят. Мы согласно киваем в рации и думаем, что больше не будем прогуливать летучки.
Говорят, со временем несерьезное отношение к работе, которая на самом деле жутко секретная и смертельно опасная, как и к жизни вообще, проходит. Впрочем, к ней и не получается относиться серьезно. Я до сих пор ассоциирую «отлов» с забавой: собрались старшеклассники поиграть в казаки-разбойники. В нашем случае – в охотников на вампиров. Накупили чеснока, осиновые колья где-то взяли, навыдумывали экстраординарных способностей и пошли наводить шухер по округе. Все понимают, что это игра, но увлекательно же! Особенно, когда веришь.
Нам не верить не получается: и способности кое-какие имеются, и соперники взаправдашние, и плохо будет, если попадешься. Наверное, все дело в том, что почти не оперируем материальным: поединки проходят без спецэффектов, да и вампиры наши энергетические.
- Кстати, а почему «Зэд»? – спохватывается Хлип.
- Потому что большая задница, – предполагаю я.
- Ты даже не представляешь насколько прав, - на частоте помехи, слова Драка прерываются посторонним шумом, и временами кажутся то ли лаем, то ли руганью. – Все, раздолбаи. Тишина. Работаем!
- Так по какой схеме-то?
- Русского авось: трое бьют одного, возможно, кто-нибудь жив и останется.
- Ой-йо... ёлки зеленые...
Свистят тормоза. У автобусной остановки притормаживает престарелая Хонда.
- А вот и большая задница, - замечает Хлип.
Открывается дверца, из нее вываливается тучный мужчина, хозяин Черкасского рынка, Никита Мазаркевич. Внешне – грузин, по повадкам – хохол, энергетически – стационарный вампир средней категории, в кодовой системе – варп.
У Никиты сезонный всплеск активности: когда в начале июня выдается несколько холодных ночей, примесь южной крови в Мазаркевиче вскипает, и гонит на ночные улицы искать подпитки. Нужно отдать ему должное, за сорок с лишним лет никого не покалечил и не отправил в больницу. Умеет мужик останавливаться – уважаю таких. Впрочем, скашивать пики агрессии все равно приходится.
Драк на остановке усиленно изображает бомжа, при этом его энергетика так и орет: «съешь меня»! Был бы вампиром – позарился.
Мазаркевич выходит. Невидимые щупальца касаются жертвы...
- Раз, - я начинаю отсчет.
Драк осторожно сопротивляется. Главное, ему в этом не переусердствовать: если старый вампир почувствует неладное, сядет в свою таратайку и уедет. Что нам всю ночь его пасти?
- Хочешь закурить? – хозяин рынка протягивает пьянчуге пачку сигарет.
- Два, - выхожу из машины.
Мы медленно приближаемся, по-возможности гася собственные энергетики: Никита заинтересован в жертве, но лучше перестраховаться.
- Три.
Драк нападает первым, мы подтягиваемся сзади: подпитываем его и бьем по щупальцам.
Сработано. Аут.
Хлипаков подхватывает Мазаркевича:
- У, гад...
Со стороны нас легко принять за громил из темного переулка. Тройку Конедаева однажды так и взяли: над бесчувственным телом королевы красоты девяносто пятого года. Едва попытку группового изнасилования не впаяли, благо, начальство отмазало.
- Да, ладно тебе.
- Оксанку вчера на его Черкассоне на стольник обули. Не может порядок у себя навести, сволочь, и всякую шантрапу приваживает, - рычит Хлип, усаживая стокилограммовую тушу хозяина рынка в пассажирское кресло.
- Так, чего ты от вампира хочешь? – удивляюсь я. – У нас на сегодня еще кто-нибудь запланирован?
Драк объяснил, где он видел тех, кто обычно у нас запланирован.
- А поработать так хотелось...
- Трудоголик, - сплевывает Хлип, не особо прицеливаясь, попадает в левый повторитель Хонды. – Лучше скажи, кто тело домой отвезет?
- А он князь, чтобы его отвозить?
- Он в соседнем со мной доме живет, - ухмыляется Драк, закидывая пальто на заднее сидение Хонды.
- Цепеш, это жестоко, - Хлипаков, похоже, со мной согласен.
- Должен же я за маскарад отыграться, - настаивает Драк.
Для ночных прогулок Никита предпочитает автомобиль супруги, а она женщина тонко чувствующая, когда-то держала парфюмерный магазин на Трудной площади. Амбре, которым за пять шагов несет от Влада, с десяти учует, и окончательно наступит на горло энергетической жажде благоверного.
- Да уж, не завидую я завтра Мазару, - Хлип морщится и отодвигается от Драка и обреченной на мойку салона Хонды.
- Лучше пожалей тех, кто машину чистить будет, - советую я. – Владик, ты у кого отнял этот ужас? Главное, зачем?
- Для пользы дела. По-моему, к плохо пахнущему человеку на безлюдной улице в нашем городе способен подойти только вампир.
- Или человек с хроническим гайморитом.
- У Драка в этом пальто ручной хорь живет, - вспомнил Хлипаков.
- Не хорь, а скунс, прошу не путать.

Пустота. Вязкая, пугающая. Она забирается под кожу, давит...
Под ногами трава цвета индиго, вокруг – белое марево. Временами небо темнеет, хмурится и падает. Травинки обугливаются, рвутся, а у меня закладывает уши от неслышного крика.
Хочется бежать, но словно врос в почву, не могу сделать шага, да и некуда. От горизонта до горизонта трава цвета индиго и блеклая пустота...

- Настолько плохо?
Открываю глаза. Лежу в водительском кресле, спинка откинута до упора. На заднем сидит Хлип, водит ладонями у висков.
- Благодарю, - говорю вместо ответа, и дружеское тепло пропадает.
- Не пугай так больше.
Хлип очень бледен. Интересно, сколько собственных сил он в меня вкачал?
- Постараюсь, - обещаю я.
- Что-нибудь помнишь?
Привожу кресло в вертикальное положение, с минуту борюсь с головокружением и пытаюсь вспомнить... Только давящая пустота и крик из кошмара. А потом стон обретает силу, а руль бьет в переносицу.
- Тихо! - игла впрыскивает под кожу жидкое и инородное, бешено колотится сердце, в голове окончательно проясняется. – Обычные витамины, не дергайся.
- В вену? Охотно верю.
- Так эффективнее.
Больше я ничего не говорю, и Драк отчитывает Хлипа, потому что подобные вопросы жертв неадекватного вампирского произвола в кому на раз-два отправляют. Придет время, сам вспомню, если получится, конечно.
Есть люди, встречаться с которыми неприятно, а есть те, с которыми чревато даже мельком видеться: попил пивка с коллегой по работе и слег с нервным истощением, познакомился с красивой девушкой и попал в больницу, помог бабушке улочку перейти и на следующем перекрестке Камаз не заметил. Мы зовем таких варпами, но существует более опасная разновидность вампиров – тех, кого я называю хищниками. Варпы о своем пристрастии к энергетическому вампиризму не догадываются, а эти нападают намеренно.
- Исходим из того, что меня вырубил хищник, по крайней мере, другого гада, на это способного, в последнее время не встречал. Кто-нибудь прикрытием работал?
Драк морщится, но не говорит ни слова, что само по себе необычно: отчего-то слово «хищник» ему не нравится.
- Зачем? Ты же не работал, - Хлип даже икнул.
Я снова помотал головой, та закружилась.
- Эпизодическая амнезия. Пройдет, - вздыхает Влад. - Хотите узнать, где я видел вашу неосторожность?
- Драк, почему ты такой умный? - иногда Цепеш меня бесит, особенно когда строит из себя отца-командира.
- В детстве много ел.
- Того, что не тонет?
- Ага, Милкивэя.
- Не знал, что у тебя на родине оно так называется, - злюсь я. - Прям так и поверю, что никто меня не вел. Как же вы тогда здесь оказались, а, Цепеш?
Влад объяснил.
- Тьфу на тебя, - добавил он. - Доплывешь до дома, съешь шоколадку для восстановления здоровья и плиток пять-восемь для улучшения настроения.
Драк хлопает дверцей, оседлывает мотоцикл и уезжает.
Хлип крутит у виска:
- Совсем плохой. Мы условились встретиться на этом месте, чтобы колымагу твою чинить, а Драка я уже потом реанимировать тебя вызвал.
- Для чего? – не скажу, что чувствую угрызения совести, но на душе неспокойно.
Все-таки Драк мне помогал, а я нагрубил. Впрочем, он прекрасно понимает, что я сейчас ищу от кого бы отхватить кусок – почти как наши подопечные. Только сам отбирать не умею и стараюсь вынудить человека на эмоциональный энерговыброс.
Поеду, куплю шоколада, лишь бы по дороге ни с кем не поцапаться.
- Потому что легонько подпитывать я умею, а вот полумертвых возвращать – нет.

Ловить хищника решили на рассвете. Конедаев клялся, что сумел выявить закономерность в нападениях. Беспорядочно разбросанные по карте маркеры, отмечающие зоны агрессии и места преступлений, он соединил линиями, и получил легко узнаваемую фигуру.
- Мысленно продолжив линию, мы сможем выяснить, где тварь в следующий раз проявит активность, - пояснил он.
С поверхности карты на нас смотрел кукиш.
- А ты уверен, что это не твое Альтер-эго постаралось? – прервал неровную тишину Драк.
- Обижаешь, - набычился Конедаев. - Линии соединяют близкие по времени нападения. При любом желании я не смог бы нарисовать ничего другого, да и не стал бы шутить по такому поводу. Кстати, нападает тварюга с периодичностью раз в три дня. Завтра промышлять пойдет, говорю же, брать надо.
- А когда рисунок закончится? – спросил один из конедаевских архаровцев. – Может, остановится или издохнет?
- Ага, понадейся. Новую начнет, только вычислить сложнее будет.
- Мы исходим из того, что хищник действует расчетливо, - в фигу хотелось плюнуть, но я удержался. – Что если он действует по наитию?
- Расчет маньяка им не свойственен, - заметил Хлип. – Но мы никогда раньше, ни с чем подобным не сталкивались.
До полной завершенности рисунку не хватало нескольких линий. Драк обмакнул в чернила палец, прочертил и поставил три жирные точки. Одна четко указала на ночной клуб «Меридиан».
- А мы с Оксанкой как раз завтра туда пойти собирались... – вздохнул Хлип.
- А сходите.
- Вы думаете, я любимого человека под удар поставлю?!
Мы не думали, а знали, что любимым гораздо безопаснее с нами, чем даже дома, но разрывались между дорогими сердцу людьми и работой. На операции своих не таскали, потому что, несмотря на подготовку и прикрытие, случиться могло все, что угодно.
- Слушай, Тимка, - вздохнул Драк, - никто не собирается на тебя давить, но нам до зарезу нужен наблюдатель: обычный человек из толпы, фиксирующий происходящее обычным зрением. Оксана идеальное прикрытие для тебя, а ты идеальное прикрытие для нее. Закрывай жену, как сочтешь нужным, ни с кем не разговаривай, а мы на всякий случай глушилку поставим, иначе при таком стечении народа работать не сможем.
Глушилка для нас прибор жутко неприятный, но необходимый. Разработанная в одном секретном НИИ на заре перестройки, она канула бы в небытие, если б не случайность.
Работает элементарно просто – примерно как генератор шума. Аур обычных людей мы с ее помощью не видим, отвлекаемся только на энергетический выброс или агрессию.
Хлип нахмурился, но возражать не стал.
- Слушай, а может, без техники обойдемся? – попросил я.
- Не получится: народу слишком много. А чего так?
- Да, тошнит меня от этой штуковины, причем в физиологическом смысле этого слова.
Конедаев хихикнул и отвернулся.
- Это даже хорошо, значит, без людей тебе плохо, - одобрил Драк. - Как вот если кота на корабль взять и отлучить от суши: у него со временем ноги откажут.
- Вот спасибо за сравнение, - я все-таки плюнул в фигу.
- А что ты смеешься? Люди – те же животные, а в энергетическом смысле очень похожи на растения, - пояснил Драк. – Также излучают, иногда поглощая или отбирая у слабых и больных, плачут от боли и просят о помощи.
Влад был серьезен, и мне вдруг стало не по себе.
- Драк у нас когда-то верованиями друидов увлекался, - пояснил Хлип.
Цепеш почему-то засмущался и рассказал, где он видел всех этих друидов и наши подколки по этому поводу, хотя у меня и в мыслях не было шутить над его увлечением.
Меня он отослал с Тимкой, а сам остался готовить операцию.
Так мы и пришли к Оксане: вдвоем и с тортиком. Попили чаю, дождались похорошевшей от нового платья и косметики мадам Хлипаковой и вышли.
Заурчал мотор, машина тронулась и без приключений довезла до «Меридиана». При входе я срисовал всех наших, а потом оглох и ослеп, словно некто накинул на голову ватное одеяло.
- Прошу прощения, - кивнул Хлипу, улыбнулся Оксане и помчался в туалет, где и столкнулся нос к носу с Драком.
- Что так долго?
- Хочешь, расскажу, где я все это видел вместе с вашей глушилкой? – передразнил я. – Как мы поймаем хищника, если сами себя не видим?
- Мы его и так не почувствуем до момента атаки. Главное, что и он нас не увидит!
- Хищнику-то все равно, он, тварь сосущая, а мне в этом вакууме дышать больно!
- Хватит, - отрезал Драк, его голос упал до шепота.
- Что хватит? – не понял я.
- У тебя галлюцинации были?
- Только раз по вине этой твари.
- Так делай выводы: не обзывай его хищником напрасно.
У меня отвисла челюсть, а на канале связи проявился Конедаев:
- Третий этаж, девятая секция.
Мы переглянулись и бросились вон из сортира.
- Будка охраны, возле самого входа, - доложил Конедаев, когда мы прибежали наверх.
- Танцпол. Это снова наверху, если кто не знает, - произнесла рация, когда спустились.
- Он что, издевается?! – не выдержал Драк.
- Он никогда не стал бы шутить по столь серьезному поводу, - хмыкнул я.
Впрочем, вскоре и сам начал различать в темноте энергетического вакуума яркое пятно, мечущееся по зданию.
- Обколотый он что ли?
Возле существа вспыхивали ауры охотников. В конце концов, тварь загнали на чердак, перекрыли выходы и принялись «давить».
Несколько человек собралось на лесничной клетке, и выталкивали собственной энергетикой все чужеродное, затаившееся в замкнутом пространстве чердака. Поскольку охотникам пришлось за тварью основательно побегать, они разозлились, и проявляли такое единодушие, что гад, наверное, уже на стену кидался.
- Приготовься, - прошептал Драк, - сейчас прорваться попробует.
Конедаев осторожно подошел к двери. Прислушался и взялся за ручку.
- Что, страшно? – спросил его Драк.
- Забавно, - и Конедаев посмотрел на него так, будто хотел задушить.
- Ты слишком громко думаешь, - укорил Драк. – К тому же, разве ты забыл, что инициатива делает с инициатором, объяснить?
Конедаев скрипнул зубами, дверь скрипнула в ответ. В образовавшийся проем выбросился кто-то черный и волосатый. Драк затаил дыхание, я вздрогнул, несколько бойцов в унисон икнули, Конедаев, которому существо вцепилось в руку, заорал.
- Твоя зараза, - ругался он, высвобождая запястье из захвата когтистых лап.
Кот глядел на всех умными зелеными глазами и пытался шипеть, не раскрывая рта.
- Ну, и что это за гадость? – подошел один из загонщиков.
- Кот, - спокойно ответил Драк.
- Гы-гы, - подтвердил Конедаев.
- Кошки все в какой-то степени вампиры, - кивнул загонщик.
- Вернее, они могут менять свою полярность по желанию, - уточнил Цепеш. – И лечат и калечат, как говорится. Погладил кота – тот донор. Ударил – вампирюга волосатая, да еще и в тапочки нагадит.
- Да уж, недаром в Египте священным животным считался, - Конедаев осторожно поскреб кота за ухом, тот отцепился от руки и заурчал.
- Возьму его к себе, - предложил Драк.
- Не дождешься. Никому не отдам, тем более что он уже моей крови попробовал, - забрал мелкий пушистый комок Конедаев. – Назову Дракулитой, молоком поить стану.
Драк улыбнулся.
- Ну, и что? - спросил потом Тимка.
- Поймали.
- Хищника?
- И еще какого, - кивнул я. - Конедаев у нас теперь заслуженный кошатник. Не удивлюсь, если он все это удумал, чтобы животное завести.
- И правильно, не все же фамилию оправдывать, - улыбнулся Драк.
- Коней есть?
- Скорее уж, давить...
- Поговорите мне здесь! – рявкнула рация.

Сегодня погиб Драк. Его боль я почувствовал с другого конца Москвы, бросился к машине, потом, когда застрял в пробке, – в метро. Вряд ли, если бы успел, смог спасти, но все равно спешил. Внутри что-то надломилось, и стало очень больно и одиноко.
Примчалась скорая, зафиксировала клиническую смерть. Минуты через три у Цепеша само по себе забилось сердце, но я видел, что это уже не наш Драк, что от удара он не оправится.
В больницу не поехал. Нечего было в ней делать: Владу все равно не помочь. Только врача я расстроил.
- Не так уж сложно отдать последний долг, - непонятно сказал он.
- Перед кем?
- Чтобы никто не подумал о вас плохо.
- Но разве имеет значения кто, что подумает?
А долги я привык отдавать сердцем.
Врач пожал плечами и уехал, я остался.
Метр за метром, шаг за шагом ощупывал переулок. Влад жил в Крылатском, и в промышленном районе Рябиновой делать ему было абсолютно нечего. Если он, конечно, кого-то не почувствовал или не вычислил. Кого? Хищника?
Я готов был выть от отчаяния и боли, от злости и невыносимой тоски.
Почему в одиночку? Почему Драк шел один, никого не предупредив, не оставив ни одной зацепочки?!
Погруженный в себя, я не сразу почувствовал вибрацию. Мобильник зафиксировал три неотвеченных вызова, пока я достал трубу:
- Тимка, где ты? Что с тобой?
- Спал. Что у вас там происходит? У тебя истерика, а Драк словно исчез...
- Его больше нет, - и повесил трубку.
Не помню, когда подъехала машина, как Хлип усадил меня на заднее сидение и отвез домой. Все прошедшие дни слились в одну непрекращающуюся тень и сплошное небо цвета индиго.
Когда Тимка отлучался в больницу к Владу, со мной оставалась Оксана. Не знаю, как ей удавалось, но рядом с ней становилось легче, хотелось говорить, рассказывать, впрочем, я этого не делал.
- Драк очнулся! - однажды Хлип влетел в комнату, будто его запустили из катапульты, грохнул на стол Перцовку и банку соленых огурцов. А я и забыл, как он умеет открыто и заразительно улыбаться.
- Это все равно не наш Цепеш.
- Да, у него необратимые изменения, гипоксия, он почти все забыл, но если мы постараемся...
Я покачал головой.
Вошла Оксана, всплеснула руками:
- Можно подумать, ему твоей водки не хватает. Еще одного друга лишиться хочешь?
- Зря ты так. Он никогда не пьет в таком состоянии, - обиделся Хлип.
- Хочешь клин клином вышибить? - отобрала бутылку и ушла.
Следить за их препирательствами было забавно даже сейчас. Казалось, у этой пары ничего не изменилось, несмотря на то, что люди не переставали гибнуть, хищник гулял по городу, а от одного из нас осталась только телесная оболочка.
Иногда я злился: Хлипаков, в отличие от меня, пребывал сейчас на пике формы, но ничего не делал, даже не пытался вычислить убийцу.
- Думаешь, как бы Драк отнесся к твоему состоянию? – Димка закрыл на ключ дверь, присел за стол. – Наш прежний всезнающий Влад Цепеш?
- Надавал бы мне по морде, - я ухмыльнулся.
- Тогда, извини.
В голове вспыхнуло, на скатерть брызнуло красным. Увесистым серебряным перстнем, подаренным Оксаной ко дню помолвки, Хлип рассадил мне скулу.
Нарочно или просто забыл снять?
Сначала было больно, потом – обидно. Но сознание начало проясняться и родилась злость.
До этого я себя жалел, а теперь – ненавидел. Грусть медленно отравляла душу, сковывала по рукам и ногам бессилием. Ненависть – искала выхода и требовала боли.
- Брр, - встряхнул головой, отер кровь. – Неплохо для Хлипакова.
- Разозлить меня хочешь?
- Хочу. Лучшего средства от истерики, чем пощечина, еще не выдумали. Мою невралгию нужно было давить в зародыше, а ты этого не сделал, так что работай руками, если думать не научился...
И сразу получил по уху. Ненадолго наступила странная звенящая тишина, но на душе полегчало:
- Отлично, давай еще!
Тимка, похоже, сам разозлился, впрочем, думал я так недолго.
- Не хочу превращать твою физиономию в котлету. Предлагаю переместиться на палас, там я с удовольствием оторвусь на твоих почках, - услышал я спокойный без тени эмоций голос и окончательно сломался.
- Отправь меня к Драку, - заржал я и неожиданно заплакал.
Сколько не рвалась в дверь Оксана, не помогло. Хлип не изменил привычке таскать коньяк за пазухой, да и у меня в баре кое-что было.
Через два дня я проснулся: с тяжелой головой, но успокоившейся совестью. Один в квартире. Надеюсь, личное счастье друга этой попойкой я не подорвал.
Строго пообещав себе вернуть потерянную форму, больше не напиваться и заскочить к Хлипаковым с благодарностями, я для надежности проспал еще день. Вечером принял холодный душ из горячего крана, побрился и заказал такси.
В мобильнике оказалось одно непрочитанное сообщение... с того света. У телефонных сетей иной раз случаются «заскоки», тогда сообщение может прийти на следующий день или даже через неделю. Наверное, в этот миг я бы хотел, чтобы оно не пришло вовсе.

- Все будет хорошо, не тушуйся.
Киваю:
- Ты Хлипа, главное, подальше убери.
Драк допустил ошибку, я повторять ее был не намерен.
Улица Качковская, дом девять. Второй подъезд. Восьмой этаж.
- Привет, заходи.
И, как обухом по голове, стоило переступить порог. Защита, накаченная тремя здоровыми людьми, трещит, но выдерживает. Тварь старается сохранять хладнокровие, но я же вижу – боится.
- Квартал оцеплен, давай обойдемся без демонстрации силы? – судорожно хватаю ртом воздух, сосредотачиваюсь, но, похоже, бить меня больше не хотят, по крайней мере, пока.
Жестом приглашает пройти в комнату. Повинуюсь, удивленно рассматриваю сзади небольшую поджарую фигурку. Почему раньше не замечал в ней ничего хищного или опасного? Когда же ты стала такой, Оксана?
Она оборачивается, будто прочла мысленный вопрос. Так резко, что я отскакиваю к двери.
- Смешно, - оскаливается она. – Чаю?
Отказываюсь. Вряд ли Оксана захочет меня отравить: убить человека руками, а не с помощью врожденных способностей, кажется ей неправильным и грязным. Она и раньше-то только отнимала и уходила, что было с жертвой дальше, не интересовалась. Исключение сделала только однажды – для Драка.
- Тогда просто посидим.
Опускаюсь на стул, не сводя с нее взгляда.
Оксане сорок, Тимка моложе ее лет на десять, но выглядит она шикарно. На лице ни одной морщинки, в фигуре – ни капли жира.
- Хочешь узнать, как он умирал?
- Нет, - наверное, я все-таки меняюсь в лице, потому что Оксана вдруг срывается.
- Тогда ты хочешь знать, зачем я это делаю? А разве непонятно?
- Нет.
- Глупые мужчины! – хохочет она. - Вы смотрите на все, что шевелится, и хотите, чтобы жена всегда оставалась молодой. А у нас, у нас вы спрашивали, какой ценой достается эта красота?!
- Чушь, - качаю головой. – Хлип никогда тебе не изменял, ему кроме тебя никто нужен не был.
- Реальную хочешь. А для чего?
- Понять.
- Мысленно поставить себе галочку: «Я сумел понять вампира» или хищника?
Я вздрогнул.
- Ты прав. Вот в чем главное: в том, что есть овцы, а такие, как я, их режут. Это свобода, и ради нее даже ваше мнимое братство – ничто. Сколько вас, охотники? Кто ваше эфемерное начальство? Да, если бы я захотела, то отловила вас по одному! Все вы ничто, а я на пике формы, как пантера, настигаю любого, кого жажду.
- Корова, - спокойно и очень тихо говорю я.
- Что? – она спала с лица. – Да как ты смеешь?
- Люди энергетически похожи на растения, они даже излучают почти одинаково. И также не могут защититься, когда на них нападают и пьют жизненные соки жвачные наподобие тебя. Мы же находимся в этой пищевой цепочке на самом высоком уровне, от того нас так мало. Я хищник, а ты – тупое жвачное животное, не умеющее усмирять аппетит при виде заливного луга.
Она побледнела. Даже рот раскрыла от удивления.
- Поэтому, сейчас ты встанешь, соберешь вещи и уйдешь из этого дома.
- Тимка тебе этого не простит.
И попала в точку. Меньше всего на свете мне хотелось терять лучшего друга, но оставить все как есть, тоже не мог. Не к месту вспомнил Рябиновую улицу и странный голос Хлипа.
От Качковской до Рябиновой двадцать минут быстрым шагом, Тимка вполне мог успеть спасти Драка, и именно поэтому проспал под действием снотворного: Оксана не хотела лишний раз рисковать.
- Я бы никогда ничего не сделала Хлипакову. Черт возьми, Олег, мы же с ним пять лет женаты! Ты же столько раз был у нас в доме...
- И Драк тоже... был, - напомнил я.
- Не надо было шпионить.
- А люди?!
Я перестал контролировать эмоции. Это, вне сомнений, играло ей на руку, но мне необходимо было разозлиться, избавиться от посторонних мыслей, уяснить, что передо мной ненавистная тварь, убийца, предательница. А Хлип, в конце концов, поймет, не может не понять, и пусть наши отношения никогда не будут прежними...
Но понял бы на его месте я?
К счастью, она ударила первой: металлической ложкой из-под обуви. Наверное, я ее сильно задел.
Оцарапала шею, в ответ получила по морде. Разозлилась еще сильнее и напала уже всерьез – так, что остатки защиты разлетелись со звоном бьющегося стекла.
Однажды в детстве я видел, как сражался загнанный в угол хорек. Собаки унюхали его в курятнике и пытались загрызть. Он перекусал всех шавок и улизнул, оставив тетке Маланье три задушенных курицы. Но я был свидетелем и того, как беспородный пес Симон защищал хозяйского мальчонку от разъяренного быка. Носился вокруг, уворачивался от рогов, и даже пропустив несколько ударов, все равно вставал и, прихрамывая, продолжал смертельный танец, в единственной надежде, что хозяин уже бежит на помощь, что сумеет спасти трехлетнего сынишку до того, как собаку окончательно оставят силы.
Наверное, я был уже на грани, когда по лестнице затопали. Секунды, что длился поединок, показались часами.
- Ну, ты ей и врезал, - после продолжительного шума в голове наклонился ко мне Конедаев.
- Не помню, кто кому, извини.
- Я навел справки. Пять лет назад она прибыла из Урюкгавая. Там несколько лет продолжалась та же бодяга, что у нас этим летом. Правда, тамошние спецы так ничего поделать и не сумели.
- Она из-за Тимки держалась четыре года. Потому никто и не отследил…
- Но все равно сорвалась: натуру не спрячешь, а она у вампиров всегда гнилая, - уверенно заявил Конедаев. – Но ты, какой же ты...
- Да куда уж? - двое дюжих молодцов, подхватили под локотки и поставили меня на ноги.
В общем-то, я только благодаря ним и держался. Так с эскортом и вышел.
Припекало солнышко, и птицы щебетали ласково. На детской площадке спиной к подъезду сидел Хлип. Никто не говорил ни слова, но он словно почувствовал наше появление, оглянулся.
В этот момент молодцам приспичило отпустить, и я упал.

- Я ее любил.
Хлип пришел не как друг, это я почувствовал сразу. Был ли врагом – предстояло еще выяснить.
- Знаю. Но сделать ничего не мог.
- Ты мог прийти ко мне, все рассказать. Мы бы вместе что-нибудь придумали!
- Отправили б куда подальше? К тетке в деревню, чтобы она там гусей взглядом убивала, капусту за час квасила? – мы спорили уже час, с переменным успехом.
- Возможно, я бы сам сдал ее, пришел и все рассказал. А так... ты же предал меня!
- Я защищал, прежде всего, тебя, - слова кончались, к этой беседе я так и не смог подготовиться.
Я верил в то, что спасал Хлипа. Лучше пусть считает меня предателем, чем мучается всю жизнь. Потому что из подобных ситуаций любой выход – неправильный. Но мог ли я доказать, что слова – не отговорки? Пожалуй, нет.
- На кой ляд мне твоя защита?
- Не знаю.
Он даже удивился. Неужели ждал, что буду возражать, спорить? Может, еще лекцию про борьбу с вампиризмом прочесть?
- И все?
- Я был уверен, что если ты ее сам сдашь или, не дай бог, вступишь в схватку, никогда этого себе не простишь.
Хлип покраснел, потом побледнел. Поискал взглядом что-нибудь тяжелое, но я предусмотрительно в коридоре даже ботинок не оставляю.
- А теперь я не прощу тебя.
- Имеешь право.
- Да, я ж тебя просто убью!
- Начинай, - я закрыл глаза.
Тимка побледнел. Чтобы проверить, не притворяюсь ли, легонько ударил. Я пошатнулся.
Он начал наращивать мощь, я терпел, а когда боль стала физической, перестал. Хлип оступился и едва не упал. Вся его злоба прошла мимо, сквозь меня, не причинив боли.
- Как ты это сделал?
- Понятия не имею, - я сам недоумевал, если бы Хлип присмотрелся, то наверняка понял бы, что не вру.
Но он не стал. Сплюнул и вышел, хлопнув дверью.

Я уезжал. Не только потому, что мы с Тимкой не сможем теперь жить в одном городе. Нам теперь, наверное, и всего земного шара мало. Но случившегося не изменишь. Нет лекарства от ошибки, нет оправдания предательству, особенно своему – по отношению к человеку, который считал тебя лучшим другом.
Жизнь вообще, штука довольно странная. Иногда мне кажется, что состоит она из одних откатов. Стоит совершить поступок, затрагивающий чужие чувства, и можно готовиться, что возникнет ситуация, готовая схватить за жабры лично тебя. И так далее бесконечно, по кругу или, вернее, по спирали.
Сегодня я поссорился с Конедаевым. Причем, как-то глупо, из-за ничего. Я просто сказал, что он зря припарковался под знаком, а он предложил мне позвонить в ГАИ.
И все чаще мне кажется, что я первым сковырнул льдинку, лавиной прокатившуюся по жизни. Быть может, сопроводи я тогда Драка в больницу, ничего этого бы не случилось?..
В груди разливается такая пустота, что необходимо убежать, растаять в толпе, исчезнуть...
Вряд ли Хлип станет меня искать: он не способен на мщение. Хотя, какая теперь разница, на что он способен? Возможно, он уже пакует чемоданы, а, может, просто смотрит на стену в своей комнате. Я прекрасно знаю, что он желает мне зла, но не закрыться, не возненавидеть в ответ не могу.
Площадь трех вокзалов, отсюда уеду, пока не знаю куда. Три билета в разные стороны жгут карман. Жребий что ли кинуть? Впрочем, на монетку я смогу влиять, и, вероятно, нужно просто замереть на месте, ждать, пока подсознание само решит, что делать.
А точно решит? Не знаю.
Начинается дождь. Или просто слезы падают в напоенную соками землю. В реальном мире я прикрываю глаза и опираюсь о стену. А там... расправляю невидимые крылья, растекаюсь над лугом цвета индиго от горизонта до горизонта, готовый прикрыть мельчащую травинку.
Странно все это: как человечество смогло воплотить в себе все создания природы? Действительно ли в этом замысел Творца или разум подсказывает знакомые образы?
Что же ты такое, Человек? И кто такой я, в один миг, превратившийся в Хищника?..

4. #2: Пузо (28). Оборотни.

Человечество, как тараканы, разбежалось по планете, унося свою драгоценную задницу. Стоило лишь раз пройти кислотному дождю и что стало с культурой? Где моральные ценности? Вечный голод, проблемы с продовольствием. То, что растет на поверхности, есть невозможно, а старых запасов надолго не хватило. И стал человек человеку враг и пропитание.
  Честь, совесть, мораль… на их место пришли более практичные и подходящие Новому Миру понятия - подлость, предательство, нажива. Приверженцы старых традиций неизбежно гибли.
  Нет, человечество хуже тараканов. Мы выжили после ядерной войны, но в кого превратились? И боюсь, что радиация и мутация здесь не причем. Такие мы есть.
  Условия жизни безвозвратно изменились. Большинство видов вымерло, но мы подстроились.
  Раса оборотней, иначе нас никак не назовешь. И только в преддверье смерти мы можем надеяться, что станем такими, какие есть на самом деле. Однако вот оно, преддверье. И я боюсь поверить, что это наше истинное лицо.
***
Тусклый огонек свечей безуспешно разгоняет темноту по просторному залу обветшалого бара. Большинство из сидящих здесь, уже забыли что такое лампочки. Электричество стало бесполезным шиком.
  За стойкой сидят трое путников. По темным углам расселись наемники.
Два бородатых отрубка о чем-то громко спорят за столиком посреди зала. Еду заказывать не спешат. Скорее всего, оба на мели. Но не ровен час, кто-нибудь схватится за нож и пополнит свой кошелек. И все ради комочков желтого металла. Золото – проклято. Разве его можно есть или пить? Но почему тогда торговцы, весело скалясь, продают необходимые для выживания продукты за этот проклятый металл? Варвары. Тысячи лет назад его использовали в качества платежного средства. Сейчас оно вновь захватило правящие позиции.
Наконец один из отрубков треснул обрубком руки по столу, второй выхватил из-за пояса нож. Варвары.
- Жаренного голубя и выпить, - сделал заказ победитель.
Выпить. Цена напитка зависит только от качества фильтра. А исходный материал все равно один. Помои.
  Молодой парень протирает стол от крови и ставит тарелку с заказом. Привычно хватает труп отрубка за ноги и волочет на кухню. В меню появятся новые блюда. Сервис.

Зазвенел колокольчик у двери. В бар зашел молодой парень лет семнадцати.
Собравшиеся придирчиво осмотрели незнакомца. Наметанным глазом отметили дорогие штаны и куртку из джинса. На куртке множество карманов. Не пустых, как показывает оттопыренная ткань. На правой руке мальца блестит синим, браслет. Чистое лицо. Кожа обветренна, но чиста, нет следа от язв. На ногах берцы из кожи вымершего животного. Седые волосы. Удивило их наличие, чем цвет. В Новом Мире до седин не доживают, а из-за радиации сами волосы редкость.
  Парень вынул руки из карманов джинсов, снял фильтр-маску и направился к барной стойке.
- Что будешь пить, кид? – поинтересовался бармен.
- Я больше предпочту поесть. Кашу, или макароны.
- А золота хватит, на такой заказ? – оскалился бармен.
- Я могу отработать, - парень явно очень проголодался.
- Работников у нас хватает, - бармен задумался. – Хотя если вычерпаешь нужник, получишь тушеного голубя и ….
Бармен не успел договорить, в нескольких сантиметров от носа блестел ствол револьвера.
- Дай мальчишке что просит, или твои мозги пойдут на десерт посетителям, - процедил незнакомец, взводя курок на револьвере.
Бармен побледнел и судорожно кивнул.
- А ты, кид, никогда так не унижайся. Наемники всегда берут то, что хотят. А нужники пусть вычерпывают чертовы отрубки.
  Парень не сводя глаз со стойки, указательным пальцем отвел в сторону ствол револьвера.
- А я не наемник, дядя, - спокойным голосом ответил он.
Бармен поставил тарелку с кашей на стойку и отошел подальше.
Незнакомец покраснел от ярости и направил оружие на парня. Тот не обращая внимания, взял ложку и с аппетитом принялся за кашу.
- Опусти оружие, Пес, - раздалось из темного угла.
Медленно из темноты вышел человек с пистолетом в вытянутой руке. Кожаные черные штаны, плащ хамелеон поверх водолазки защитного цвета. На ногах походные сапоги. Широкополая шляпа скрывает лысину.
- Я сказал, опусти револьвер, Пес. Долго не размышляй, моя беретта не любит терпеть.
Пес опустил револьвер.
- Много на себя берешь, Физик. И на тебя найдут управу.
Физик убрал пистолет за спину.
- Найдут, - согласился он. – Но ты не доживешь до этого момента.
Пес, тихо ругаясь, удалился на свое место. Физик тоже вернулся за свой столик.
  Парень, закончив с кашей, жестом подозвал бармена.
- Как давно работает заведение? – вежливо спросил он.
- Не знаю, - отмахнулся бармен.
- Послушай, друг. От твоих знаний зависит цена вознаграждения.
- Двенадцать лет, - почуяв прибыль, рассказал бармен.
- Двенадцать лет… - повторил парень. – Мне это подходит. Скажи, за эти двенадцать лет, здесь хоть раз проходил поезд?
- Поезд? - переспросил бармен. – Слушай, кид, я поездов не видел с Ядерного дня. Не думаю, что сейчас хоть один на ходу.
- А раньше? Здесь часто ходили поезда? – допытывался парень.
- Само собой, кид. Раньше это была довольно крупная железнодорожная станция.
- Не задолго до Ядерного дня, здесь проходил ярко зеленый правительственный поезд?
- Парень, ты задаешь опасные вопросы. Немногие могут похвастать, что помнят Ядерный день, а тем более события до него. Не думаю, что кто-то обратил бы внимание на правительственный поезд.
- На него бы обратили.
- Почему? – удивился бармен.
- Потому что… - парень мялся, явно раздумывая, говорить или нет. – Потому что этот поезд направлялся в бункер. И за него цеплялись все, кто хотел выжить.
Бармен в испуге открыл рот. В зале повисла тишина.
Парень бросил на стойку золотой кругляш и направился к выходу.
- Вам лучше забыть, о том, что слышали, - произнес он, не к кому не обращаясь, и вышел из бара.
***
Прохладный воздух приятно взъерошил волосы. Маска-фильтр скрывала половину лица, но усталые изумрудные глаза оставались незащищены. Парень отошел от бара и обреченно уставился на железнодорожные рельсы.
- Три миллиарда пять миллионов восемьсот тридцать две, - произнес он вслух.
Затем спрыгнул с полуразрушенного перрона и пошел прочь от станции.
- Восемьсот тридцать три, восемьсот тридцать четыре…
***
- Стой! – раздался голос сзади. – Сделаешь еще шаг, и в твоей отмороженной голове станет дыркой больше.
Парень остановился.
- Три миллиарда пять миллионов восемьсот девяносто три, - прошептал он.
- Повернись! – скомандовал незнакомец.
Парень повернулся. Перед ним стоял Физик с двумя береттами в руках. Оба ствола смотрели в лицо мальчишке.
- Что ты хочешь? – спросил парень. – Плату за помощь в баре? Я плачу только за информацию.
- Мне не нужны твои кругляши, - ответил Физик, не опуская оружие. – Я хочу узнать про поезд.
Парень широко улыбнулся, демонстрируя наличие зубов.
- Мы хотим одного и того же, - подытожил он.
- Не совсем. Я хочу знать, что известно тебе.
Малец еле заметно кивнул. Физик почувствовал, как острая сталь коснулась горла.
- А я хочу знать то, что знаешь ты.
Физик судорожно сглотнул и опустил пистолеты.
- Ты вовремя, Док, - похвалил парень.
- Старался, мистер Эв, - откликнулся человек, прижавший лезвие скальпеля к горлу Физика.
- Бросай оружие, - скомандовал Док.
Физик кинул беретты на землю.
- Не нервничай. Я уже два года не практиковался, так что могу сделать не ровный разрез, но и его будет достаточно, чтоб кровь хлынула потоком.
Эв подобрал пистолеты и швырнул в кусты.
- Лен Бравин по прозвищу Физик, довольно известная личность в кругу наемников, - услужливо объяснил Док. – Просто невероятно, что он так просто сдался. Мистер Эв, советую вам обыскать его. Почти уверен, что припрятано пару стволов.
- Нет нужды, - отмахнулся Эв. - Мистер Бравин с нами долго не задержится, и я надеюсь, мы не заставим его использовать те пистолеты в рукавах и мину-ловушку в правом кармане плаща.
Лен Бравин снова сглотнул.
- А ты не так прост, паренек, - процедил он, стараясь не касаться кадыком лезвия.
- Я не причиню тебе вреда, - пообещал Эв.
- Пока мне угрожает только психопат со скальпелем - попытался пошутить Бравин и тут же почувствовал, что кожа поддалась под напором острого лезвия. По шее наемника скатилась капля крови.
- Поверь, Лен Бравин, следует гораздо больше опасаться Мистера Эвена, - прошептал на ухо наемнику Док.
- Итак мистер Бравин, почему вас интересует правительственный поезд?
Наемник сохранил молчание. Нажим скальпеля усилился.
- Мне нужно знать, что это был за поезд, - выдавил Лен.
- Вы не слушаете меня, мистер Бравин. Я не спрашиваю, что вам нужно. Я спрашиваю почему? Вы видели его?
По лбу наемника скатывались крупные капли пота.
- Видел, - процедил он.
Эвен заметно оживился.
- Где? На этом пути? Когда?
- Да, на этом пути. Незадолго до того самого чертова дня.
Эв вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист. Дрожащими руками развернул.
- Железнодорожная карта? – удивился наемник.
Эвен на миг оторвался от карты.
- Док, отпустите его, - возбужденным голосом произнес парень. – Огромное спасибо мистер Бравин. Оружие можете забрать, когда мы уйдем.
Док убрал скальпель от горла и вытер лезвие о плащ хамелеон наемника. Только сейчас Лен Бравин смог разглядеть этого человека. Старик, лет семьдесят, не меньше. Одет в черные брюки, серый свитер и белый плащ. На ногах туфли из мягкой кожи. Длинные седые волосы, но в отличие от паренька с заметными проплешинами. Не иначе, последствия кислотного дождя. Та часть лица, что не скрыта маской-фильтром, покрыта язвами. На горбатый нос одеты очки с треснутой линзой. На правой руке белая повязка с красным крестом.
- Парень, - обратился Бравин к Эвену. – Ты хоть понимаешь, кто твой спутник?
- Прекрасно понимаю, - ответил Эвен не отрываясь от карты. – И нахожу его превосходным товарищем.
Очень странная парочка. Слишком явно выделяется на фоне карликовых деревьев и серых пустынь. Не скрываются, наоборот, словно выставляются на показ, и от этого связываться с ними хочется еще меньше.
Эв, уже казалось, забыл о существовании наемника, и только старый Док настороженно провожал взглядом удаляющуюся фигуру.
***
- Мистер Эвен, что-то случилось? – решился спросить Док, когда они отошли достаточно далеко.
- Я нашел его Док, – Эв показал на карту. – Мы с тобой сейчас на этом пути. Если верить наемнику, здесь же проходил поезд. Замечаешь что-нибудь?
- Нет ответвлений?
- Верно. Мало того, что этот путь не вливается в сеть других. Он конечен. Это конечная точка нашего пути. Мы нашли бункер. Осталось всего лишь дойти.
***
- Ты сегодня рано дорогой. Что-нибудь случилось? – Мари встретила меня у порога.
- То что, давно должно было случиться, - без настроения ответил я. – Уроки в школе отменили. В городе объявили военную обстановку. Готовь чемоданы Мари.
На самом деле чемоданы были давно собраны. Но все равно следовало пробежаться взглядом по пустым полкам - вдруг оставили что-то нужное.
- Как же так, Леонид? Неужели началось? – щебетала Мари, последний раз пробегаясь по комнатам.
- Нам следовало уехать гораздо раньше. Представляю, что сейчас творится на вокзалах, - вслух размышлял я.
Мари подошла ко мне и потянула за плечо.
- Присядем на дорожку.

То, что творилось, превзошло все ожидания. Огромное здание вокзала битком набито людьми. Дойти до кассы или до перрона не представлялось возможным.
В руках два чемодана. Мари крепко держит меня за руку. У нее на плече дорожная сумка с едой на пару дней.
- Ну давай пробираться к кассе, - я попытался произнести это бодрым голосом.
Оказалось бесполезно. Будто все люди на вокзале это одна большая очередь, и никто не хочет пропускать или уступать свое место.
У самих касс слышались крики.
- У меня нет столько денег! Вот, возьмите часы, кольцо. Серьги заберите, только дайте мне чертов билет! Скорей же, пока весь город не взлетел на воздух!
Напротив другого окошка началась драка – кто-то попытался пролезть без очереди.
- Неужели это начнется? – обреченно прошептала Мари.
Я сделал вид, что не расслышал. Начнется ли это? Станут ли два государства запускать друг в друга ядерные боеголовки? Конечно, станут. Если на вокзале, люди готовы друг-друга поубивать из-за билета, то, что говорить о правительстве. Голодные волки, дерущиеся за обглоданную кость по имени мир. В любую секунду кто-нибудь из главнокомандующих нажмет красную кнопку. Чертовы психи. Они уничтожат всех нас.
  Но я должен спасти Мари. У моего дяди, на севере, есть загородный дом, с глубоким подвалом. Очень надеюсь, что этот подвал сыграет роль бункера. План по выживанию на двойку, но другого варианта у меня нет.
  Сейчас проклинаю себя, что не отвез Мари к дяде раньше. Лишь бы не было слишком поздно.
К полудню голос из динамика объявил, что вокзал прекращает работу и принес извинения за неудобства. Кассиры опустили шторы и закрыли окошки. Огромная толпа оставалась недвижимой. Все твердо решили уехать. Охранники не показывались на виду.
Еще через два часа объявили, что все рейсы отменяются и попросили разойтись.
Мы с Мари сидели на чемоданах и держались за руки. Те люди, что успели купить билеты, кричали от досады. Наконец недовольство достигло апогея. Летели скамейки, бились стекла. Начался настоящий бунт.
  Не сговариваясь, толпа двинулась в сторону путей. Я, держа Мари за руку, пытался протиснуться к выходу. Все было тщетно. Людей с каждой минутой прибывало и словно течением нас вынесло на перрон.
Голос из динамика донес, что по четвертому пути пройдет правительственный экспресс, и попросил освободить дорогу. Толпа заревела как раненый зверь.
  Я очнулся на перроне. Растоптанные чемоданы валялись по всему вокзалу, и даже не пытался найти свои. Оглянулся по сторонам. Где Мари?
- Мари! – в панике закричал я. – Где ты, Мари.
Толкаясь, метался от одного пути к другому. Везде стояли люди. Везде. В какой-то момент в голову пришла мысль, да горите вы все, в самом деле! Горите в аду, мне нужна только Мари.
Найти жену среди тысяч разгневанных граждан казалось невозможным. Я не переставал кричать.
Наконец, вдалеке, послышался отклик:
- Леонид! Я здесь!
Я толкался как одержимый. Казалось что это огромная драка, где каждый норовит кого-нибудь толкнуть. Уже не обращая внимания на разгневанные крики в мой адрес, я продолжал грубо пихать, оттаскивать. Несколько раз пришлось поработать кулаками, но во всеобщей свалке в погоню за мной не кинулись.
Издали послышался шум поезда. Отчаянные люди увидели в нем единственный шанс спастись, уехать подальше и зарыться поглубже. Десятками спрыгивали на рельсы, образуя живую стену.
- Не дадим правительственным прихвостням проехать! – кричал кто-то.
- Мы тоже имеем право на спасение, - подхватил другой.
Люди словно вода заполняли четвертый путь. И тут я заметил, что в массе этой живой стены оказалась Мари.
Она беспомощно махала мне руками и кричала. Ее хрупкое тело плотно прижали со всех сторон, и никто не обращал внимания на крики.
Ярко-зеленый правительственный поезд неумолимо приближался. Он вовсе не собирался останавливаться. Просигналив пару раз для приличия, экспресс прошел сквозь толпу, как нож проходит сквозь масло.
  Я остановился. Просто ничего не смог сделать. Остекленевшим взглядом наблюдал, как в воздух взлетают кровавые ошметки.
Пару капель крови попали в лицо. Зажмурился, а когда открыл глаза, все окрасилось в кровавый цвет. И ярко-зеленый поезд стал красным. Он промчался с огромной скоростью, но для меня время остановилось. Снова и снова я видел перед собой, как экспресс врезается в толпу людей. Как Мари, что-то пытается мне крикнуть. По губам можно догадаться, что это слова «Я люблю тебя». В следующее мгновение все скрыл кровавый поезд. Руки опустились. Поезд промчался за доли секунды, оставив кровавое месиво на рельсах.
  Кулаки сжались. В слепой ярости, из памяти стерлось, что я интеллигентный человек, учитель физики в старших классах. Была только ненависть, а вокруг ненавистные мне люди. Теперь все люди стали мне ненавистны.
Я дрался с толпой. Месил кулаками мягкие тела. Но она не почувствовала комариные укусы и поглотила меня.
Нет, не били. Просто смяли, растоптали. Задыхаясь, от недостатка воздуха, выплевывая кровь, проклинал человечество и мечтал, чтоб скорее настал ядерный апокалипсис.
  Очнулся где-то в углу, рядом с киоском продуктов в дорогу. Вокруг много трупов. Отовсюду слышатся стоны.
- Куда шел это поезд? – пытался узнать я у раненного мужчины.
Он продолжал стонать. Я отвесил пощечину.
- Куда шел чертов поезд? – прокричал я.
Мужчина дернулся, простонал и затих.

Как удалось узнать позже, на вокзале данных по поезду не было. Даже на самом поезде, по словам очевидцев, не значилось ни место отправления, ни назначения. Поезд из неоткуда и в никуда.
Чуть позже настал Ядерный день. В Новом Мире выжило много людей. Но из-за смерти одного особого человека интеллигентный учитель физики в старших классах превратился в жестокого наемника Лена Бравина.

- Я узнаю, кто ехал на этом чертовом поезде, - прошептал наемник, наблюдая из темноты за Доком и Эвеном. – Узнаю, и уничтожу.
***
- Он следит за нами, мистер Эв, - произнес Док, не поворачивая головы.
- Я знаю, - ответил Эвен, подкидывая веток в крохотный костер.
- Мне убрать его?
- Не беспокойся. Этой ночью ему хватит забот, – удобней устраивая седалище на холодной шпале, проговорил Эв. – Да и тебе, Док, следует позаботиться о своей безопасности.
- Ночью что-то будет?
Эвен кивнул.
- Дайвульфы, - уточнил парень. – Трое может четверо. Крадутся в паре десятков метров.
Док взял в руки палку и сунул в костер.
- У меня только три ракеты мистер Эв, - наблюдая за горящим концом палки, проговорил Док.
- Хорошо, - усталым голосом пробурчал Эвен. - Одного беру на себя.
Дайвульфы, мутировавшие волки. Жуткие создания, с толстой шкурой и быстрой регенерацией. Простыми пулями их не возьмешь. Так же как человек, не брезгуют любой пищей.
Эван запустил руку в глубокий карман куртки. Достал небольшой прибор, пощелкал кнопками.
- Док! Слева! – прокричал Эв, не отрываясь от прибора.
Док мигом вскочил, поддел носком туфли угли костра и отправил в морду выскочившего дайвульфа. Зверь завизжал и яростно скреб лапой глаза.
- Этот твой, Док! – выкрикнул Эвен, настраивая прибор.
Несколько секунд хватило Доку, чтоб зарядить ракетницу. Сигналка ударила точно в лоб чудовищу. Вспышка осветила рельсы, и Док заметил еще троих дайвульфов заходящих с разных сторон.
- Мистер Эвен! - крикнул Док, заряжая новую ракету. – Они вас точно не тронут?
- Не посмеют, - уверенно ответил Эв. – Они боятся меня больше огня.
Вторая ракета попала ближайшему дайвульфу в глаз. Остались двое.
- Последняя ракета, мистер Эвен, – предупредил Док.
Дайвульф мощными лапами оттолкнулся от земли и, разинув пасть, нацелился на шею старика. Последняя вспышка сигнальной ракеты и зверь рухнул на рельсы. Оставшийся дайвульф щелкнул зубами в сантиметре от шеи доктора.
- Мистер Эвен! – крикнул Док, избегая смертельной пасти, и выхватывая из кармана скальпель.
- Секунду! – пальцы Эвена словно прилипли к незнакомому устройству, -
Да работай, же… черт!
Скальпель вонзился в бок чудовищу. Разъяренный зверь, словно не заметил боли, мощной лапой прижал старика к земле. Док ощутил смрад из пасти зверя, на лицо капала слюна с мерзкого языка.
Неожиданная вспышка осветила железную дорогу. Яркий луч лазера пробил тело монстра насквозь. Издав предсмертный рык, дайвульф упал на старика.
Эвен спрятал прибор в карман и помог Доку спихнуть тяжелую тушу.
- Вы заставили меня понервничать, мистер Эв, - отдышавшись, прошептал Док.
- Извини, я использовал весь оставшийся заряд, теперь это просто безделушка.
- И вы не боитесь мне это рассказывать? – удивился Док, отряхивая белый плащ.
- А почему должен бояться? – удивился в ответ Эвен.
Док замолчал.
- Мистер Эвен, вы знаете, ради чего я отправился с вами пять лет назад?
- Конечно, знаю, - беззаботно кивнул Эв. – Чтобы вырезать и продать мои органы.
Старик снова замолчал.
- Я в вас не ошибся Мистер Эвен. Вы очень опасная личность.
Док повернулся к Эву.
- Вы не уже не первый раз спасаете мне жизнь. Но сегодня пожертвовали последним зарядом страшного оружия, - Док прищурился. – А не думали что именно из-за опасения оружия, я не убил вас до сих пор?
- Моя смерть не принесет тебе ничего хорошего, - отмахнулся Эв.
- Я рад, что у кого-то сохранилось обо мне хорошее мнение, - усмехнулся старик.
Доктор наклонился, чтоб выдернуть из тела зверя свой скальпель.
- Док, у меня к вам тоже вопрос, - обратился Эвен.
- Слушаю.
- Скажите, каково на вкус человеческое мясо?
***
- Доктор Сэм Саммерс, пожалуйста, пройдите в операционную, - усталым голосом позвала медсестра Кэт.
Я повернулся к Сашке и похлопал по плечу. Он явно шел на поправку и уже мог сидеть на краешке кровати.
- Мне пора, - Сашка грустно посмотрел на меня. - Давай выздоравливай, ты у нас самый здоровый пациент, так что должен служить примером остальным, - я еще раз хлопнул его по плечу, и еле перебирая ногами, поплелся в операционную.
Бесконечная ночь. Потерял счет дням. Все они слились в бесконечную тьму. В тесном бомбоубежище, освещаемом тусклыми лампами, не понятно когда день сменяет жуткая ночь. Когда был Ядерный день? Я уже забыл. На поверхности до сих пор что-то грохотало и взрывалось. Крики до нас не доходили. Там на поверхности зарождается Новый Мир.
А здесь мы разгребаем остатки старого. В слишком тесном бункере разместились семь врачей и двадцать пострадавших. После того как принесли последнего пациента, дверь захлопнулась, слышался грохот падающих камней. Выход завалило намертво. Может быть и к лучшему. Мы стали недосягаемы сумасшествию Нового Мира.
Но рано радоваться. Бункер предназначался только для оказания первой помощи, а не для продолжительного проживания. Кроме аскорбиновой кислоты, глюкозы и бутылок дистиллированной воды, в нем не было ничего съестного.
Пятнадцать человек находились в коме. Семь врачей включая меня, как могли поддерживали в них жизнь. Скоро некоторые начали им завидовать. В коме, голод не терзает.
Аскорбиновая кислота кончилась почти сразу. Таблетки глюкозы пытались растянуть дольше, но для поддержки работоспособности, приходилось глотать горстями. С водой оказалось проще. Бункер оборудован вместительным баком в несколько сотен литров. И ценные бутылочки оставили на черный день.
Как-то раз мы пробовали сварить компот из аскорбинки. Поставив процедурную кастрюлю на газовую горелку, высыпали пару упаковок и залили водой. Получился недурной лимонад. Но на воде долго не прожить. И судя по нашему состоянию, тот месяц, что человек способен продержаться без еды, давно прошел. Очень давно.
  Опираясь на тумбочки и кушетки, добрался до операционной. Меня встретили шестеро полумертвых товарищей. Мы слишком много работали и слишком мало ели.
  Медсестра Кэтти посмотрела на меня своими грустными карими глазами. На операционном столе лежал капитан Гришковец. Взрывом ему оторвало обе ноги. Туловище посекло осколками. Лицо, покрытое шрамами, выражало заслуженное спокойствие и умиротворенность. Вокруг стола стояли хирург Шмидт, еще две медсестры Зоя и Флюра, терапевт Николай Кондратьев, и кардиолог Луночкин. Все, кого успели собрать в последние часы перед бомбежкой.
- Что у нас, с воякой? – бодро спросил я. – Кэтти? Почему он не подключен к аппаратам? Где кардиограмма? Зачем меня вызывали?
Я почти рефлекторно пытался нащупать пульс капитана.
- Он… он мертв? Что это значит? Зачем вы его сюда притащили?
В глазах коллег был непонятный блеск.
- Саммерс… мы не выживем… надо что-то решать, - обратился ко мне Шмидт.
- Решать что? – не понимал я.
- Как нам выжить, - закончил фразу Кондратьев.
- И как?
Шмидт скальпелем указал на тело капитана.
- Что ты имеешь вви… да вы в своем уме? – закричал я. – Если это шутка, то мне хватило черного юмора нашего правительства.
- Тише, доктор Саммерс, - попросила Кэтти. – Вы думаете, нам приятно? Думаете, мы не думали? Но только так есть шанс выжить. И спасти жизни оставшихся больных. Не будет нас - умрут они.
- Да я сам себя зарежу! Это же выходит за все пределы! Я не позволю! Мы же цивилизованные люди!
- Саммерс, - Шмидт опасно выставил скальпель в мою сторону. – Мы цивилизованные люди без цивилизации. Нас никто не посмеет осудить. Это ради спасения девятнадцати людей, что лежат в соседней комнате.
- Да хоть ради всего мира… если мы перейдем эту черту, обратно дороги не будет. Вы понимаете? Нас не простят! Мы сами не простим!
- Доктор Саммерс, - произнесла Зоя. – Мы уже все решили. Не будете резать вы, это сделает доктор Шмидт.
Попятился к выходу из операционной.
- Я в этом решительно не участвую! – заявил я и повернулся к двери.
Прикрывая проход, стояла Кэтти со шприцом в руке.
- Доктор, вы слишком напряженны. По-моему вам надо успокоиться.
Я ничего не успел сделать, игла легко вошла под кожу и впрыснула снотворное.
Мясо со спины, пустили на варку. Остальное припрятали в морозилку. Внутренние органы выбрасывать, тоже не спешили. Печень поджарили на сковороде.
Меня привязали ремнями к кушетке в операционной. Все блюда нашего нового меню готовились на моих глазах. Два раза рвало водой. Есть категорически отказывался. А когда начинал кричать и пытаться вырваться, мне вкалывали снотворное.
  Не знаю, сколько прошло времени, но когда находился в беспамятном состоянии, кто-то насильно впихнул в меня кусок вареного мяса. Челюсти разжевали его с такой скоростью, будто боялись что отнимут. Начало было положено. Я не буду рассказывать про вкус мяса… Это просто выше моих сил.
  На обед почивали наваристым бульоном из языка. Под вечер меня развязали.
Повеселевший Шмидт ободряюще похлопал по плечу.
- Нам главное выжить Сэм. А потом забудем это, как страшный сон.
Вечером меня вывернуло последний раз. Желудок переваривал что дают.
А страшный сон продолжался. Капитан Гришковец кончился в полном смысле слова. Недолго думая следующим в меню стал самый близкий к смерти пациент. Мистер Фиш, молодой предприниматель из Нью-Йорка. На протяжении всего нашего заточения он находился в коме. Даже в нормальных условиях у него было мало шансов.
  Нет, я вовсе не оправдываю себя. Нам нет прощенья. Мне нет прощенья.
Позже, пациенты стали поправляться. Многие уже могли говорить, а Сашка, передвигался по комнате маленькими шажками. Естественно потребность в пище увеличилась. Мы подсадили ничего не подозревающих пациентов на свою, особую, диету.
  Сашка восторгался каждым блюдом, на всю палату расхваливая кулинарное искусство медсестры Кэтти.
  Все шло благополучно. А точнее держалось на тонкой нити обмана. Почти все пациенты пришли в норму. Безнадежно больных не осталось. Близилась кульминация.
  Как-то в процессе варки бульона из остатков бизнесмена, в операционную случайно зашел Сашка. Он был единственным, кто мог ходить.
  Никогда не забуду его невинных глаз, в них отразился ужас. Отразился я сам. То чем стал.
  Его начало неудержимо рвать. Я склонился. Обнял за плечи и пробовал гладить по спине. Он вырвался. Попятился к полкам с лекарствами. В слепую перебирал руками за спиной. Посыпались таблетки и микстуры.
- Как вы могли? Как? Доктор…
Сашка. Он был еще ребенок. Всего семнадцать лет. Как мог поверить, что ел себе подобных.
  Он схватился за горло, удерживая рвоту.
- Выпустите меня. Выпустите меня с этой скотобойни!
Он безуспешно набросился на дверь. Царапал, кричал. Затем кинулся на меня. Повалил на пол и стал трясти за плечи.
- Как вы могли? Вы же доктор!
Смотрел на его слезы и плакал сам. Я ничего не смог ему ответить. Шприц вонзился Сашке в шею. Через иглу в вену воздух.
Кэтти вынула шприц и надела защитный колпачок.
- Давно было пора пополнить запасы, - сухо прокомментировала она.
Я закричал. Бесполезно было призывать их к справедливости. Бесполезно молить прекратить.
  Не знаю, зачтется ли где, но к мясу Александра я не притронулся. И голодал так долго, как только мог. Наконец в меня снова начали впихивать.
После этого случая спали все ограничители. Все рамки. Пришел черед жребия.
Пациентов не удивила правда. Как только запасы подходили к концу. Мы тянули жребий. Кому доставалась короткая палочка, мгновенно усыплялся. Так что никаких бунтов не происходило. Все были довольны, пока была еда. Но как только еда кончалась, приходил страх.
  Доктор Шмидт и Кэтти позаботились, чтобы никто из докторов не пошел на мясо. Так продолжалось пока оставались пациенты. Последних двух мы усыпили разом.
  Так или иначе, но кончились и они. Семь человек. Нет. Семь голодных псов. Язык не повернется назвать нас людьми.
  Первое время решили голодать. Но перемирие нарушил Шмидт. Схватив скальпель, точным движением перерезал Кэтти горло.
- Пора ужинать господа! – со смехом объявил он.
Но все пошло иначе. Зоя с диким криком бросилась на хирурга и вонзила шприц в глаз.
Началась бойня. Я схватил свой скальпель и профессионально перерезал горло Кондратьеву. Луночкин разобрался с медсестрами.
- Закончим на этом? – предложил он и, не дожидаясь ответа, бросился на меня.
Не знаю, почему я выжил. В свои шестьдесят многое повидал. Но никогда за всю свою жизнь так не опускался. Смерть была бы только в радость. Но сам не ожидая от себя, уклонился от выпада кардиолога. Крутанулся на пятках и вонзил скальпель в затылок.
- Теперь закончим, - сплюнув на кровавый пол, процедил я.
Тела аккуратно разделал и распихал по морозилкам. Едой я был обеспечен надолго.
Вскоре лампочки перестали гореть. Скорее всего, вышел из строя генератор. Горелка либро сломалась, либо кончился газ.
Уже ничего не стыдясь, перешел на сырое мясо.
Когда услышал скрежет около выхода из убежища, просто не смог поверить
Кто-то нашел нас, отрыл и сейчас войдет. Меня охватила паника… Я осмотрел наше убежище. Повсюду кости… А сейчас придут люди и все увидят. Я схватил скальпель и приставил к горлу. По лицу катились слезы. Наконец бронированная дверь открылась, в комнату проник свет фонаря.
Два человека, в противогазах светили на меня и о чем-то переговаривались.
- Мы сорвали джек-пот Марвин! – весело произнес один.
А я сидел у стены, прижав колени к груди, плакал и шептал:
- Простите… - скальпель кончиком оцарапал шею.
- Уууу друг, а ты уже без нас пообедал? – спросил второй, обводя лучом фонаря кости в углу.
Скальпель выпал из онемевших пальцев.
Сам того не подозревая, я стал человеком Нового Мира… Человеком…
Мародеры унесли из бункера все, что казалось ценным. Жизнь мою забирать не стали.
Поправив разбитые очки, накинув свой белый плащ, я повязал повязку Кэтти на рукав, чтоб никогда не забыть этот ужас. Неуверенной походкой я вошел новым человеком в Новый Мир.
***
Утреннее солнце нещадно палило. Док Саммерс стянул волосы ремешком и расстегнул плащ. Эвен, держа руки в карманах куртки, угрюмо смотрел на рельсы. Двенадцать ужасных лет он не сходит с путей.
- Три миллиарда шесть миллионов триста двадцать пять, - прошептал он и остановился.
Резко достал из внутреннего кармана хитрый прибор. Док готов поклясться, что видел около пятнадцати устройств в руках Эвена, и каждое имело особое назначение. Сам Док никогда не рисковал отбирать незнакомые устройства. Неизвестно как на это отреагируют сами железки.
- Впереди стая дайвульфов, - напряженным голосом произнес Эв.
- Прямо на путях? – спросил Док.
- Да… очень много. Что-то их здесь заинтересовало…
- Обойдем?
Эвен выглядел растерянным.
- Док, мне стыдно говорить, но за двенадцать лет я прошел три миллиарда шесть миллионов триста двадцать пять шпал, но, ни разу не отходил далеко от железной дороги. Она служила мне своего роду путеводной нитью. Я мог пойти по неверному пути… но всегда мог вернуть той же дорогой.
- Мистер Эвен… Вы сами сказали что дайвульфов очень много. Я думаю, глупо идти напролом.
- Глупо, - согласился Эв. – Но мы пойдем. Если ты против, я пойду один.
Док секунду размышлял.
- А вы сможете с ними справиться?
Эвен широко улыбнулся.
- Я уже слишком близко к цели, чтоб умирать.

На путях разлеглось около тридцати дайвульфов. Но там были не только они. Рядом, завалившись на бок, лежал раскуроченный поезд. Ярко-зеленого цвета. Дайвульвы сонно потягивались и зевали. Самый крупный жадно затрепетал ноздрями. В следующую секунду вся стая скалилась, чувствуя приближение добычи.
- Мистер Эвен! Не спешите! Они опасные противники! – кричал Док.
Но Эв не слышал его. Со всех ног он мчался к сошедшему с путей ярко-зеленому поезду.
Дайвульфы бросились разом. Затем неуверенно заскулили и остановились.
- Не подходи близко, Док! – крикнул Эв. – Мой щит пугает их.
Порывшись в карманах, Эвен извлек очередное устройство. Щелкнув парой кнопок подкинул прибор в воздух.
- Горите в аду твари! – только и успел крикнуть Эв, прежде чем в воздухе запахло паленой шерстью.
Крохотное устройство как сумасшедшее носилось из стороны в сторону, выпуская короткие, но смертельные молнии. Поднялся жуткий вой. Злобные монстры прыгали, пытаясь клыками достать опасный прибор, но вновь сверкала вспышка, и дайвульф падал замертво.
Когда последний монстр упал, пораженный электричеством, устройство еще несколько секунд носилось вокруг, ища противников. Затем огоньки погасли, и прибор упал среди трупов.
Эвен не утрудился его искать. Не дожидаясь Дока, отодвинул погнутую дверь и запрыгнул внутрь поезда.
Док застал Эвена в нерешительности стоявшего среди множества костей.
Окна в вагонах отсутствовали и старик достал фонарик. Тусклый луч света вылавливал распростертые скелеты. Внутри поезд покрыт гарью, кожаные сиденья в некоторых местах прожжены до дыр. Эвену не требовался фонарь чтоб, разглядеть все последствия чудовищного пожара.
- Они все мертвы Док… даже в последнем вагоне все мертвы… Почему…
Док склонился над одним из скелетов.
- Множественные переломы костей, трещина в черепе, - констатировал он. – Такой поезд сам по себе с путей не сойдет. Его подорвали. Возможно, попала одна из боеголовок. Кто выжил после взрыва, скорей всего задохнулся в дыму. Счастливчикам досталась смерть от стервятников.
Старик еще раз обвел лучом фонарика стены вагона.
- Мистер Эвен, это тот поезд что вы искали?
Эвен кивнул.
- Так значит мы близко! – радостно произнес Док. – Поезд уже почти добрался до бункера, когда его подорвали. Нам осталось пройти всего ничего!
Эвен не отвечал.
Док посветил на дверь в следующий вагон.
- Пойдем? – спросил он.
- Нет, - покачал головой Эвен. – Я нашел…
Парень склонился над двумя скелетами. На правой руке мертвеца блестел странный браслет. Эв, прислонил к нему свой.
- Отец… - еле слышно прошептали губы.
***
Мама с папой почему-то сильно волновались. Может они снова поругались? Не люблю, когда ругаются. Мама потом весь день плачет, а папа молчаливый ходит. Но сейчас, же все хорошо. Папа сделал мне и маме замечательный подарок. Синий браслетик каждому. Он плотно сидит на руке, и вообще здоровский. У папы на руке я увидел такой же. А когда мы соединяем руки, браслеты светятся, синим цветом! Мама, это же здорово! Почему же ты сейчас плачешь?
  Тем более мы едем путешествовать! Папа сказал, что мы поедем на поезде! Никогда еще не катался на поезде. Это наверняка здорово, мчаться куда-то с огромной скоростью…
Родители очень странные. Мы все втроем сидим на заднем сиденье машины. Какой-то серьезный дядечка лихо управляется с рулем. Полчаса назад он позвонил нам домой и попросил проехать с ним. Папа сказал, что он отвезет нас к поезду.
И почему мама недовольна? Она сидит и тихо плачет. А папа крепко обнял ее за плечи и прижал к себе.
- Мам! – я, наконец, решил действовать. – Смотри.
Я взял ее за руку, затем папу, и положил поверх свою ладошку. Браслетики красиво засветились синим.
- Видите, так красиво только когда мы вместе.
Мама засмеялась и, смахнув слезы, прижала к себе. Сверху опустилась сильная рука отца, и я почувствовал, как пальцы ерошат волосы.
Глупые они родители. Мне же неудобно. И за окном столько всего интересного. Но я решил не вырываться. На душе стало странно спокойно и хорошо. Так и пролежал у них в объятиях весь остаток пути.
  Машина резко остановилась, шофер выскочил и поспешно открыл нам дверь.
Первым вышел из машины, конечно же, я. Мы стояли около огромного красивого здания. Вокруг было много людей в форме. Они загораживали путь людям в обычной одежде. Но тех было слишком много и казалось, что бедные военные еле сдерживают наплыв толпы. Папа схватил меня и маму за руки и побежал вдоль прохода, организованного военными.
На руке, которой папа держал меня, болталась рабочая сумка. Я сразу узнал ее. Это сумка, в которую папа упаковал свои изобретения. Его устройства единственное, что мы взяли с собой из дома. Мне даже не разрешили взять Борьку, моего мишку. Сначала я хотел заплакать, но потом решил, что уже слишком взрослый для этого. Мне уже пять лет.
Мой папа очень умный! Целыми днями дома он что-то мастерил. Хитроумные вещи. За них ему очень хорошо платили. Мама рассказала, что папа работает на правительство.
А как-то папа пропал. То есть мама сказала, что он уехал в командировку, помогать строить какой-то огромный подземный дом. Мама еще говорила. Что за это и нам разрешат там жить. Не хочу жить под землей! Там ведь не видно солнышка… а я люблю просыпаться, когда на лицо светят веселые лучики.
Папа сейчас очень серьезный. Я еле успеваю перебирать ногами. А вот мама не отстает. Она тоже очень серьезная.
Ух ты! Я вижу поезд! Какой он громадный и ярко-зеленый! Даже не верится, что эта железяка способна развивать большую скорость, но я верю папе. Это будет самое здоровское путешествие! Теперь понял, почему так обеспокоенны родители. Я бы тоже нервничал, если б боялся опоздать на такой поезд.
  Военные выстроились до самого входа в вагон. Я заметил, что мы не одни кто бежит к нему. Много людей тоже спешат. Надеюсь, там будет свободно место рядом с окном.
- Пап! – я подергал отца за руку. – Пап, а я ведь смогу посидеть у окошка?
Папа резко обернулся.
- Извини сынок, там нет окон, - рассеяно сказал он, что-то доставая из карманов.
Наконец извлек две блестящие карточки. Дал одну мне, другую маме.
- Как зайдем в поезд, мне нужно будет доложиться о прибытии. А вы посидите на местах. По этим билетикам все поймут, что вы можете ехать в поезде, – объяснил папа.
А маме еще шепнул на ушко, но я услышал.
- Еще это пропуск в бункер. Мало ли что случится. Света береги сына. Браслеты защитят от всего. Я люблю вас.
И мы снова побежали.
До поезда оставалось совсем немного, когда в нас полетели бутылки. Одна попала мне по ноге. Я споткнулся и выпустил папину руку. Чувствуя, что падаю, в последний момент схватился за рабочую сумку. Послышал звук раздираемой ткани. Лямки оторвались, и я покатился кубарем вместе с сумкой. Папа с мамой остановились и бросились ко мне.
Но в этот момент люди прорвали военное оцепление. Огромная толпа потянулась к поезду. Военные, выбежавшие из поезда, схватили маму с папой и затолкали в вагон. Мама очень громко кричала и плакала. Папа вырывался. Потом он очень сильно ударил человека в форме. Но тот все равно не дал папе вырвать и затолкнул в проход, затем залез сам и наглухо закрыл дверь.
Я, кажется, содрал коленку. А еще очень болела голова. Перед глазами стояло лицо мамы. И чего она так расстроилась… подумаешь ну не попаду я на этот поезд. В следующий раз поедем. А потеряться я не боюсь. Поезд едет по железной дороге и никуда без нее не денется. Мне стоит только пойти следом. Делов то. Странные эти взрослые! Почему-то делают проблему из ничего.
  Послышался странный звук. Как будто воздух выходит из шарика. Ярко-зеленый поезд тронулся. Я поднялся на ноги, забросил на плечо тяжелую сумку и хромая поплелся следом.
- Мама, папа, не волнуйтесь вы так! Я найду вас! – кричал я вдогонку.
Поезд уехал. Многие люди цеплялись за выступы, но военные жестоко их скидывали.
Я решил немного передохнуть, добрался до свободной скамейки и заснул.
Мне снились Мама и Папа. Как они буду рады, когда сам их найду. Они точно скажут, что взрослый, а то почему-то мама всегда смеялась, когда это заявлял я.
Проснулся только ночью. На вокзале по прежнему было много народу. Вдруг откуда-то сверху оглушительно завыла сирена. Я не знаю, что она означала, но все люди страшно перепугались. Бегали туда-сюда, кто-то сел на пол и заплакал. Тоже мне, взрослые. Плачут больше меня.
  Какая-то странная девушка подбежала ко мне.
- Маленький, ты чего здесь делаешь? – спросила она.
- Я не маленький! – ответил я. – Сейчас родителей искать пойду!
Тетя странно на меня посмотрела.
- Хорошо, конечно пойдешь. Только давай чуть позже. Сейчас здесь будет очень опасно. Давай мы с тобой пройдем в домик под землей. Немного там посидим, а потом ты пойдешь искать родителей.
- Нет. Тетя. Я не хочу жить под землей! – запротестовал я.
- Ну, ты же уже взрослый.
- Конечно взрослый!
- А взрослые мальчики идут в этот домик. Это будет не долго!
Мне очень не хотелось идти, но я ведь взрослый.
Тетя отвела меня в очень тесный подвал, где уже сгрудилось много людей. Там было слишком тесно и жарко. Но я ничего не сказал. Я ведь взрослый.
Мы пробились к дальней стене и сели на пол.
Мне очень тяжело давалось ожидание, но как взрослый - терпел до последнего. Когда не выдержал, все же спросил.
- Тетя, а можно я уже пойду. Наверно родители очень за меня волнуются.
Тетя хотела что-то ответить, но страшный взрыв заглушил ее слова. Дверь в подвал прогнулась и слетела с петель. Подвал наполнился жаром. Запахло горелым мясом.
Тетя накрыла меня собой, прижав к полу. Я потерял сознание.
Когда очнулся, тетя не двигалась. Все люди в подвале оказались мертвыми. Позже я узнал, что их убил страшный зверь под названием радиация.
Браслет на руке очень сильно нагрелся. Но я решил терпеть. Со слезами на глазах выбрался из подвала. Мне было очень жалко тетю и остальных людей.
Куда бы я ни направился, повсюду были обожженные трупы. Я не сдерживал слез. Все равно их уже никто не мог увидеть.
  Дойдя до перрона, спрыгнул с платформы на рельсы.
Перед глазами мелькали труппы, и чтоб отвлечься решил считать шпалы.
- Один, два, три – шептал я, хлюпая носом.

Шло время. Я рос. Многое понял из того что произошло. На своем пути встречал множество людей. Абсолютно все хотели заполучить рабочую сумку моего отца. Видно они надеялись найти там что-то ценное. В меня стреляли, но браслет на руке создавал защитное поле. Он защищал от всего. От пуль, радиации, ядовитого воздуха, отгонял хищников. Именно тогда я понял, что мой отец гений.
Не знаю, в какой момент мои волосы стали седыми. Может из-за всего того что пришлось увидеть. А может это побочный эффект защиты браслета.
Покопавшись в мешке, я обнаружил множество приборов для защиты и нападения. У бродячих торговцев узнал, что платежным средством снова является золото. Его отобрал у первых же бандитов, пытавшихся ограбить меня.
  Еще я заметил, что люди изменились. Абсолютно все. Стали злыми и жестокими.
Новый мир сжег старый. Раскаленные пески, постоянные бури. На месте пышных деревьев – уродливее карлики. Большинство животных вымерло, а те, кто выжил, мутировали до неузнаваемости.
Очень долго бродил по железной дороге. И никогда не смел далеко отходить. Спал так же, на рельсах. Найти родителей оказалось не просто. Слишком часто дорога расходилась на два или три пути. Приходилось идти спрашивать у попадавшихся людей про ярко-зеленый поезд. На одно миллиардной пятьсот миллионной шпале находилась станция. Я часто встречал по пути придорожные заведения и частенько заглядывал перекусить и сверить маршрут.
Но именно в этой мне встретился странный пожилой человек с длинными седыми волосами. Он носил белый плащ, а на рукаве я заметил повязку с красным крестом. Это означает скорую помощь, решил я, вспомнив детство.
Этот человек оказался другим. Он вовсе не хотел отобрать сумку с изобретениями отца.
- Доктор! – прокричал я. – Вы же доктор?
Собравшиеся одарили меня презрительными взглядами. А сам старик странно побледнел.
- Кид, не называй меня так, - попросил он, подойдя ко мне. – Я давно уже не доктор.
- Но эта повязка! – не унимался я. – Ее носят только доктора.
Доктор стал мрачным.
- Дядя доктор! Пойдемте со мной! Пожалуйста! У меня мама. Вдруг ей понадобится ваша помощь. Пойдемте!
Доктор взял меня за шиворот и вывел на улицу.
- Где твоя мама? – сухо спросил он. – Ты хоть понимаешь, что сейчас натворил?
- Нет, – испугавшись, прошептал я.
- Этот бар полон голодных мужиков и отрубков! Знаешь кто такие отрубки?
Я покачал головой.
- Это люди слишком сильно пострадавшие в ядерный день. Их части тела стали радиоактивными и пришлось ампутировать. Отрубки очень жестоки. Тебе лучше не знать, что они делают с женщинами. Молись, чтоб никто из бара не решил последовать за тобой!
- Но ведь вы, же доктор…- прошептал я.
Лицо доктора исказила боль.
- Когда-то я был доктором. Но в новом мире меня называют торговцем органами.
- Ну и что? – удивился я. – Вы же все равно остаетесь доктором. Вы спасаете жизни людям.
Доктор очень странно посмотрел на меня, а потом засмеялся.
- А ты очень здоровый мальчик, - отсмеявшись, заметил он. – Да у тебя даже зубы все на месте? Сейчас такое здоровье редкость… наверное и внутри у тебя все здоровое…
Доктор зачем-то полез в карман.
Неожиданно дверь бара распахнулась, и выбежали пятеро людей с отрубленными конечностями.
- Эй, кид! – обратился один из них, грубо отпихнув доктора. – Ты говорил, что твоей матери плохо. Отведи нас к ней и ей будет очень хорошо!
Отрубки весело заржали.
Я уже был достаточно взрослым, чтоб понять смысл его фразы. Достав из мешка портативный лазер, нажал на пару кнопок.
- Что ты сказал про мою маму? – с угрозой спросил я, наводя устройство на ближайшего отрубка.
- А паренек слишком смелый для Нового Мира, - засмеялся другой отрубок.
- А я из старого, - процедил я и нажал кнопку спуска.
Пять коротких вспышек и пятеро мужчин упали, так и не поняв, что их убило.
Я убрал лазер в мешок и подошел к сидящему неподвижно доктору.
- Пойдемте со мной док, - предложил я уже взрослым голосом. – Я помогу вам снова стать доктором.
У старика из глаз потекли слезы. Он поднялся, отряхнул свой плащ и засунул руки поглубже в карманы.
- Помоги мне снова стать человеком, – прошептал в ответ он.
***
Сзади послышался шорох и в вагон влез Физик. Беретты в руках наемника нацелены на путников.
- Это тот самый поезд… - прошептал он.
Эвен резко повернулся. Бравин отшатнулся от гневного взгляда парня.
- Тронешь хоть косточку в этом вагоне, не прощу, – процедил Эвен.
- Каково назначение этого поезда? Куда он направлялся? – проигнорировал предупреждение Лен.
Эвен достал из кармана кругленькое стеклышко.
- Если хотите жить и получить ответы на вопросы, выйдем отсюда.

Хищные птицы устроили пиршество на останках дайвульфов. Бравин первый вылез из вагона и поджидал остальных. Затем поднялся Эвен и протянул руку старику. Наемник дрожащими руками держал пистолеты.
- Что ты хочешь знать? – спросил Эв.
- Все! Что это за чертов поезд? – прокричал Лен, указывая стволом на головной вагон. – Куда он направлялся? Кто в нем ехал? И какое вы имеете отношение ко всему этому?
- Убери стволы, - попросил Эв. – Учителю физики не пристало размахивать оружием.
Лен Бравин чуть не выронил оружие.
- Откуда ты… все, кто знал меня в прошлой жизни, мертвы. Откуда ты знаешь сосунок?
- Я вполне подхожу для вашего класса мистер Бравин? – проигнорировал вопрос Эвен.
Наемник вышел из себя.
- Заткнись! Замолкни сосунок! Заткни свою пасть! – Бравин стал похож на бешенную собаку.
- А вы хотите открыть свой класс…
Раздался выстрел.
- Немного переборщил… - прошептал Эв.
Бравин испуганно переводил взгляд со ствола на Эвена. Док охнул. На животе Эвена расплывалось красное пятно.
- Мистер Эвен, - Док подхватил падающее тело.
- Я…. Я не хотел… - прошептал Бравин, снимая широкополую шляпу. – Я, в самом деле, не хотел…
Эвен закрыл глаза.
- Впервые за двенадцать лет… Когда-то это должно было произойти. Щит тоже не вечен, – шептал словно в бреду Эв. – Хотя может и правильно… я все еще человек старого мира…
Неожиданно Эвен засунул руку в карман. Выхватил очередной прибор.
- Нет… как же они нас нашли…
- Что же ты наделал, Физик? – укоризненно произнес Пес, поднимаясь из песка. – Он нас уже почти довел до бункера…
- Ты! – закричал Физик.
- Мы, - поправил Пес.
Из песка поднялись десять отрубков.
- Как же ты мог проморгать, Физик? Этот паренек уже два года занимает первую строчку в заказах. Ходит слух, что у него есть волшебный билетик в бункер.
Эвен потянул Дока за руку.
- Хватай Физика и прячьтесь в поезде. Он бронированный, должен выдержать.
Док неверяще покачал головой.
Эвен достал золотой билет из внутреннего кармана.
- Он не должен достаться отрубкам. Они разрушат бункер и все остатки старого мира.
- Без тебя мы не пойдем, – прошептал в ответ Док.
- Доктор, посмотри сам… мне не выжить. Доктор… ты еще можешь спасти множество жизней… там в бункере нужны врачи.
Из глаз доктора потекли слезы.
- Я говорил, Физик, что и на тебя найдут управу… - продолжал представление Пес.
Физик направил беретты на отрубков.
- Так просто я не дамся.
Док схватил Лена за плечо.
- По счету три прыгаем в вагон, - прошептал на ухо Док. – У тебя есть шанс вернуться к прежней жизни.
Лен неверящим взглядом посмотрел на Дока
- Ты серьезно?
- Пошел! – прокричал в ответ Док и толкнул наемника в проем. По вагону застучали пули. Покореженная дверь со скрипом задвинулась.
- Вперед! – скомандовал Пес.
Отрубки сорвались с места.
Эвен из последних сил достал большой шар. Пару движений пальцами и засветились огоньки.
- Мало вам было войн и разрушений? – прокричал Эв. – Умрите… чертовы оборотни!
Рука бессильно опустилась, шар упал на землю. Взрывной волной вагоны откинуло на несколько метров.
Когда Физик и Доктор выбрались из поезда, на месте взрыва не осталось даже тел. Покореженные рельсы загнулись спиралью.
- Мистер Эвен… - прошептал Доктор Сэм.
- Кид… этот чертов парень спас нам жизнь.
- Не просто спас, - поправил Сэм. – Он нам ее вернул.
***

Луч сканера внимательно прощупал золотой билетик.
- Думаешь, нас пустят? – неуверенно спросил Леонид.
- Пропустят. Ведь там люди… не оборотни…
- А мы кто, Сэм?
- Мы оборотни… но один паренек пробудил в нас людей. И мы в неоплатном долгу перед ним.
- Человечество всегда адаптируется к новым условиям жизни. Мы оборотни. Но и оборотней есть истинные обличья. Обличье человека, – прошептал Леонид.
Двери бункера раскрылись. Из прохода вышли двое солдат с винтовками наперевес.
- Имена и род занятий, - потребовал один.
- Леонид Бравин, учитель физики в старших классах.
- Доктор Сэм Саммерс, хирург, - и после короткой паузы добавил. – Человек.

5. #4: Светлана (26). Пришелец

- Осторожно, двери закрываются, следующая станция Лужайка...
Пассажиры настороженно переглянулись, некоторые для этого оторвались от сканвордов, мыльных романов и утренней прессы.
- Тьфу, блин, - раздалось в вагоне после продолжительной паузы. – Полянка…

***
Машинист Сидоров остановил состав, глянул на часы и ухмыльнулся в усы: всё по расписанию, тютелька в тютельку. Завтра сменщик получит состав в надлежащем порядке на «парковке» конечной станции.
- Михалыч… Ваня, притормози.
Он обернулся и расплылся в доброжелательной улыбке.
- Антох, ты чего на ночь глядя?
- Да, вот, тебя ждал.
- Ух… - удивился Сидоров. – Чтобы начальство, да меня…
- Жена выгнала, - пояснило начальство на полтона ниже. – Я теперь всегда у себя и почти на работе.
Иван понимающе кивнул.
- У меня вот к тебе какое дело…
Сидоров прищурился:
- Уволить, что ль, хочешь?
- Тьфу на тебя, - разозлился Антон Петрович. - Молодняка на практику нагнали. Я, конечно, рассовал так, чтобы под ногами не крутились, но одного никак не пристрою.
- Не уговаривай, - замахал на него Сидоров. – Оно мне надо, такая головная боль?
- А у меня, значит, пусть будет? – Антон Петрович ухмыльнулся и принялся рассматривать мраморную плиту под ногами. – Я ведь, в конце концов, могу и забыть отвести глаза на нарушения производственной дисциплины.
- Так… - протянул Сидоров. – Вот, значит, как заговорил. Пиши приказ, значит.
Демонстративно сунул руки в карманы и ушел.

***
Денис стоял перед закрытой дверью. Не то, чтобы он не решался войти, но как объяснить то, что не собирается заниматься практическими занятиями, еще не решил.
Не откроешь же дверь и не скажешь: «Я не хочу водить составы, а намерен, как можно подробнее, разузнать о «Пришельце»?..
Или все-таки скажешь?
Любой начальник практики после таких слов выгнал бы Дениса взашей. И, ясное дело, что в Метро пустил бы только как пассажира, а, может, вообще не пустил бы. Но, возможно, машинист будет только рад тому, что студент не станет путаться под ногами, а возьмет фотоаппарат, вооружится фонариком, да и отправится бродить там, куда обычным диггерам ход заказан?
А в комнате, тем временем, беседовали.
- И что? – спрашивал первый.
- Ничего. Живем дальше. Но общаться с этим человеком, у меня желания больше нет, - отвечал второй.
- А все-таки? Как поссорились Иван Михайлович с Антон Петровичем? А-то на каждой станции своя версия одна другой невероятней. Это не ты, надеюсь, у него жену увёл?
- А что, и такая есть? – прищурился Сидоров.
Собеседник активно закивал.
- Ой, - смутился Иван. – Жена у начальства, конечно, все еще ничего, но я, если честно, брюнеток недолюбливаю.
- А блондинок?
- Рыжих предпочитаю или шатенок на крайний случай.
- Михалыч, - потребовал голос.
- Понимаешь, - вздохнул Иван. – Я поступил с ним крайне некрасиво и непорядочно.
- Вот, и он так говорит, - неизвестно чему обрадовался собеседник.
- Помнишь, когда у Нюрки кассирши юбилей был, мы ей столовые приборы подарили?
Собеседник кивнул.
- Ну вот, - вздохнул Иван. – Я же тогда открытку подписывал. Замотался, конечно, и не всех на подарок скидывающихся поименно указал. Попросту забыл, а Антону в голову запало, что я, вроде как, его деньги присвоил.
- Но, это ж когда было…
Сидоров развел руками:
- Обидчивые люди хуже крыс: тех, если заденешь, укусят и нормально, а эти, наоборот, все в себе сохранят, так еще и приумножат. Везде злой умысел искать станут и ведь найдут, даже если его и нет вовсе.
На самом деле, все было гораздо банальнее, хотя пресловутый Нюркин день рождения и имел место быть.
У Петровича в загашнике нашлось несколько сидоровых промахов по части службы, одна жалоба на «неверное объявление станции и употребление бранного слова» от дворничихи в первом поколении Жижкиной, и застарелая обида, давно перетекшая в ненависть за то, что в восемьдесят девятом Сидоров на последнем заседании комсомола прилюдно сказал, что Антон неправ.
При выслушивании обвинений, Иван делал удивленные глаза и ухмылялся в усы. Оправдываться за проступки десятилетней давности считал абсурдным и неправильным, тем более что доказать что-либо было уже невозможно: верховный суд в лице начальника его осудил и приговорил.
Напускное спокойствие Сидорова начальство раздражало и злило, впрочем, Иван долго не продержался. Обвинение в том, что пользуясь дружеским расположением, совсем распоясался, вывели-таки его из себя и пробили на откровенность. Прошлого он, конечно, не помнил, зато за какие именно качества не получил Петрович повышения или почему жена на развод подала, осведомлён был. В довершении он бросил тезис о том, что человека делает настоящее, а не прошлое, и остался вполне собой доволен.
Уязвленное начальство влепило машинисту выговор и лично проработало на летучке.
- Это что же такое? – голосил Антон Петрович. – Что это за коверканья названий станций и розыгрыши пассажиров? Мы общественный транспорт и наша основная задача качественно выполнять услугу, а не устраивать цирк на рабочем месте. Недаром мы зовемся Метрополитен…
- Имени Ленина, - хихикнул кто-то.
- Да, кто тебе позволил станцию «Марьина роща» в «Маврину тёщу» переименовывать?! – не обратил на шутника внимания Антон.
- Виноват, исправлюсь, перепутал, - сухо ответил Сидоров.
- С какого перепугу ты, вообще, станции объявляешь?!
- Составы старые, надлежащего ремонта давно не было вот и подводит время от времени техника.
- А ведь, действительно, - поддакнул кто-то, - Антон Петрович, ведь невозможно же работать стало.
Собрание закивало, начало приводить примеры внештаток и даже серьёзных сбоев.
Антон Петрович побагровел, и озлился на Сидорова еще сильнее. Иван молча рассматривал потолок, а по окончании собрания бросил фразу о том, что люди обычно разговаривают и договариваются, либо стараются не общаться, вытаскивать же на всеобщее обозрение старые обиды только тварям сподобно, и ушёл, ни с кем больше не разговаривая.
За дверью Денис, решив, что первую неделю поработает, а дальше видно будет, набрался смелости и постучал.

***
- Вот она, моя вотчина, - улыбнулся Сидоров. – Мой звездолет, аэробус и все, что к ним прилагается.
Денис хмуро рассматривал кабину машиниста. Ни на лимузин или аэробус, ни, тем более, на звездолёт она не тянула.
- Смотри, - Иван щелкнул парой тумблеров.
Состав плавно тронулся и, медленно набирая скорость, помчался по трубе туннеля.
- Хорошо?
- Иван Михайлович, а второе метро существует? – спросил Денис.
- Первая ветка Д6 от станции Спортивная проложена, через Университет тянется, еще в Тропарёвский уходит, вторая Лубянку с Министерством обороны соединяет, а что?
- Ну, это и в Интернете прочитать можно, - разочарованно протянул Денис.
- А тебе что-нибудь хитрое подавай?
Денис улыбнулся.
- А вот о «Пришельце» вы что-нибудь знаете?
Сидоров нахмурился.
- Если хочешь чего-нибудь гаденького и дешевенького, то иди желтой прессой балуйся.
Подобного отпора Денис не ожидал. Сидоров с первого взгляда показался добродушным, простоватым дядькой, и молодой человек был уверен, что сможет выспросить всё, что нужно. К тому же, создавалось впечатление, что Ивана Михайловича не интересует практика какого-то студента.
- Да я просто так спросил, в институте говорили… - промямлил Денис.
- В нашем институте об этом не говорят, – отрезал Сидоров.
Денис смирился и зарекся впредь выспрашивать об интересном феномене.
О существовании под землёй скрытых бункеров, крыс-мутантов, призраков первых метростроителей ходили даже не легенды, а бородатые анекдоты. В девяностые, когда властям было не до секретных линий, диггеры даже в метро2 лазили. А незабвенный лидер первой демократической националистической партии «дети подземелья» Давид Клеменко божился, что побывал в бункере самого Сталина.
Впрочем, после того, как тот же самый Клеменко, напившись или обколовшись, устроил охоту за привидевшимся в белой горячке аллигатором, верить ему перестали. Много позже, когда молодой журналист из «Вестника града» опубликовал статью о спасении крокодила, непонятно как, а главное, зачем заплывшего в канализацию, никто не охарактеризовал несчастное зашуганное худое существо с трёхметровым монстром, запросто хватающим полуметровых крыс.
Кстати, про крыс тоже многие слышали, особенно о большой черно-бурой, которую хлебом не корми, дай ухватить расслабившегося диггера за пятку. Ещё рассказывали и писали о жабах поразительных размеров, пауках и тараканах. А потом отгремели девяностые, прокатилось по неправильно весёлой жизни россиян несколько дефолтов, и о подземельях забыли: неинтересно стало, и так непонятно что забавно-кошмарное с родной страной творилось.
Обстановка с метрополитеном и его окрестностями и интересом к нему начала разительно меняться только год назад, когда Москва местами начала уходить под землю. Учёные говорили о разломах, граждане клеймили позором бессовестных градостроителей вкупе с политикой точечной застройки.
Человеческих жертв ещё не было. Только третьего дня на Озерной джип под землю усосало и были поглощены землёй несколько ветхих построек близ Новокузнецкой. Но трещины зданий и почти повсеместное осыпание кровли обещало серьёзные проблемы.
Москвичи всё ещё держались за квартиры в Центре, но уже посматривали на спокойные спальные районы Ясенево или Чертаново. Самые смекалистые сдали жилплощадь под офисы или приезжим из числа тех, которых не жалко, и переехали в коттеджи поближе к первой бетонке. Менее обеспеченные жители, сжав зубы и кулаки, следили за происходящим.
На фоне общей встревоженности слух о том, что события в столице таят злой умысел, не мог не появиться. Недовымершие диссиденты, большинство из которых по какой-то непонятной случайности имело очень недешёвые квартирки в центральном округе, снова обернулись в сторону мифического КГБ, которое не только выжило после развала союза, но раз и навсегда решило покончить с вольнодумцами.
Религиозно озабоченная часть населения чуть ли не на каждом углу вспоминала про Садом, Ирак и Индию. На антимосковской волне попытались выступить несколько зарубежных сект, но вполне хорошо себя чувствующее ФСБ, которое, никому не секрет, из КГБ и эволюционировало, вовремя дало паре апологетов по рогам.
Испокон веку недолюбливавший Первопрестольную Дальний восток начал было потирать ручки, но из Кремля во Владик отправилась комиссия для проверки экономического сектора и пара сотен рыбинспекторов. А после того как премьер пообещал всё-таки запретить праворульные автомобили на всей территории Российской Федерации, кроме Дальнего Востока заткнулась ещё и Сибирь, тоже москвичей недолюбливающая.
В прессу, однако, всё чаще начали поступать письма о странном поведении, предшествующем разломам. Писали, что дворовые кошки и собаки заблаговременно уходят с обжитых территорий, а новорожденные бьются в истерике, пока их не вынесут на улицу.
Многие утверждали, что провалам предшествует свечение. А экстрасенса Кашпаянса увезли в клинику после того, как внутри одного из разломов он увидел привидение.
«Всю жизнь не верил в эту чушь, - признавался потом экстрасенс, - и вот те вам».
Из больницы Кашпаянса перевели в следственный изолятор для выяснения того, во что известный маг и кудесник верил, а во что и как заставлял поверить окружающих. И сколько вытряс, по меньшей мере, у десятка олигархов, у которых время от времени находил болезни чакр и плоскостопие.
Тем временем, новый миф под названием «Пришелец» начал бродить по печатным изданиям и сарафанному радио Столицы.

***
Придя утром на станцию, Денис был весьма удивлён, когда обнаружил Сидорова, роющимся в двери одного из вагонов.
Иван, увидев молодого человека, не смутился, а, оставив дверной механизм в покое, залихватски крякнул и пообещал «развлекалово» на сегодняшнем рейсе.
Денис глубоко вздохнул и отправился в кабину.
- Нет, - заявил Сидоров. – В кабине будет не прикольно. Накинь чего-нибудь штатское и в вагон садись.
Денис повиновался, окончательно убедившись в странности начпрактики.
Приблизительно на третьей станции двери начали заедать. Состав пыхтел. Пассажиры переглядывались. Наконец, один из мужчин, висевших на поручне рядом с неисправными дверьми, не выдержал: подошёл и со всей силы по ним вдарил.
Створки сдвинулись, состав покатил дальше. На следующей станции всё повторилось.
- Да, не держите вы двери, матерь вашу, - прокричал мегафон.
- У тебя дверь сама не закрывается, пока я по ней не дерёбну, - не растерялся мужик, утопив кнопку экстренной связи с машинистом.
В мегафоне зашипело.
- До какой станции едем? – осведомился через некоторое время Сидоров.
- До конечной.
- Замечательно, - обрадовался машинист. – Назначаю вас ответственным за дверь. Авось теперь доедем.
Денис про себя обозвал начальника практики клоуном.
- Ну, как? - поинтересовался Сидоров, когда практикант вернулся в кабину.
- Что? – не понял Денис.
- Как обстановка?
Денис пожал плечами.
- Гордость по вагону витает, - улыбнулся Сидоров, мало того, что этот мужичина себя героем чувствует, так ещё все рядом соучаствуют.
Денис пожал плечами:
- Зачем?
- Экий ты странный, положительные эмоции всегда полезны, особенно под землёй.
- Да ну, - махнул Денис.
Он уже третий день думал над тем, как начать исследовать туннели. Отвязаться от бдительного ока начальника практики оказалось не просто. Сидоров молодого человека опекал так, как маме родной не удавалось.
- Конечно, - обиделся Сидоров, - грезить неизвестным проще. Вот только не задумывался ли ты, паря, кем может этот пришелец обернуться? Тварёныш этот весь город на уши поставил, а что дальше будет? И не надейся в туннель сунуться, не дам.
Денис вздрогнул и судорожно начал вспоминать, когда успел проговориться о плане.
- Все серьёзные больно, - заворчал Сидоров. – Сенсаций ищут, а о том, что кроме суеты они ничего не приносят, не думают. Ты хоть у кого-нибудь радостные эмоции вызвал? После моих шуток, люди весь день задором светятся, можешь похвастаться чем-то подобным?
Денис снова пожал плечами и начал размышлять над тем, как всё-таки прокрасться в туннель, минуя бдительного начпрака.
- А ты Антону на меня стукни, - помрачнел Иван. – Он уцепится за заявление о том, что я порчу составы, как бездомная собака в мозговую кость.

***
На осуществление задуманного у Дениса было чуть меньше четырех часов. Сам он рассчитывал управиться за три. Делов-то: нырнуть в один из ответвленных туннелей и осмотреться. Для начала осмотреться, конечно.
Денис не рассчитывал сразу наткнуться на сенсацию или что-то сверхординарное, но надеялся немного осмотреться: чем скорее начнет ориентироваться в однообразных туннелях, тем для него же лучше.
Ни крыс-мутантов, ни неведомого «Пришельца» он не боялся. Более того, был не настолько наивен, чтобы уверовать в их существование. Денису было необходимо не само иррациональное, а только его следы, которые при желании найти всегда можно. Впрочем, травматический пистолет и нож он на всякий случай с собой прихватил.
Пройти служебными помещениями оказалось несложно. По крайней мере, никто его не остановил и не спросил, зачем шляется здесь на утро глядя. А вот не столкнуться в туннеле с рабочими – сложнее. Денис даже не предполагал какая туева куча работ ведется в Метро ночью.
Вскоре, однако, он нашел что-то на вид заброшенное и пустынное. Вошёл в туннель, прошёл метров триста и оступился на ровном месте: ноги отказались идти дальше.
Денис удивился и на всякий случай пощупал травматику, удобно притаившуюся в кармане плаща. Пистолет приятно охолодил руку и мысли, прогнал страх, и передвигаться стало проще. Впрочем, метров через сто его «накрыло» снова. И Денис впервые услышал монотонный гул – не ушами, а внутренним чутьём.
Звук настораживал и пугал. У Дениса засосало под ложечкой, а когда в конце туннеля забрезжил неясный свет, молодой человек потянулся за пистолетом.
Руки не слушались, глазам не удавалось понять, что мельтешит в неверном голубоватом свете. И только страх сковывал желание сопротивляться.
Бесформенное нечто начало вытягиваться, тонкий луч ударил в его направлении.
После Денис почти ничего не помнил: только страх, только крик и то, что не в силах пошевелиться, а кто-то сильный и чужой настолько, что не имеет аналога в этом мире, пытается разорвать его душу и вложить вместо неё что-то донельзя противное.
Грянул выстрел, но ничего не произошло. Нечто плевать хотело на человеческое оружие, и тем сильнее паниковал Денис, понимая, что ничего не в силах противопоставить.
В какой-то момент, когда готов был потерять сознание, ощутил: лёгкое и тёплое, идущее то ли от стены, то ли из другого туннеля. Он вряд ли мог увидеть, но нечто обожглось, свернуло щупальца и от Дениса отвлеклось, позволив молодому человеку закричать и наконец-то потерять сознание.

***
- Это… это… это… - задыхался Денис, медленно приходя в себя.
Иван не без удовольствия влепил студенту пощечину и зло бросил:
- Не паникуй.
Денис не понимал, как здесь очутился и почему рядом с ним оказался Сидоров. Хуже было то, что земля начала легонько вибрировать.
- Поезда здесь не ходят, - заметил Иван. – Зато в прошлом ходили…
Денис пытался выровнять дыхание, но не получалось. Руки и ноги отказывались служить.
- Это бывает, - успокоил его Иван. – Тебя коснулось, что ж хочешь?
Денис вылупил глаза и, кажется, испугался еще сильнее.
- Сейчас мы встанем, - сказал Иван. – И медленно пойдём.
Денис кивнул и почти поверил в то, что сможет подняться. Сидоров подставил плечо и потащил его к одной из стен.
Вибрация нарастала. Не слухом, а чем-то иным Денис снова уловил монотонный гул.
- Это хорошо, что у тебя паника, а не апатия, - пропыхтел Иван. – Апатичных оно вообще сожрать пытается, то есть всосать внутрь себя с концами. Но, в конце концов, это ты хотел «пришельца» отыскать.
Денис икнул:
- А… меня?
- А… не знаю, - передразнил Иван. – Интересно ему, гаденышу. Все люди интересны. Может, поприкасается и отпустит, а может, посмотрит, что у тебя внутри, хочешь проверить?
Денис отрицательно замотал головой.
- Значит, выберемся, - обнадежил Сидоров, прислонил студента к стене, а сам вышел на рельсы.
У Дениса сердце совсем упало.
- Не обольщайся, - прочитал Иван его мысли и хмыкнул. – Я еще тот сволочь, тем более, что собой зря никогда не рискую, неужто тебя Петрович не предупреждал?
- Это захват? – наконец, проговорил Денис. – Пришельцы, мутанты, нежить?!
- Нежить, - вздохнул Сидоров. – Можно подумать, что ты «жить», что большая половина горожан живёт…
Денис вытаращился на начальника практики.
- Думаешь, повальная неудовлетворенность жизнью и собой присуща живым?!
Денис пожал плечами. Разговор на философские темы во время смертельной опасности как-то не вязался в его представлении со здравым смыслом.
- У меня нож есть! – вспомнил он.
- Ну, если уж тебе пистолет не помог, - махнул в его сторону Сидоров и вдруг сказал. – Вы часто не замечаете, что сами нисколько от нечисти не отличаетесь. Гадости делаете, ни себя, ни близких не любите, тупо ритуалам следуете и не задумываетесь над тем, что не все законы природы открыты: есть места, в которых отрицательные эмоции незамедлительно «откат» порождают.
- Иван…
Гул превратился в свист. В туннеле забрезжил свет, нечто, не имеющее формы, не запоминающееся, но толкающее впереди себя панический ужас вошло в туннель.
Иван резко поднял руку, направив ладонь на существо, закрыл глаза. Денис видел, как лицо его полностью расслабилось, а на губах заиграла улыбка.
Существо будто на стену натолкнулось, вздрогнуло и поползло обратно. Когда скрылось за поворотом, Денис едва не потерял сознание.
- Вернется, - обнадёжил Сидоров. – Сейчас параллельные туннели обследует и вернется.
Денис заплакал.
- Да, ты пойми, дурак! – прикрикнул Иван. – Никто к вам не приходил. Не нужны вы инопланетянам на фиг! И все твои мутанты только в воображении. Проще быть нужно.
Поднял мальчишку на ноги, пробарабанил по стене туннеля.
Денис не поверил, когда панель за спиной лязгнула и отъехала в сторону. Иван втащил его в образовавшийся проем и заблокировал дверь.
Через несколько секунд Денис услышал сдавленный вой, сердце бешено забилось. Но успокоилось.
- Ты кто?
- Только в гебисты не записывай, - попросил Иван.
Денис готов был снова расплакаться.
- Натворили дел, породили под землёй тварь ходячую, разломы сотворили, а теперь мучаются, - заворчал Сидоров. – А когда помочь пытаюсь, дольку положительных эмоций вкачиваю, не нравится.
Иван достал из сумки на поясе шприц.
- Не надо, - очнулся Денис, - я никому не расскажу. Не хочу, чтобы мне мозги промывали!
- Заканчивай с фантастикой, а? – Сидоров даже расстроился. – Всё ты запомнишь, на всю жизнь! И чтобы, твою мать, помнил! И чтобы завтра, бестолочь, на смену пришел, а не в больницу с нервным срывом загремел, понял?
- Я понял, что «пришелец» это вы, - прошептал Денис.
- Тьфу на тебя, - заорал Иван и как можно больнее ввел иглу.

- Так, - Антон ходил по кабинету, Сидоров стоял молча. – У меня есть свидетель того, что именно ты испортил двери в тринадцатом вагоне.
- Может, чинил? – оторвался от раздумий Иван.
- И не надейся. Так что пиши-ка ты по собственному желанию, иначе по статье уволю.
- Попробуй, - вздохнул Сидоров.
- Хорошо, - улыбнулся Антон.
Словно по его мысленному приказу отворилась дверь, и в кабинет вошёл Денис. Антон победоносно взглянул на Сидорова, тот отвёл взгляд.
- Расскажи, как всё было.
Денис удивлённо поднял брови:
- Что, извините?
- Однажды утром ты видел, как старший машинист Сидоров копался в автоматических дверях, - начал за него Антон, - ну…
- Я ничего такого не видел, - ответил Денис.
Антон Петрович раскрыл рот, но не нашёл что сказать.
- Иван Михайлович прекрасно знает своё дело, и я никогда не видел ничего подобного, - повторил Денис.
- Знаешь-знаешь, … Я же все равно его уволю, и тебе в метрополитене не работать, так и знай, - заорал Антон на студента.
Денис и Сидоров молчали.
- Сейчас тебе, мальчишка, кажется, очень благородным из себя непонятно что строить. Но, когда этот человек тебя подставит, когда поступит с тобой точно также как поступил со мной, ох, и вспомнишь этот день!
- Могу идти? – спросил Денис.
- Пошёл вон отсюда!
- Подожди меня на выходе, - попросил Иван.
Когда студент вышел, он достал из нагрудного кармана запечатанный конверт и нарочито медленно положил на начальственный стол.
- Это что, сибирская язва? – спросил Антон Петрович.
- Уведомление и приказ.
- Чей? – хмыкнул Антон.
- Прочтешь-увидишь.
- И к чему ты клонишь?
- К тому, что ты никогда не сможешь меня уволить, а теперь и этого мальчика пальцем не тронешь, - спокойно сказал Иван. – Сначала я хотел по-людски, но раз с тобой не получается…
И, не договорив, вышел из кабинета.

***
- Ну, и как?
- Что? – не понял Денис.
- Станция.
- Красиво…
Когда темный туннель вырулил на яркую, просторную, пестрящую публикой, и уверенным спокойствием изящных колонн станцию у молодого человека дух захватило. Он сам не понял, откуда взялись эти чувства восторга и радости, ведь раньше ничего подобного не ощущал.
- Может, всё-таки расскажешь, зачем в туннель полез?
Денис вздрогнул.
- Иван Михайлович, я хотел, … простите меня, я же все испортил, я… после того как увидел…
Сидоров вздохнул:
- Денег хотел? Понимаю.
- Да, нет, - потупился Денис. – Хотя и это конечно. Хотелось что-то значимое сделать. Я же не знал, что за повседневной работой скрывается…
- Ничего за ней не скрывается. Просто работа. И дешевым романтикам в ней места нет: надоест быстро. Я и то, спасаюсь только тем, что пассажиров разыгрываю, иначе давно оскотинился бы.
Денис замер на полуслове и только улыбка начальника практики не позволила ему окончательно потеряться.
- А в туннеле вы другое говорили…
- А не было никакого туннеля, - резко ответил Сидоров, всё ещё улыбаясь. – У нас вентиляция ни к чёрту. Метро сейчас перевозит в два, а то и в три раза больше народу, чем положено. Да еще испарения всякие случаются. Вот, парень, ты и надышался до галлюцинаций.
Денис кивнул.
- А знаешь, - смягчился Сидоров, - что должен сделать каждый помощник машиниста, чтобы в будущем стать мастером?
- Что?
- Помахать рукой в след своему составу. Эта примета верная, со дня постройки первой линии жива. Ну, если, конечно, ты у нас остаться хочешь.
- Я с вами останусь, если не прогоните, конечно.
Сидоров пожал руку молодому человеку и ухмыльнулся в усы.
- Тогда я побегу?
Выскочил на станцию и принялся активно махать составу.
- Уважаемые пассажиры, - произнес Сидоров. – Просьба сохранять спокойствие. В качестве эксперимента вагон продолжит движение без машиниста.
Двери закрылись. Пассажиры слегка побледнели.
В окнах вагонов они могли видеть счастливого молодого парня, машущего в след медленно набирающему скорость составу.
Сидоров не знал, удастся ли остановить разломы и всеобщее помешательство, он лишь мог надеяться, что флуктуацию отрицательной энергетики третьего уровня удастся рассеять. После Помпеи он дал себе слово, никогда больше не терпеть поражений.

#3: Мохнатый шмель (18). По рельсам до мечты

Лязг металической болванки прошивающей навылет очередного дурня звучит… грустно. Теплый, как солнце поздней осени, редкий как листопад без ветра и такой же тоскливый. Тихое гудение конденсаторов лишь служит разогревом для появления примы. Маленькой, но разъяренной донельзя недотроги, дрожащей от нетерпения в тисках магнитного поля. Терпение? Она не знает этого слова, оно ей ни к чему. Секундное промедление равняется вечности и оборачивается мукой. Я никогда не был злым и едва заметное движение спускового крючка отпускает ее на волю.
Короткое шипение обожженной кожи и застывшие глаза на лице не успевшие понять становятся реальностью. Последняя цифра на табло меняется. Медленно, с ленцой привыкшей быть последней в любом соревновании. Кажется, что даже электроны еще толком не проснулись и отказываются работать. Вопреки всему я чувствую жалость. Так жалеют слепых детей, уже научившихся говорить, но еще не понимающих за что их родители лишили зрения. Они не плачут, глаза сухие, только губы предательски дрожат, а ногти на пальцах рук в крови истерзанных ладоней.
- За что мама, за что? Папа, за что ты проклял меня? Почему вы сделали меня таким? Простите меня, пожалуйста, простите меня!!! – такие как я легко читают в сердцах. Вы называете это даром. Мы называем это проклятьем. Для вас мы изверги, для нас же… Мы не видим друг друга. Отказываемся замечать. Поворачиваемся спиной. Мы бы скрещиваем пальцы в знак изгнания. Всегда. Если б они были...
Для нас не существует дружбы, любовь оборачивается самоубийством, мы изгои. Лишенных всего отторгает мир, мы платим той же монетой. Иногда.
И больше всего мы боимся взглянуть на себя со стороны. Увидеть.
Понять, кто мы есть на самом деле.
Принять свою роль до конца.
Странные линии, причудливые изгибы... Кто сказал, что херомантия лженаука? Встань и повтори это еще раз. А теперь не дергайся, тебя отлично видно.
Так прима разбивает зеркало и крушит лампы в гримерке в тщетной попытке забыть предательские морщинки возле глаз. Знак увядания, предвестник небытия и забытой, никому не нужной в старости возле одиного цветка ромашки, занесенного ветром на могилу. Единственный верный поклонник. Последний друг одиночества.
Мы лишены даже этого.
Всегда. От момента рождения в океане боли, заменяющей нам мать, до странного окоченения заменяющего нам старуху с косой и застарелым склерозом. Вот кто настоящая сука и вдобавок халтурщица.
Нам остается лишь память и лица. Строгие, печальные, гневные, недоумевающие... Мы знаем их всех, но каждое красиво по своему. Навсегда в нашей памяти. Детские, мужские женские аккуратно расложены по полочкам заботливым архивариусом без устали выполняющим свою работу уже на протяжении века. Но пенсия ему не грозит, ведь я хорошо делаю свою работу, это единственное, что мне осталось.
Хотя нет. Вру. Еще я могу думать.
Но иногда это только мешает.

Капитан? – дежурный оператор не паникует. Пока.
В комплексе К169ЮК кажется проблемы.
Едва слышный скрип обработанной кожи сапог и в отражении экрана появляется фигура в темно - зеленом мундире.
Говори, - голос хриплый насколько это возможно, так не может говорить человек, впрочем, он этого и не делает и дело вовсе не в лени.
За последние несколько секунд потребление электроэнергии выросло почти вдвое и… продолжает расти, хотя целей не обнаружено.
Ладонь, опустившаяся на плечо, была человеческой процентов на десять, все остальное покрывал полированный металл. Оператору пришлось напрячься, чтобы остаться в вертикальном положении.
Все остальные показатели в норме?
Да, но…
Железная хватка ослабла, но не исчезла. Пальцы второй руки выбивают барабанную дробь на сенсорах с ловкостью хакера, с пеленок не расстающегося с бубном. Вот только нет зрителей способных это оценить по – настоящему, как впрочем, увидеть и понять сменяющие другу друга диаграммы на экране.
Не критично, докладывать не обязательно, - вердикт сух и спокоен на фоне звуков шагов. Капитан неспешно возвращается к центральному посту в центре укрытого в скалах бункера. Ложная тревога, каких миллион.
Язык скользит по сухим губам. Напрасно. Волнение слишком велико.
Капитан… Комплекс нуждается в диагностике!
Скрип ладони по гладко выбритому подбородку звучит почти как настоящий, но никого не обманывает. Так скрипит только пластик, за которым скрывается нечто большее, чем просто истерзанные мутациями и мутантами кости черепа.
Юзеф, ты был когда – нибудь на той стороне?
Нет, это запрещено! – он не оборачивается, продолжая с прилежностью автомата следить за экраном, но бисеринки пота на затылке выдают его с головой.
В конце третьего курса демонстрационный ролик обязателен для просмотра… - киборги не могут похвастаться эмоциями, зато отлично выставляют паузы в разговоре, словно предлагают противнику заполнить крепостной ров телами нападающих.
Я болел, я… Я… В досье есть указание, что я находился в медблоке! – бисеринки собираются в капли и грозят устроить потом.
Я ни в чем тебя не обвиняю, Юзеф, как впрочем, и не осуждаю твое не желание ходить на занятие, - вопреки логике внезапная дрожь оператора осталась без внимания, - пейзажи той стороны… Скажем прямо. Они не выиграют фотоконкурс даже если будут единственными претендентами, ручаюсь, что и курсы киборгизации ты пропустил по уважительной причине.
Обмякшие плечи в ожидании удара кнута надсмотрщика не самое приятное зрелище, но единственный глаз капитана смотрел уже сквозь стены с уверенностью гигаватного лазера не оставляя им ни одного шанса.
Многие из тех, кто родились позже… - не будь капитан инвалидом перекат с пятки на носок сделал бы обязательно, - они склонны закрывать глаза на очевидное и осуждать, обвинять, критиковать и кричать во все воронье горло на площадях о жестокостях и убийстве невинных. Одно радует, младенцы пока в коридоре со своими слезинками курят, - горькая усмешка на губах капитана сломанная непослушным пластиком превратилась в гримасу понятную лишь ему.
Сэр!
Ага, с начала смены я капитан, а теперь вдруг сэр? Похоже где-то запахло жаренным или мне показалось?
То, что вы сделали тогда это ужасно! Вы превращали людей в бездушных монстров убивающих стариков и детей, не щадящих даже беременных женщин! Я… Я просматривал записи камер он убивает все что видит, а вы… вы покрываете его, не желая понять, что Там ваш друг уже превратился в чудовище! Вы это понимаете в чудовище!!! Огромное, мерзкое, металлическое чудовище! Он смотрит на мир через прицел и видит только цели! Сэр! – фраза звучит на одном дыхании заботливо подготовленной и вызубренной отличником служебной и боевой подготовки, даже запятые отчетливо слышны. Юзеф не торопится разворачивать кресло, предлагаю все желающим полюбоваться выбритым по уставу затылком, блестящим от скопившейся влаги в холодном свете плафонов. Пылающий взор остался вне поля зрения, но это не важно. Тон яснее слов насколько это вообще возможно.
Бунт на корабле, - капитан словно пробует эти слова на вкус, - и старая добрая школа идиотов. Быть приглашенным в дом, чтобы забраться на обеденный стол с ногами и вывалить все, что накипело на радость хозяину. После этого единственное, что остается это выпрямится по стойке смирно и ждать наказания с высоко поднятой головой. Элементарная вежливость в программу подготовки уже не входит?
Мы против…
Да, да, да. Вы как девятиклассницы всегда против, аккурат до первого стакана мутной жидкости, о происхождении которой стараетесь не думать.
Ностальгирующий капитан это что-то новенькое и Юзеф поворачивается в аккурат, чтобы прижаться лбом к раструбу излучателя. Холодному, как и надлежит штатному вооружению дежурной смены, но все же недостаточно, чтобы остудить горячую голову.
Думаю нам стоит немного подправить стиль общения с учетом маленькой поправки, что капитан всегда прав, ты согласен?
У меня есть выбор? – лоб сухой и на взгляд постороннего покажется разогретой стеной, готовой обрушиться на неосторожного спелеолога стеной лавы. Вот только постороннего нет и никогда не будет. Слишком много проверок и смертоносных механизмов ждет незваного гостя на пути в бункер.
Нет, но я рад, что ты это понимаешь, - излучатель с ловкостью фокусника исчезает, что никого не обманывает. Киборги всегда славились тузами в рукавах, - юношеский максимализм вещь полезная, особенно перед прыжком с десантного бота, - капитан не спешит уходить, изуродованное лицо не способно выражать эмоции, впрочем оно и не слишком старается. Единственный критик, он же невольный зритель слишком распален, чтобы соображать.
На мое место встанет десять таких как я!
У дураков мысли сходятся, так что это вовсе даже не показатель, - капитан словно ждет чуда, молчаливо и безропотно.
Мы построим наш мир!
Я где-то это уже слышал, - усталость. Вековая усталость, ставшая привычнее фантомной боли в потерянных ладонях заставляет его делать выбор. Не первый, но так хочется верить что последний…
Без зла и несправедливости…
Держи, это твой выбор, - темный, словно пожирающий свет, тяжелый настолько, что гул сервомоторов практически осязаем, внушающий уважение одним своим видом. Какой угодно, но только не смертоносный и точный насколько это вообще возможно для ручного аналога ядерной бомбы. Странное чувство юмора предыдущего владельца охотно демонстрировала корявая надпись на прикладе.
Последний довод королей, – кадет замолчал, в растерянности переводя взор с лица капитана на неожиданный подарок.
Это… все мне?
Тебе, - капитан сух и спокоен, его эмоции остались далеко в прошлом на поле последнего боя. Осталось немного, но хирургам хватило, чтобы сотворить маленькое чудо и сохранить ему жизнь. Они назвали его киборг, а он называл их уродами и два месяца ползал за ними по коридорам госпиталя с упорством терминатора. Доведенный по попытки самоубийства интендант, нервный тик его сиделки и громкий солдатский мат вместо утренней зарядки… Память с четкостью компьютера сохранила два месяца бессилия безного инвалида, скрежет зубов вместо тоскливого воя. Поход в тренажерный зал заканчивался только полным отказом всех систем и клинической смертью. Его бой только начинался, но никто об этом даже не догадывался. Для всех он оставался солдафоном окончательно съехавшим с катушек на войне, казавшейся страшно далекой и только изредка напоминавшей о себе выпусками новостей, да парочкой кровоточащих огрызков назвать которых человеком мог только насквозь циничный ублюдок и по совместительству главный врач сам на три четверти заполненный электроникой.
Ты хочешь, чтобы все узнали правду и уничтожить зло, это твой выбор.
Капитан не смотрел вслед уходящему и на экране не было видео с камер наблюдения. Едва заметная дрожь больше походила на причину пройти очередной технический осмотр, нежели на волнение. Бланк рапорта был уже практически заполнен, оставалось только внести настоящее фамилию, имя, отчество кадета, но капитан медлил. Сенсорные пластины терпеливо ждали. Шум вентиляторов, раньше остававшийся за пределами слуха, неохотно выходил на первый план, заполняя пространство со старательностью педанта. Киборг не спешил делать выбор, почти как человек, каким он был когда-то.
Нехотя и робко, словно прикасаясь к поверхности кислоты, практически неслышно… Фамилия, Имя, Отчество, число, месяц, год рождения. Еще один в списке павших за то, что нельзя увидеть и потрогать.

Электромагнитная подушка и трехграммовый металлический огрызок. Тогда в самом начале Исхода его еще называли рельсовым оружием, теперь же это называется комплекс К169ЮК. Мечта, как меня ласково окрестили военные. Странные они существа на самом деле, словно уже и не люди. А вот и цель.
Легчайший как последний шаг взлетающей бабочки толчок. Он не успевает даже увидеть и понять. Перекрестье прицела заполнено лицом, мгновенье назад живым, но уже потерявшим себя. Иногда они приходят с той стороны, что я поклялся защищать. Странно, необъяснимо, но факт.
Я запомню его.
Пускай сейчас я - это лишь живая приставка комплекса К169ЮК, способная думать, иногда… это только мешает.