Конкурс рассказов "ЛаВрушка-52"

Тема: Чужое Солнце.

Правила 007 нет


(Конкурс ЛВ52 проходил в августе-сентябре 2012)

Победитель - сибиряк

Ведущий - kajnaj
Система голосования: Каждый участник ставит чужим рассказам оценки от 1 до 10, без дробей. При этом должна быть поставлена хотя бы одна "1" и хотя бы одна "10".
Оценка себе вычисляется как среднее арифметическое оценок другим, округлённое до ближайшего целого. Если получилось ровно пополам, округление идёт вверх.
Побеждает рассказ, получивший наибольшую сумму оценок за вычетом одной наибольшей и одной наименьшей. Если получилось поровну, побеждает рассказ, у которого оценка себе меньше. Если и эти оценки равны, побеждает рассказ, у которого наибольшая сумма всех оценок.

Конкурсные заявки
1. (17)#4: сибиряк«Туман»
2. (16)#3: М.Т«Чужое солнце.»
3. (13)#2: vad«Спаситель»
4. (11)#5: vad«Искусство компромисса»
5. ( 6)#1: Сан Саныч«Пришельцы с планеты Амо'ра»

Внеконкурсные заявки
v1: Волжанин«И каждый раз:»
v2: Закольц-Варшавский(без названия)

Комментарии к конкурсу в целом

М.Т
Детальный разбор текста, это не ко мне, я сам учусь...
Внеконкурсные рассказы если успею то прочту. И что нибудб напишу. Если оно конечно будет людям интересно моё мнение.


Конкурсные заявки

1. #4: сибиряк (17). Туман

Дата: 13/08/2012 15:30
Четыре часа в воздухе, и вот под нами Красноярск. Через окно иллюминатора город чуть просматривается сквозь густую белую дымку. Самолёт садится по приборам, и только резкий стук в его подбрюшье говорит, что мы на земле. Спускаемся по трапу самолёта. Резкий запах заставляет окончательно проснуться, и голова получает первую задачку. Белый туман этот подарил нам не Енисей - красавец и хозяин края, а тайга, пылающая островками, принося несчастье всему живому. Дым горелого леса будоражит воспоминания о дружеских посиделках у костра, но вместе с тем и тревожит. Солнце, не похожее на себя, с трудом просматривается сквозь пелену. И солнце, и туман вместе - фантастическая картина. Оранжевый диск печально смотрит на происходящее, как бы извиняясь и говоря:
- Друзья, я не виновато. Вы разберитесь там у себя, пока все не погорели. Я же вам своим светом пока докучать не буду.
Выхожу на небольшую, чистую, вымощенную светлой плиткой площадь на берегу Енисея. Внизу, сквозь холодную и прозрачную воду видна мелкая светло-серая галька, которая на выходе из воды ровной двухметровой полосой устилает берег. Стоит тридцатиградусная жара. Лёгкий ветерок с воды ласкает лицо и пробирается под расстегнутый ворот рубашки, приятно холодит грудь. На противоположном берегу в синей дымке виднеются очертание высоких гор. Полное ощущение, будто стоишь на берегу Чёрного моря. Остро чувствую, что кто то смотрит мне в спину. Медленно поворачиваю голову, и удивление - площадь пуста, только посередине стоит памятник. На высоком пьедестале высокий, статный мужчина, он смотрит в мою сторону. Подхожу поближе. Суровый взгляд из-под высоких бровей, гордо поднятая голова. Астафьев Виктор Петрович. Коллега по перу. Слегка наклоняю голову и с уважением приветствую:
- Ну, здравствуй, земляк. Хорошее место ты себе выбрал.
- Привет. Не я. Место мне выбрали люди, да я не в обиде. Мне нравится. Сам-то откуда?
- В гости приехал, с Подмосковья. Хотя, если вернее, приехал домой. Родился я здесь. Может, слышал, Тасеево?
- Как ни слышать. Восемнадцатый год, Тасеевская республика... В красноярском краеведческом музее целый раздел ей посвящён.
- Был сегодня в музее. Специально хотел разузнать про Тасеево. Я всегда гордился тем, что у нас существовала республика, которую не смогли разгромить колчаковские карательные отряды.
- Посмотрел?
- Нет. Сходил и расстроился. Колчаковский наган есть, его манифест о взятии власти есть. Фотография, на которой колчаковец вешает партизана тоже есть, но ничего о республике.
- Так ты бы спросил у работников музея. Может, ты просто пропустил экспозицию.
- Я так и сделал. Спросил, и мне сказали, что где- то в архивах у них есть материал, но, чтобы посмотреть, нужно разрешение начальства музея. Представляешь - история родины с чиновного разрешения.
- Странные времена настают. Про Колчака, получается, информация есть. А про тех, кого он хотел осчастливить своим порядком, расстреливая целые деревни, уже нет. А ведь провёл он три карательные экспедиции против местных жителей. Загубил не одну сотню своих солдат. А жители Тасеево взяли да и выстояли. И только, когда была организована третья, превосходящая их по численности - ушли в тайгу за сотни километров. Это была большая трагедия. Уходили семьями. Хоронили детей, зарывая в мох. И все равно не сдались.
- Но, говорят, Колчак не виноват, это у него просто были жестокие командиры.
- Слышали мы эти сказки про хорошего царя и плохих бояр. А кто вооружил чехов и использовал их в карательных операциях против своего народа?
- Да, про белочехов я читал.
- А в союзниках у него были японцы. Которые вооружали его армию и при этом, с его молчаливого согласия, грабили Сибирь и Дальний восток.
Нечего было ответить, и я решил перевести разговор на нашу сегодняшнюю жизнь.
- Виктор Петрович слышали новость? Вышел фильм про Колчака. Душеспасительная мелодрамма. И я не удивлюсь, если в Омске скоро поставят ему памятник - как освободителю народа от коммунистов. На Украине же поставили памятник Бандере, а чем Колчак хуже?
- Ну, это ты загнул.
- Почему? Местное пиво 'Колчак' уже выпустили, говорят, у молодежи популярно.
- Земляк, расстроил ты меня. Прощай, дай осмыслить.
- До свидания.
Я не спеша направился к выходу из сквера, хотя уходить не хотелось - столько недосказанного. На ходу оглянулся, и мне показалось, что памятник ещё больше нахмурил брови, и с укором смотрит мне вслед. Я поднял руку, чтобы помахать, но стало как то неловко, и я её опустил.
Во рту пересохло, подошёл к торговой палатке, чтобы купить воды, а за стеклом стояло пиво. С этикетки гордо смотрел на меня Адмиралъ. Я повернулся и пошёл прочь.
Комментарии к заявке #4: сибиряк

vad
Ставлю 10 не за художественные изыски, а из солидарности с основной идеей рассказа
Сан Саныч
Рассказ ничего, хорошо написан, но его идея до меня не дошла. Извиняюсь перед автором за свою неосведомленность в истории, но вот просто не дошла идея. Не учил я историю России(((.
М.Т
Браво! Рукоплескаю. Понравилось. Правда хотелось почитать работу воображения. Писатель наверняка бывал на том месте, что описывал. Но всё равно хорошо. Фантастика + история. Пусть молодёж хоть что-то занет про прошлое.

2. #3: М.Т (16). Чужое солнце.

Дата: 06/08/2012 19:32
Все эти годы: Годы без единого движения. Без боли, редкой радости, большой печали и ужасной злости: на себя, за то: да за всё. За то, что жив, что не умер сразу. Что не могу шевелиться... бесит,: как никогда бесит свой организм. Та машина: и ,может, я виноват, но за что!!! Я так молод, мне жить и жить, но: Судьба? Не-е-е-е-т! Злой рок? Нет: Не верю. Скорее, банальное невезение: если б он был, то этого: хотя оно уже случилось. Но:
Конец, он так близок. Единственный, кто меня понял, был родной брат. Лишь он предложил мне умереть. Нет, он не плакал, не было отчаяньем. Он просто пришёл в больницу после школы и рассказывал как дела дома и вдруг: Он сказал это. У него накипело. Слёзы матери, молчание отца довели его и он сорвался. Он кричал на меня, проклинал. И когда с его уст сорвалось заветное 'чтоб ты сдох', я моргнул.
Он, кажется, не поверил глазам, долго тёр их кулаком и смотрел на меня, тёр и смотрел. Я снова удовлетворительно моргнул, и что-то накатило: Может печаль, радость, я уже не помню. Помню лишь ощущение слезы на лице, и как братишка рыдал у меня на груди, поняв, что я с ним согласен. Приходили родственники, друзья и подруги. У всех был тот вопрос, ответ у меня был один.
Когда мать узнала, то не смогла сдержать слез. Много плакала, не пыталась отговорить. Она знала, понимала, а главное приняла. Отец же лишь крепко сжал моё плечо. Я видел, как он держит крик в себе. Вот только тогда я понял, какой он был человек. Может, потом: но не сейчас.
Не знаю, сколько времени прошло, всё казалось сном. Я часто спал, думал и спал, мечтал и спал. Ждал. И вот этот день настал. Быстрые сборы, машина, самолёт, опять машина и вновь больница. Сколько времени прошло, я не знаю.
  Но вот палата, последний взгляд родителей, врач в маске со шприцом, укол и:
По телу пробежали мурашки, веки потяжелели, взгляд помутнел, и я понял, что проваливаюсь в темноту. Перед взором всё темнеет. Я раскрыл глаза как можно шире, но: тьма наступала: закрыл и:
Много, очень много огоньков. Звёзды. Солнце. Земля. Я лечу? В космосе? Солнце быстро приближается, я уверен, что оно горячее, я это знаю, но... насквозь? Ещё планета? Но в системе же: где Земля?
-Мама! - Ни звука, ничего. Я пытаюсь нащупать себя руками и с ужасом понимаю, что их нет: но я ими двигаю: я это знаю:
Скорость растёт. Мелькают планеты, солнечные системы:
- Мама. - Печально. Но ни звука, ничего.
Скорость падает. Солнце, большое, ещё больше нашего и вот планета. Такая же голубая, как Земля. Такая же добрая, как Земля. И там:
- Мама? - Звуки: Непонятно что, но звуки. Я чувствую, что руки во что-то упираются: Не могу дышать: Голова: мёрзнет: А планета всё ближе. Различаю континенты, моря и океаны. Другой мир. Так близко для меня и так далеко от дома. От Земли. Холод: Тело: Руки: Слабость: Вот всё ближе, уже видны города, дома: Это замок? Насквозь через камень, мебель и людей. В тёмную комнату и: Воздух, сладостный воздух и голос:
- Дышит! Он дишит! Это мальчик! - Старческий но довольный, нежный голос.
- Дайте мне его. - Ещё нежнее, ещё приятнее и мелодичнее шёпот:
:Мама?
Я открываю глаза: Свет: Огонь? Свеча?
- Стой! Дайте его мне! ЧТО? - Первый голос звучавший задрожал.
- Что? Что случилось? - Беспокойный но добрый:
:Мама? Перед глазами, в слабом пламени свечи, еле виднее лицо старухи. Она ошарашено смотрит на меня. Чучуть поднимает и опускает: Качает?
- Все вон. - Прошептала она. - ВОН.- Уже повысив голос и послышались шаги.
-Что с ним Сира! Что! - Этот голос:
:Мама!
- Царица. Он видит меня, он смотрит на меня. Он видит свечу и это:
- Демон? - Мамин голос задрожал.
- Неведаю Царица, демон или ангел. Но об этом не должны знать:
- Мне все равно: Дай мне его: - Голос отдовал металлом. Лицо старухи исчезло, меня качнуло и: - Ой, он мне улыбается:

Аффтор
Комментарии к заявке #3: М.Т

vad
Написано вроде неплохо, но вызывает настойчивое ощущение дежа-вю. Я прошу прощения у автора, если что, но моя оценка -6
Сан Саныч
Рассказ зацепил, много сильных моментов. Понравилось, как он путешествовал сквозь космос. Только одного не пойму: главный герой перевоплотился в чудовище? Он не видит людей и, тем не менее, им улыбается, то есть рот у него не на лице? Вот что непонятно.
сибиряк
Интересно.

3. #2: vad (13). Спаситель

Дата: 02/08/2012 10:44
Просыпаться мучительно не хотелось, но пришлось. Петрович вышел из сторожки отлить и зажмурился. По глазам ударило непривычно яркое солнце. Он помотал головой, но кошмар не уходил - вместо родного желтенького светила на небе яростно пылал голубой шар. Допился! Или нет? Чужое солнце казалось удивительно реальным, заставляя болезненно жмуриться.
- Голубые! - мелькнула в одурманенном мозгу страшная догадка. - Они все-таки провели гей-парад на Красной площади, и солнце не выдержало! Но как? Почему?
Петрович, наконец, опустил глаза и огляделся. Привычного леса вокруг не оказалось - вместо него впереди простирался широкий галечный пляж. Чуть дальше виднелись невысокие скалы. Где-то вдалеке шумело море. Но чаек слышно не было.
Позади стояла сторожка Кузьмича. Ну да, там они вчера и пили. И повод был отличный - сын Кузьмича, сбежавший в Канаду еще в советские времена, прислал отцу тысячу баксов по Мани Грам. На похороны. Все другие доводы на канадца уже не действовали.
Счастливый, старик накупил водяры, и весь вечер спьяну убеждал Петровича, что обязательно допьется до смерти, чтобы, значит, деньги не пропали зря. Да, хорошо вчера посидели. Но только это не объясняло чужого солнца и пляжа. И где это он оказался? Может быть, Крым? Его похитили враги и перенесли?
  Когда-то в детстве Петрович, тогда еще просто Санька, побывал в Крыму - в эпоху продвинутого застоя это могла себе позволить даже мать-одиночка: путевку в дом отдыха ей дали в профкоме бесплатно. Сегодняшний пейзаж здорово походил на Симеиз. Море осталось самым светлым воспоминанием, но Крым, говорят, давно уже продали англичанам, да и вообще он достался хохлам.
Да и зачем бы вообще кому-то понадобилось похищать Петровича и тащить его в такую даль?
Беглый взгляд назад, в сторожку, ничего не объяснил. Кузьмича там не было, да и другие исчезли, если вообще с ними пил кто-то еще - этого Петрович припомнить не мог. Привычная обстановка - два трехногих табурета, пустые бутылки, продавленный диванчик, застеленный вытертым покрывалом в красно-коричневых разводах, кучки грязи по углам, несколько пар вонючих стариковых носков, таких грязных, что они даже не лежали на полу, а стояли - все никак не объясняло чужого солнца и моря.
- Инопланетяне, - наконец, сообразил Петрович. - Голубые человечки уничтожили жизнь на Земле и перенесли ее к чужому солнцу. А он, Петрович, случайно выжил и остался на планете один!
Несчастному хотелось сесть и заплакать от горя и одиночества, но его остановило появление инопланетянина. На удивление, тот оказался не голубым, а зеленым, довольно приятным на вид. То есть, чужак смахивал на обычного зеленого черта, но почему-то с перепонками на пальцах и ластами на ногах.
- Изыди! - неуверенно сказал Петрович, отмахиваясь, пытаясь перекреститься и отступая в сторожку. Получалось не очень, но зеленый, похоже, впечатлился.
- Нас избрали с тобой, - объяснил зазвучавший в голове голос почему-то по-русски, - чтобы сразиться за Землю. Кто победит, тому и будет принадлежать планета. Как видишь, для битвы избрана нейтральная территория. Но выбор оружия за тобой.
Петрович заколебался. Что выбрать? Табуретки? Коврик? Бутылку? Наверное, он размышлял слишком долго. Инопланетянин угрожающе приблизился. В лапах он держал какую-то белую тряпку с резким запахом - явно смертельное оружие.
И Петрович решился.
- Я выбрал, - решительно заявил он, и, схватив носок Кузьмича, поднес его к носу пришельца. Тот пошатнулся, побледнел, потом рухнул на пол, прямо рядом с оставшимся вторым носком, и, еще раз вдохнув убийственный аромат, испарился бесследно, то есть, просто исчез, не оставив никаких следов.
- Ты победил, Земля достанется человечеству, - торжественно возвестил голос в мозгах. - Это была великая битва.
Проснувшись следующим утром, Петрович как никогда обрадовался желтому солнышку и хмурому ворчливому Кузьмичу.
- Вали, давай, отсюда, - сказал старик. - Залежался! Лишь бы нажраться на халяву!
- Да я и сам уйду, - беззлобно огрызнулся Петрович. - Воняет тут у тебя вообще. Носки бы хоть постирал!
Он так никому и не рассказал о битве под чужим солнцем. Земля не узнала имени своего спасителя.
Комментарии к заявке #2: vad

Сан Саныч
Тоже зацепило, вампиры-инопланетяне - оригинально и интересно. И еще понравилось, что есть недосказанность, о том, как вампиры содержат людей. То есть указано, что есть клетки, что в них содержатся по нескольку людей, что их недокармливают, а как оно выглядит - представляй себе сам. У M.T. вроде как понятно - средневековье или, если ребенок все-таки является чудовищем, то фэнтези, а в этом рассказе такой определенности нет. Есть необычное место - человеческая ферма, и так немно-о-жко приоткрыты его детали, и воображение сразу рисует картины, как же это место может выглядеть. Но непонятно, при чем здесь "чужое солнце". Для вампиров оно чужое, но ведь на главных ролях тут не вампиры, а человек, который весь рассказ живет под своим солнцем. Вроде так.
М.Т
Я с анегдотами теми не знаком. Молодой наврено ещё. Да и рассказ в целом не понравился. Треш?
сибиряк
Носками, да по инопланетянам, да ещё и при этом победить. Не хило.

4. #5: vad (11). Искусство компромисса

Дата: 27/08/2012 09:09
Памяти Буратино

Жизнь есть искусство компромисса. Эту простую истину Андрей Синюхин усвоил слишком поздно. Будь иначе, он по-прежнему процветал бы в книготорговом бизнесе, а не рыл могилы на городском кладбище. Работка не слишком приятная, особенно зимой, как сейчас. Да и престижной не назовешь. Но он так и не научился уступать.
Когда-то, обустроенные Андреем подвальчики с книжными магазинами, прокатом и закупкой подержанной популярной литературы сгорели от рук рэкетиров, которым он, одурманенный легкими заработками и ощущением собственного могущества, отказался платить дань. Тогда Синюхин запил, начал колоться, но не сдался. Деловая хватка у него была. С трудом, с помощью друзей вновь поднявшись, он снова не сумел вовремя уступить. И опять погорел. И покатился вниз. Отчаявшись, вечно пьяного забулдыгу бросила жена, забрав детей и жилье. А Синюхин, пристроившись в развалюшке у кладбища, нашел себе новую работу, оставляющую достаточно времени для философских размышлений - о жизни и смерти, об искусстве компромиссов и о том, как скоро сведет его самого в могилу пропитая насквозь печенка.
- Эй, Буратино! - окликнул его напарник, Илюха Матвеев. Прозвище пришло еще из старых времен, когда смешная фигурка деревянного человечка с букварем украшала все торговые точки Синюхина. Да и сам он, высокий, нескладный, длинноносый, чем-то до странности напоминал незадачливого искателя золотого ключика. Против клички Андрей не возражал, напротив, она приятно напоминала о прошлом, когда он, с потрепанной книжкой дзен в руках, сидел в уютном подвальчике, заигрывая с девчонками продавщицами.
Возражения вызывал сам напарник. Илюха, жизнерадостный полнокровный здоровяк, работал могильщиком, что называется, по призванию. Платили скорбящие родственники неплохо, да и сверху перепадало частенько. Однако Матвееву и этого казалось мало. Андрей знал, что после похорон богатых клиентов, Илюха по ночам наведывался к свежим могилам, чтобы еще раз поживиться за их счет. Напарник, как стервятник, не брезговал ничем.
Не раз он пытался приобщить к делу и Синюхина, к которому относился покровительственно и, неизвестно почему, дружелюбно.
- Так что, Буратино, - повторил, наслаждаясь собственной щедростью, Матвеев. - Пойдешь сегодня со мной на дело? Клиент-то ушел не простой.
Клиент, действительно, был непростым. Утром, увидев случайно лицо покойника в гробу, благообразное, даже в смерти фальшивое, Синюхин невольно подумал, что вот именно так выглядят благополучные мерзавцы, насилующие детей и бросающие дворовым собакам колбасу с крысиным ядом, чтобы насладиться их предсмертным визгом и мучительными судорогами.
Но внешность - не довод для обвинений, одернул себя Андрей, и покойный вполне мог быть добрый и заботливым семьянином.
Все изменилось, когда кто-то из толпы в темных костюмах, назвал в прощальной речи имя клиента - Лиходеев.
Это был он - хозяин так называемой охранной фирмы 'Аталант', которая пустила Синюхина ко дну, так и не научив его искусству компромиссов. И Андрей решился.
- Ладно, - сказал он. - В этот раз я с тобой.
- Хотя бы после смерти зубы золотые у гада вырву! - тихо добавил Синюхин так, чтобы Илья не услышал. - Когда и где?
- Так давай прямо в полночь, у могилы! - привычно хохотнул Матвеев и, помахав напарнику рукой, отправился куда-то по своим делам.
Синюхин вспомнил о бараньих сердцах, которые купил в магазине 'Собачьи корма' и собирался потушить на ужин, и тоже заторопился домой.
В полночь к могиле они подошли почти одновременно. Богатые 'кварталы' располагались в самом начале кладбища, почти у самого входа. Там, на свежей могиле, среди роскошных постаментов и некрополей, Андрею почудилась неясная тень.
- Эй, ты чего! - к чужаку рванулся Илья, почуявший конкурента. - А-а!
Услышав дикий вопль напарника, Андрей подбежал следом и отшатнулся. Тело сидевшей у подножья соседнего постамента женщины окуталось слабым синюшным ореолом. В свете его было отлично видно: огромные изогнутые когти, как ножи, вонзились в шею Матвеева, вырывая горло. Крик, захлебнувшись, умолк, а когти скользнули ниже, раздирая грудь, вспарывая живот, с наслаждением вырывая сизые кишки. Синюхин почувствовал рвотный позыв, но оторвать взгляд от завораживающей картины не мог: убийца, похожая на молодую грузинку или японку, прильнула губами к разорванному горлу Ильи, впилась в него страстным поцелуем, жадно высасывая кровь.
-Вампирша! - Андрей хотел бы бежать, но ноги внезапно отказали, да он и сомневался, что 'японка' оставит свидетеля в живых. Он не ошибся. Щелчок длинных пальцев, и выскользнувшая из-под надгробия змея зашипела, завораживая. Затем гибкое тело метнулось к жертве, оплетая тугими кольцами, сжимая в смертельных объятиях, но не до смерти.
Придерживает. Тоже хозяйка, наверное, сначала кровь выпить хочет, - догадался Андрей, чувствуя, как подводит мочевой пузырь и по ногам струится горячая жидкость.
Пусть ей хоть противно-то будет! - мстительно подумал он.
Чужачка оторвалась от разорванного горла Матвеева и, с наслаждением облизав длинным языком окровавленный рот, вытащила воткнутый в могилу рэкетира кинжал. Во всяком случае, оружие было очень похоже на длинный нож какого-то нелепого красного цвета с разводами.
Ритуальный, наверное, - понял Андрей, глядя, как убийца сильными ударами расчленяет тело напарника, разбрасывает по могиле куски, поглощаемые вскипающей холодной землей, а сияние, окружающее ее становится все сильнее. Вокруг словно воцарился осколок иного мира - из-под земли полезла трава, расцвели цветы - это в двадцатиградусный-то мороз! Да и одета была 'японка' легко, не по сезону. Но ее полуобнаженная грудь не вызывала ничего, кроме отвращения. Одну оторванную ногу с остатками брючины и в тщательно начищенном теплом ботинке - некстати вспомнилось, как Матвеев хвастался, что шузы у него не новые, но удобные - чужачка куснула было, но, сыто рыгнув, тоже отбросила в сторону.
-Заждалс-с-ся? - вампирша, наконец, обратила внимание на вторую жертву. Синюхин, не способный даже пошевелиться в страстных объятиях гадюки, почувствовал, что его подводит не только мочевой пузырь, но и кишечник.
Убийца остановилась, принюхиваясь.
Подействовало, - с надеждой подумал Синюхин.
- Чеснока нажрался? - понимающе сказала ведьма. - Как чувствовал.
Действительно, он ведь приготовил бараньи сердца с чесноком, - вспомнил Андрей. - Неужели отпустит?
- Так может, договоримся? - Андрей вовремя вспомнил, что жизнь - искусство компромисса.
'Японка' остановилась в нескольких шагах, задумавшись, затем щелчком пальцев отозвала змею.
- Договоримся? Хоть ты и вонючий, но и я сейчас сыта, - задумчиво протянула она. - Самец?
Андрей растерянно кивнул, подавляя мысль о том, что его сейчас попытаются изнасиловать. А он-то давно, по пьяни, ни на что не годен. А значит, гадина все равно сожрет.
Но ведьма явно размышляла о другом.
- Вкусная кровь у жителей Земли, да и мясо неплохое, - сказала она. - А мотаться сюда каждый раз далековато. Девчонок мы наловили достаточно, про запас. Пожалуй, стоит прихватить и самца, на развод.
- Но, - Андрей попытался возразить, но убийца не стала слушать, покровительственно похлопав его по плечу.
- Не волнуйся, мы тебя подлечим, - успокаивающе сказала она ему, как домашнему зверьку. - И в лучшей клетке будешь жить, размножаться. Чего тебе еще? Еще долго протянешь - если, конечно, не увлечется и не сожрет никто. - Она широко улыбнулась кровавым ртом, и Синюхин рухнул в спасительное бессознание.
- И на хрена эти компромиссы? Лучше бы я тут сразу сдох, как Илюха, - мелькнула последняя мысль.
Он даже не почувствовал, как космическая тарелка, не потревожив тишины могил, взлетела с городского кладбища, унося его в холодное зимнее небо к беспощадному будущему.
Комментарии к заявке #5: vad

Сан Саныч
Прикольный рассказ, но он скорее пародийный, и больше составлен из чужого материала, чем из своего. То есть, смертоносные вонючие носки - это много раз было. Но сам факт, что с помощью сего биологического штопанного оружия была спасена Земля, радует... прямо-таки умиляет.
М.Т
Принцип? У вас совеобразные какие то рассказы. Мне их тяжело понять. Нет... Понять можно,впечатление какое то остаётся с которым я пока не разобрался. Имхо первый рассказ был написан извините за вырожение на от*бись. А вотрой так более с продумкой.
сибиряк
Поучительно.

5. #1: Сан Саныч (6). Пришельцы с планеты Амо'ра

Дата: 01/08/2012 19:28
Петр Аполлонов бежал изо всех сил по коридорам станции 'Термодобытчик-1' - от этого зависела его жизнь - и спиной, покрытой гусиной кожей, ощущал топот многочисленных ног, преследующих его. Он добежал до угла, ухватился за него левой рукой и резко повернул; очутившись по инерции у стены, оттолкнулся и побежал прямо по коридору. Топот настигал Петра, грозя ему сломанными руками, разорванными мышцами, перебитым позвоночником и в конце - свернутой шеей.
- Петя, стой! - раздался верещащий крик Алисы, вернее, человеческого существа, бывшего ею - Мы тебя не тронем! Стой, мы только поговорим!
Петр не сбавлял темпа. Пригодилась легкая атлетика, которой он занимался с 6 лет. Перейди он в 14 на ставший модным вин-чун, и он смог бы раскидать своих преследователей по углам, но тогда Петр грезил олимпийским чемпионством. Теперь он - золотой призер Олимпиады-2112 и заяц с проткнутым животом, убегающий от своры гончих. Все двери заблокированы, а карточку искать некогда. Впереди - дверь туалета. Петр, стиснув зубы, рванул к ней быстрее обычного. Когда он почти добежал к двери, во рту раздался болезненный хруст, и челюсть сомкнулась еще сильнее. Петр ударился телом о дверь и тут же запустил руки в карманы в поисках карточки. Из-за угла появились восемь кричащих человек бывшего экипажа 'Термодобытчика'. Карточки в карманах брюк не было. Сознание Петра сжалось до размеров грецкого ореха, и он принялся лихорадочно рыскать по всем карманам. Гончие приближались, и подбородок Петра был весь окрашен кровью, когда он наконец нашел карточку в грудном кармане и втиснул ее в идентификатор. Доступ был подтвержден, створки двери раздвинулись и Петр скрылся в них. Одно точное движение - и они снова сдвинулись, оградив его от преследователей. Петр прислонился к двери и опустился в сидячее положение, сплюнул между коленей раскрошенные зубы и сглотнул кровь вместе с кусочками зубной эмали. Дверь сотрясли многочисленные удары бывшего экипажа 'Термодобытчика':
- Открывай, сука!
- Открывай, чтоб тебя! Открывай, будь ты проклят!
И верещащий высокий голос:
- Открывай, Петя! Мы тебя не тронем!
Петр отошел у двери и приземлился возле окна, загораживающего жалюзями свет Омеги-14, звезды, которую они должны были расщеплять. Было прислано четыре корабля для добычи концентрированной звездной энергии. Гиперпространственный - почему бы не применить слово, использовавшееся в научной фантастике сотню лет, в качестве официального термина? - портал работал, и, будь бы такая возможность, Петр выбросил бы экипаж сгорать в атмосфере Омеги-14, а сам бы отправился на родную грязную Землю, и десятилетний срок в тюрьме 'Журавли' его нисколько не пугал. Но окно не открывалось ни вручную, ни дистанционно, а значит, заманить их в туалет и отправить в невесомость не представлялось возможным. Вентиляционная шахта была слишком мала, чтобы в нее влезть и - к счастью - чтобы вылезти. Оставалось лишь сидеть здесь и надеяться на Божью помощь - Бога, чье существование было научно доказано четыре года назад. Петр стал на колени, дрогнул от усталости, руки сложились в молитвенный жест и губы, сплевывая кровь, зашептали молитву, пока за дверью неистовствовали его бывшие сослуживцы. Барабанная стальная дробь не прекращалась ни на минуту, но сознание Петра, всецело обращенное к Богу, не удивилось тому, сколько у них сил. Петр молился, а стук в дверь стал менее частым и более громким. Дверь грохотала под сильным напором, когда Петр закончил молитву. Он, как и многие другие атеисты, начал верить в Бога лишь четыре года назад, и впервые он молился так рьяно и усердно. Но его вера еще не была настолько крепка, как у давних верующих, и он все еще боялся, хотя страх и был приглушен надеждой на высшее спасение. Надежда дала щель вместе со створками двери. Петр мог заметить игру света между ними. Крики восторга ворвались в уборную, и удары прекратились. Разум Петра, еще не отбросивший рационализм, тут же принялся искать другие пути спасения. Взгляд метался по сторонам уборной, прежде чем остановился на эмалированной скульптуре унитаза. Что лучше: умереть от своих рук или от чужих? - раздалось в голове у Петра Аполлонова. Когда восьмерка безумцев пробьет щель, достаточную, чтобы влезть внутрь, его ждет мучительная и болезненная смерть. Петр встал и подошел к унитазу. Раздался тревожный крик, и удары в дверь возобновились. 'Не успеют' - подумал Петр и содрал рубашку. Скомкал ее, просунул в горло унитаза и спустил воду. Когда внутри унитаза образовалось озеро, достаточное для того, чтобы похоронить голову, Петр стоял в ступоре. Мысль о самоубийстве противоречила его инстинкту самосохранения, но мысль о том, что его бывшие коллеги ворвутся внутрь и разорвут его на части, побудила его опустить голову в пучину смерти. Внутри были приятные клокочущие звуки и даже стальной звон был не таким страшным. Петр ждал, пока запас кислорода в легких не исчерпается, и, когда легкие свело ноющей болью и грудную клетку начало судорожно сжимать и расширять, он вцепился руками в унитаз. Мозг пронзали молнии, легкие болели так, как никогда в его 38-летней жизни, а руки, налитые сталью, в подтягивающем движении держали тело, не давая ему выйти из-под контроля и вырваться из смертельной пучины. Петр отчаянно тряс головой, раскрыв глаза, и, не в силах сопротивляться, вдохнул. Сознание ослабло и постепенно начало угасать. Когда оно достаточно угасло, Омако-Си, наконец, проник в его разум и перехватил все нервные связи. Затем поднял тело из озера внутри унитаза, и, обессиленное, оно повалилось набок, извергая из легких воду. Бесконтрольное, оно лежало до тех пор, пока Алиса, самая маленькая из бывшего экипажа 'Термодобытчика-1', пролезла через дыру в створках дверей и, подбежав к телу, принялась извлекать ему из легких воду и делать массаж сердца вместе с искусственным дыханием. Омако-Си, созерцающий темноту внутри глаз Петра, поразился, как ловко и умело она выполняет этот комплекс упражнений, который был знаком всем Иннит, когда их форма существования еще была гуманоидной (он прочел это слово в мозгу Петра). Наконец, появилось дыхание, сознание, теперь полностью подконтрольное Омако-Си, включилось, и Омако открыл глаза:
- Садо щти вом вуалет? - произнес он на иннитском: 'Тела еще не устали?'
Алиса, вернее, Ренур-Си, рассмеялась:
- На-ка! Хико на распурсат! - 'Нет! Пошли к пультам!'
Тело Петра поднялось, сплевывая воду - Омако-Си быстро привык к новому телу, хотя не носил тела уже 70 оборотов Си вокруг Хаса- и пошло к двери. Несколько новых дружных ударов тел, теперь принадлежавших жителям Си, сделали достаточную дыру для того, чтобы в нее мог пролезть Омако. Девять бывших членов экипажа 'Термодобытчика-1' пошли к пульту управления солнечной энергией. Там их встретило тело Алексея, успевшее застрелиться перед тем, как в комнату вторглись восьмеро безумцев, жаждавших удушить его и тем самым ослабить его сознание перед тем, как туда вторгнулся бы Омако. Но мертвое тело было совершенно бесполезно для них. Омако убрал тело с кресла и сам сел на него, удобно устроившись перед пультом. Другие кресла заняли Марма-Си и Виско-Нот.
- Говорит Земля, 'Т ермодобытчик-1', доложите ситуацию - раздалось в наушниках у Тамар-Си.
- Земля - 'Термодобытчик-1', ситуация в норме, ведется добыча энергии - прочел Тамар-Си в ответ из мыслей командира 'Термодобытчика' Николая.
- 'Термодобытчик-1', вас понял, продолжайте - попрощался голос.
Зонды, опущенные в атмосферу Омеги-14 - Хаса, как ее называли Инниты - выплескивали высокоэнергетическую магму через трубы в накопители и снова впитывали ее. Индикаторы температуры в накопителях вместе с индикаторами наполненности накопителей увеличивали свои показания. Все четыре корабля одновременно начали вести добычу звездной энергии, выведя послушные механизмы из профилактического простоя. Высший разум Иннитов - Хомаскат - лично координировал работу. Через две недели и два дня, когда накопители были достаточно заполнены, в космосе рядом с Хаса появились зеленые светящиеся образования. Они мгновенно слились в огромный полый шар. Корабли втянули зонды и вышли из атмосферы Хаса на достаточное расстояние, рядом с зеленым полым шаром, чтобы отстыковать накопители. Появились новые зеленые образования, они впились в шар и тут же стали трубами, присосавшимися с другой стороны к накопителям. Раскаленная солнечная энергия, движимая телекинезом, потекла в шар. Первый заход заполнил шар на пятую часть. Накопители вновь втянулись в корабли, и корабли ушли в атмосферу Хаса. Когда шар, наконец, заполнился полностью, со звездной магмой стали происходить изменения. Она медленно меняла цвет, превращаясь из ярко-красной в ослепительно-белую. Слившиеся Инниты контролировали этот процесс на ионном уровне. Шар, заполненный белой нестабильной плазмой, понесся в невидимую - для людей, не для Иннитов, люди регистрировали ее лишь на приборах - гиперпространственную воронку.
Люди, мирно прогуливающиеся по улицам Земли, не поняли, что это за яркая вспышка в их небе. Шар с нестабильной плазмой врезался в Землю и мощный взрыв сотряс всю планету. Города превратились в пыль, вся жизнь на Земле, растительная и животная - в мелкий пепел. Вода, не успевшая испариться, выплеснулась из Мирового океана и унеслась в космос. Земля теперь была похожа на надкусанное яблоко Стива Джобса, выполненное в 3D и серое. Зеленые образования, составлявшие негогда шар, исчезли и в нематериальном состоянии понеслись обратно к Си через гиперпространство. Хомаскат возликовал, и его ликование передалось всем Иннитам. Ликовали Омако-Си и Ренур-Си, ликовали все, кто был в 'Термодобытчиках', ликовали те, кто несся через гиперпространство домой, ликовала вся планета Си и Нот. Пришельцы с планеты Амо'ра были уничтожены, и никто больше не посягнет на энергию их солнца. Так было много раз, так будет много раз, и каждый раз Инниты будут оберегать свое солнце, пусть и ненужное для их собственного существования, но дающее жизнь всем остальным существам, населяющим Си и Нот.
Комментарии к заявке #1: Сан Саныч

vad
Идея не плохая, но написано так, что тянет только на стеб. Особенно потрясла сцена самоутопления ГГ в унитазе:))
М.Т
Присутствуют излишние подробности по тексту. Благодаря им, он стал больше и мене читабельнее. Ну мне просто не инетересно, чем он там занимался и чем грезил. Если ГГ убегает в панике от толпы, ему явно грозит что-то неприятное. И имхо там нет времени о чём то думать. Либо ты в панике, либо ты с тонким расчётом бежишь, вспоминаешь прошлую жизнь и целеноправленно прячешься в туалете. Хрень. Когда ломишься от собаки, ладно первые мгновения это паника, а дальше уже пытаешься думать. Я этого не вижу тут ну не как просто.
Далее. Про бога. Оно ваще зачем? Так просто? Или там есть смысл что, если мало веруешь те не поможет он? Дык он и не помогает тем кто сильно в него верует. Есть примеры и оч много. Короче долой строфы про бога. Ляпы присутсвуют типа: люди-люди, иниты-иниты. Можно разнообразить как то. Далее научные термены про шар и уничтожение земли имхо тоже не надо. Вы Головачёва начитались? Когда читал сиего автора пропускал те страницы где рассказывалось, что такое синхробинитинифозатрон. И вообще где смысл? Недогнал. Извините я плохой читатель.
сибиряк
Длинно, путано. Сложно для моего понимания. Не трогает.


Внеконкурсные заявки

v1: Волжанин (вне конкурса).

Дата: 17/08/2012 21:26
И каждый раз:   Когда исполняют 'Рио-Риту', у Сергея Абдулыча в душе наворачивается слеза, скупая, послевоенная. Хотя он никогда не видел войны, родился, когда уже все было отстроено. Но почему он так остро ощущал те годы? Будто сам только что вернулся с фронта, и ему жаль друзей, которые не могут слышать эту музыку, видеть женщин. А еще под эту музыку, называемую в переводе 'Небо над Парижем '( музыку ставил на московской даче сосед Абдулыча , звукорежиссер, - а уж у звукорежиссера-то звук чист и пронзителен) - под эту музыку, отвернувшись через перила от гостей в сад, к неподвижным яблоням, мураве, будто это окраина деревянной танцплощадки, а в стороне - танцы, смех, он отчетливо видел молодых родителей, жениха и невесту 1945 года.
Мать в цветастом сарафане , с изящными заколками у виска в черных вьющихся волосах и непременно в туфлях на белые носочки. А отец , конечно же, в военной гимнастерке! Влюбленный , ошалевший сержант, с пилоткой, пропущенной под погоном... Потеряны братья и сестра. Он прошел сквозь огонь, а она, выпускница школы, копала всю осень и зиму окопы на второй линии обороны, а после катала валенки для фронтовиков. Как же?! Все кончено! А 'Рио-Рита' , такая пикантная, даже бесстыдная ( да и черт с ним - ведь Победа!) предлагает счастливую жизнь!
  Прошло и то время, когда Адулыч подрос , чтоб дотянутся до клавиш радио 'Восток', внутри которого люди покрикивали, лазили по мачтам кораблей, атаковали и Михаил Девятаев улетал на немецком самолете с вражеского аэродрома. Абдулычу все хотелось достать те корабли, посмотреть, наконец, на этих удивительных человечков, стреляющих, бастующих: Затем наступала суббота, и девушки хорошими голосами пели: 'В субботу вечером , в субботу вечером!..'. Становилось уютно на душе и радостно, что прошел последний рабочий день недели, завтра выходной, и родители днем будут дома. А в воскресение поедут куда-нибудь в гости, родни была целая куча, и все фронтовики, - поедут в Караваево на деревянном трамвае, с двумя пересадками. Будут пить водку из графинов, закусывать куянами, а по пути домой, играя на баянах и аккордеонах, обязательно с кем-нибудь подерутся в прямо в трамвае -куча гостей против кучи гостей. И отец будет дома говорить : ' а хорошо я одному всыпал!' - 'драчуны, - скажет мать,- и ведь каждый раз дерутся' - 'та ладно! - отвернется отец, - если бы не ты: Зачем за рубашку тянула? Из-за тебя вот!..- упрекнет, растирая у зеркала кровоподтек под глазом. А завтра, встав пять ура, все эти драчуны, по сути юнцы, недавно отстоявшие родину, поедут на работу- стоять у станков, поднимать индустрию. И будет у них на все про все всего один день - воскресение: и постирать, и на рынок сходить, и в гости съездить. И потому так люба эта передача ' В субботу вечером'
  - Тяжело , сынок, было , - скажет мать, уже старенькая. - Постирай-ка белье! Колонки на улице нет, носила на коромысле через овраг. И в гололед, и в грязь. С Центральной на Ново-Пугачевскую, а сколько воды на вас четверых надо?! Отец оставался подрабатывать - денег не хватало.
  - А зачем столько родила?- скажет Абдулыч.
А жить-то хочешь! - сузит сиреневые глаза мать, и долго будет молчать, сердитая.
Затем расслабиться, погладит себя по коленям.
  - А я детей любила, легко вас рожала. Вылетали, как намасленные, - золотые какашки! Ты просился четвертый. Отец уговаривал сделать аборт - не потянем. Я отказалась:
  Абдулычу было неприятно осознавать, что он чуть не стал жертвой аборта. Мать оставила его - и не прогадала. Дети быстро рассеялись, как щенячий приплод. Брат утонул малолетним, одна сестра уехала в Прибалтику и забыла о существовании родни, другая неизлечимо заболела - все по больницам. Заботы о пожилых родителях легли на его плечи. Он приезжал мыть парализованного отца. Одна нога у него не сгибалась, торчала , как стрела крана, и стоило больших хитростей, чтобы вынуть его из ванной. Отец весил более ста килограмм, был велик ростом, приходилось нагибать выскальзывающее тело вниз головой, чтобы одеревеневшая нога, цепляя трубы, шланги, натянутые лесы для белья и зановески, описала в воздухе хитрую дугу и , сбивая повешенные тазы, забирая на флаг полотенце, вместилась, наконец, у потолка в угол двери. Покрытого простыней обтирал его Абдулыч с любовью. У отца при этом было детское выражение лица, послушно принимающего заботу.
  После двух инсультов Сергей был насторожен, приезжал каждый день, делал уколы, давал аспирин. Отцу стало легче. Абдулыч возражал, но мать кормила больного как на убой. Все женщины на его поселковой улочке становились благочинными при одрах болезных супругов - и тетя Маша, и тетя Настя, и тетя Нюра, и ревностно следили за товарками. Так тетя Маша, уже вдова, поведала как-то Абдулычу, что Нюра-то ходила с ревизией к Рыжовым, пенять Насте - мол, не так сморит за Васей. Мать Абдулыча, как вирус в кармане передника, перевезла в новое место эту бабскую честь . Браво расправляя плечи, заходила к немому мужу. Ставила перед диваном стул, на подносе первое, второе и третье ( хотя раньше кричала: 'клади себе сам! А не нравится - не жри!') И обязательно с улыбкой превосходства и снисхождения, будто с барской руки - рюмку водки! 'Конечно, ты не подарок был . Но вот - выпей. Я добрая!' - стояла и с улыбкой глядела на беднягу, подбоченившись.
  Родители всю жизнь, как и все местные, ссорились. Так было и в тот день. Отец о чем-то жаловался Аблулычу, мычал и плакал, показывая пальцем на жену. Абдулыч сам тогда повздорил со своей женщиной, никчемной вообщем-то бабой, сильно переживал, а тут канючил и канючил, как несносное дитя, батюшка . В конце концов, Сергей одернул его : ' Хватит!' А потом уезжая, лишь пожал своей большой пятерней обе его руки, схваченные в пальцах( после окрика отец сидел на диване, сникший) , пожал, не оборачиваясь, разговаривая с матерью, 'ну пока' - сказал и уехал.
  Прежде такого не было никогда. Абдулыч знал, что значит два инсульта. Знал, что третий - смертельный, и каждый раз, уезжая, настраивался на прощание особо. Болтая чепуху, цепко схватывал глазами дорогое лицо, облекал в оберег - увозил с собой. И что-то подсказывало ему , что отец теперь в безопасности, отец в броне.
  А тут засуетился, оставил без защиты, - и той же ночью, не дав опомниться, к Сергею в окно громко постучали:

Казалось, только тогда Абдулыч понял, как мать любила отца. Придя на другой день после похорон, он увидел в ее глазах страшное сиротство. Она быстра вышла к нему из другой комнаты, одинокая, потерянная, и по ее взгляду, по тому , как она разглядывала его, ощутил, что она рада не только сыну, но и тому что сын в своем лице принес ей живой портрет мужа, того, молодого...
  Мать кормила сына , как и мужа, принося еду на подносе к дивану, где он лежа читал.
  - Да что ты, мам, я в кухне поем, -говорил он отрываясь от книги. - А это зачем?
  Указывал на стограммовую рюмку водки, глядя на мать. А та с довольной улыбкой стояла в отдалении, сложив на груди руки.
  - Пусть! - говорила, - пусть будет, как у всех мужчин.
  Абдулыч давно был в завязке, и запах водки был ему неприятен. Но чтобы не обижать мать, лишь отодвигал граненную рюмку в сторону .
  Тогда грянул дефолт. Заработок Абдулыча , что лежал привлекательной кучкой, будто поела крыса и ушла, оставив труху. Как многие мужики, он выкатил свою 'классику' и стал извозчиком. Работал по ночам. Иногда к нему садились по двое , по трое не хилых парней, то ли подвыпивших, то ли уколотых, называли адреса трущоб, спрашивали, какого года машина. Тогда часто сообщалось об убийствах таксистов. И, заезжая во мрак окраинных переулков, где стреляли и шла криминальная война, Абдулыч переживал, что семерка у него новая и ожидал нападения.
  На Профсоюзной, где останавливались бомбилы на перекур, каратист Сухов стоял посреди круга. Из коротеньких рукавов его клетчатой рубашки выпирали солидные мышцы.
  - Вози с собой шило, - говорил он, узя глаза, и лицо его становилось каменным. - Бей в лоб. В лобовую кость, в глаз! - мощными и короткими тычками он заводил руку за голову, показывая, как это надо делать. - Шило возить слева. Обычно садятся две, трое. Тот, что спереди, наваливается на руки, чтобы ты не подсунул пальцы под накинутую удавку. Высвобождай левую и работай!
  Бомбилы смотрели на Сухова угрюмо.
- Чего? - спрашивал Сухов, недовольный молчанием. - Боитесь убить ? А они - что хотят с вами сделать? Бей в глаз, в тупые мозги!

Абдулыч начал возить шило.
  Однажды села семейная пара. Подвыпивший муж в конце пути , вынул пятидесятирублевую бумажку, свернул в трубочку и, забившись в угол, начал клоунничать:
  - Видишь, денежка. А я не дам. Вот она!
  - Перестань! - сказала жена. Милая на вид, пухленькая женщина, сделала лицо строгим.
  Адбулыч смотрел в слабо освещенную темноту, вел машину молча. Скандала ему не хотелось.
  - Гляди, зеленая! . .
  - Отдай! - сказала жена, видно было, что она недолюбливает мужа. Тот не обращал на нее внимания и продолжал кривляться.
  Сергей остановил машину, опустил руки на руль, сказал миролюбиво:
  - Парень, прошу тебя, не надо.
  - Угу-гу-гу! Ты чокнутый, дядя:
  -Парень, не надо, - выдавил Абдулыч уже страдая, он все глядел на панель.
  Парень был такого же сложения, как и Абдулыч. И если Абдулыч ему проигрывал, то лишь невыгодным возрастом, да заработанным за рулем радикулитом.
  - Ну чо встал, топи! - не унимался парень, - гы-гы-гы!
  Абдулыч вынул ключи зажигания, вылез из салона, обошел машину, раскрыл пассажирскую дверь и попросил парня выйти, пройти за поребрик. Они встали друг перед другом на лужайке улицы Зорге; проезжающие автомобили освещали их фарами.
  Вышла и прошла на газон и жена парня.
  - Будешь платить?
  - Ты чо - дурак? Я ж те сказал!..
  Абдулыч левой схватил его правую руку, где потела купюра , а правой жестко всадил в бороду. Тот сел. Но деньги не выпускал.
  -Ты, когда работаешь, зарплату требуешь?.. Я тоже работаю: Покупаю бензин... Ремонтирую машину: Кормлю семью:
  Каждую фразу он сопровождал коротким ударом, парень лег, и кулак его начал разжиматься...
  Абдулыч вырвал купюру, шагнул к машине... вдруг шагнул к женщине. У нее на глазах порвал пятидесятку в клочки. Сел в машину, погасил габариты - и ' семерка' взревела...

  А на другой день, за неделю до отъезда в Москву, ехал тем же маршрутом - по Гвардейской в сторону Даурской. Переехал мост и вдруг увидел в зеркало заднего вида: из-за выпуклого моста , как с трамплина, вылетают мощные иномарки. Впереди кортежа - две машины ГАИ , что-то кричат про громкой. Он убавил звук музыки и услышал: 'Водитель синей 'семерки' прижаться вправо и остоновиться!' Сергей ехал по левой стороне, вдоль разобранной трамвайной линии, и никому не мешал: улица была широка и на удивление свободна; выехавший со двора Абдулыч не знал, что все давно перекрыто.
  'Стоять!' - орали из летящего 'Мерседеса' с работающими проблесковыми маячками.
  - А пошел ты! - Абдулыч тихо продолжал движение. Да и пересекать путь кортежу по диагонали, чтобы уйти, как требовали, вправо, - это риск быть сбитым, ведь они на своих тяжеловесах гнали под сто тридцать ! Громкоговоритель ГАИ захлебывался угрозой... и, улетая вперед, крикнул постам у очередного светофора: 'Синюю 'семерку' оформить!'. Кортеж, в машин двадцать, словно это были мировые гонки, промчался мимо, раскачивая обрывками вельможного ветра его машинешку.
  На углу Даурской его остановили гаишники, забрали водительские права. Оказывается, везли дочь Ельцина на волжский правительственный пляж - 'освятить ее мясом местные воды' - подумал Абдулыч.
- Что же вы не соблюдаете правила? - миролюбиво говорил лейтенант, оформляя бумаги в автомобиле. Сзади него, прячась от солнца в глубине салона, сидел еще один офицер.
  - Дорога была свободная, - ответил Абдулыч.
  - Вы должны были уйти вправо и встать.
  - Я чо - смерд? - сказал Абдулыч, сдерживая раздражение, - стоять и дрожать?
  - Ну, вот и поплатились: полгода будете без прав, - сказал лейтенант; он был из районного 'гаи', и не особо сетовал - приказали из президентского сопровождения 'оформить', вот и оформляет.
Абдулыч понимал, что лишился заработка на полгода. Негодование, вызванное еще в машине словом 'стоять!', наполняло душу, и он едва сдерживался.
  - Знаете что, товарищ лейтенант, - сказал он. - Вы уж извините:Может, вы человек хороший. Но я вам скажу: Я НИКОГДА НЕ 'ВСТАНУ'. Повезут еще раз - опять не 'встану'
- Ну, еще раз лишат.
- Пусть, но я - не холоп! Я вырос не в этой стране. Я в СССР воспитывался:
  - Ну, тихо, тихо!- предупредил лейтенант, - у нас - пишет. Сдадим в ФСБ.
  - Она моего ногтя не стоит! - качнулся на сидении Абдулыч.
  - Кто 'она'? - вдруг спросил капитан, сидевший сзади.
  - Ублюдина, которую провезли... благодаря которой случился дефолт, благодаря которой я остался без средств, без работы и вынужден жить на чужбине.
- Вам мало полгода? - сказал лейтенант.
- Начхать теперь уже...
- Все идите, - лейтенант начал укладывать бумаги в планшетку.
  Абдулыч вышел из автомобиля. У него кружилась голова от потрясения, и он не мог сосредоточиться - забыл, в какой стороне стояла его машина. Наконец увидел перекресток и шагнул в ту сторону: А его фамилию кто-то неоднократно выкрикивал: Он обернулся: из гаишного авто, где он только что сидел, приоткрыв дверь и высунувшись, кричал лейтенант:
  - Завтра зайдите в Вахитовское ГИБДД, 2-ой кабинет!
  - А чо там еще делать?- со скомканным лицом, в раз ссутулившийся, отмахнулся Абдулыч.
  - Если не хотите , чтоб на год лишили...
  Идти в ГИБДД Абдулыч даже не собирался. На самом деле - что там еще делать?
  Ехал домой как обворованный.
  Но утром ноги сами повели в районное отделение .
  Единственный коридор учреждения пустовал. Не то что в городском ГИБДД, где толпами кишели автомобилисты. Кабинет ?2 - крашенная синей краской дверь - находился прямо перед входом. Абдулыч слегка стукнул костяшками пальцев о фанеру, приоткрыл дверь и увидел вчерашнего капитана. Теперь тот сидел за столом, и Абдулыч мог его разглядеть: примерно одних с ним лет, погоны обветшалые, судя по возрасту - полжизни в этом чине, и потому нет интереса пришивать новенькие; лицо капитана показалось даже знакомым.
  Офицер потянулся к каким-то бумагам, взял, пододвинул к краю стола.
  - Вот подпишите... Здесь и здесь.
  Сергей не глядя подписал.
  Капитан оторвал бланк, протянул:
  - Идите в банк, тут, за углом, заплатите и чек принесите сюда.
  Абдулыч глянул: в бланке значился штраф... на восемьдесят рублей! В те годы штраф минимальный.
  Он обратил непонимающий взгляд на офицера...
  - Быстрее, - сказал тот, не поднимая глаз, - через двадцать минут мне ехать.
  Когда Серей получил права и, от растерянности забыв поблагодарить, шагнул к выходу, схватил ручку двери, но вдруг обернулся - и ,черт знает, что было написано на его лице! . . капитан закричал:
  - Уходите быстрее!

Он стал жить на подмосковной даче возле местечка Черная Грязь. Говорят, Екатерина Вторая, путешествуя из Петербурга в Москву, выходила здесь из кареты на горшок и, увидев торфяную жижу, воскликнула : 'Ах, какая черная грязь!' Отсюда, мол, и название.
Почвы в тех местах действительно пучинисты, разухабисты поймы рек. Если рыть котлован для дома, в него сразу проступит вода, как в днище рассохшейся лодки. В котловане можно купаться, а если махнуть рукой, из разочарованья, из лени, или если тебя подстрелят, то в память о тебе останется дикий пруд, зарастет камышом. И станут в той прозрачной воде плавать лягушки, изящно раздвигая длинные, как у акселераток в мальдивском бассейне, ноги. Мальчик наловит в соседнем водоеме пескарей , перенесет в бейсболке и выпустит в пруд - на разводку. Чтоб на следующий год рыбачить прямо с огорода и выудить ту самую рыбку, а может, даст бог, и леща! - ведь неисповедимы ходы подземных ключей, сообщающихся с океаном! Ведь возьмешь здесь в руки геологоразведочные веточки, или проволоку, шаг шагнешь - так и закрутятся, как сумашедшие: копай колодец здесь, можешь там, - богат будешь пресной водой! Той самой, за которую в пустынях обещали пленниц, верблюдов, коней !

Абдулыч привез на новое место рыболовные снасти. Но не рыбачил. Иногда поднимался на чердак, раскладывал бамбуковые удилища, очень старые, с пожелтевшей лесой и ржавыми крючками, на которых еще угадывались останки навозного червя. Вспоминал рыбалку в высоких резиновых сапогах, которые вдруг сплющит вода, будто ударит сом, в садке на траве - разинутые в муке рыбьи рты, предсмертные рыбьи крики:
  Зимой, когда долго нет снега - до января, а мороз губит все живое на земле и под землей, лед на мелких прудах взбухает, упираясь о дно. Становится выпуклым, как стекло лупы. Плющит оборотной стороной о дно и плотву, и растения. Котлован же, вырытый под дом, глубже,- не оставит далеким палеонтологам скелеты отпечатанных особей, кроме ржавых узоров на пластах серой глины, - то ли от сгнившей сетки-рабицы, то ли от кольчуг загнанных в пойму и утопленных близ столицы ратей. И рыбаки долбят на огородах лед пешней, сверлят буром и сидят, сидят у своих крылец , будто на великих реках :
  Такими рождественскими утрами он сидел в тулупе на высоком крыльце с чашкой кофе в ладонях, жмурился и цедил коричневую кровь тропиков. Запах щекотал, как веточкой, ноздри. Лес гостем входил к нему на двор березами и наряженной в честь Нового года елкой, которые он посадил. Среди них березка - ровесница дому: копая фундамент, увидел кустик, величиной с травинку, ковырнул, бережно отнес в ладонях в сторонку, усадил в ямку, примял и каждый год обрывал вокруг буйную поросль :И вот выросла красавица!
  Первые месяцы лета в последние годы были знойными и колючими. Но спасал август, тихий и мягкий, с чуть вянущей листвой. Ласкал ненавязчиво, словно зрелая роскошная женщина с легкой проседью. Соседи уже снимали в парниках помидоры. Ночи постепенно становились прохладными. За лугом, на той стороне речки, как батальоны, уже притаились туманы и готовы были выдвинуться к пойме.
  По утрам Абдулыч обматывался полотенцем и шел к купели, сложенной из брусьев. Опускаясь в ледяную воду, смотрел на лягушек, раскачивающихся на дощечках, нарочно брошенных, чтобы они сидели на них, как моряки на утлых лодках. Прежде лягушки его пугались, ошалело бросались в стороны и, растягивая ляжки, уползали в щели. Теперь мало обращали на него внимания, жмурясь, поглядывали, как он окунался, и, кажется, даже испытывали наслаждение от усилившейся качки . Взяв в руку дощечку, он их катал по глади купели, и они не возражали.
Звукорежиссер Коля тогда сломал ногу, лодыжку, ее загипсовали. Как раз у него госттла мать, еще прочная женщина 83 лет. Коля , полулежа на диване, стал командиром для всех домашних и гостей . Маршальским жезлом были костыли, которые лежали у него груди. Из присутвующих больше всех суетилась его матушка, только и ловила глазами, что хотчет ее 60-летний мальчик.
  И глядя на это, Серей вспоминал о своей матери. А когда играли 'Рио-Риту', невольно отворачивался в сад, в полутьме различал мураву под яблоней - и опять ему виделись в танце двое влюбленных, прошедших войну, - сержант и стройная девушка с густыми волосами на плечах.
  'Наверное, опять поет в одиночку и вяжет мне оранжевые варежки и фиолетовые носки' - думал он.
Мать распускала все, что привозила ей из поношенных вещей родня.
- Да ты с ума сошла! - говорил Абдулыч по приезде, когда она показывала ему огромный красный берет с петлей и помпошками на макушке.
- А что? - вскидывала брови. - Как раз в бане париться. Примерь уж!
Она стала вовсе старенькая, ростом ему по грудь, вся седая, сухонькая . Сидела на диване, сверкая спичами , и о чем-нибудь рассказывала.
- Вот слушай дальше. Закончил он гражданскую в чине офицера. Я маленькая была. Помню, он сушил на завалинке свою полковничью шинель, папаху. Сапоги пропитывал печной сажей. Деготь не любил.
- Он у нас, - улыбался Аблдулич, - кажется, поручиком был.
- Сначала - да, поручиком, - говорила невозмутимо, - выполнял поручения царя. Это когда охранял его в Ялте. Они по Черному морю на лодке катались. У-ух! Тридцать три гребца! Все в папахах, а погоны! . . - мать вскидывала и крепенько сжимала в воздухе кулачок, - как жар горели! Те гребли, а папа сидел возле царя. Я там была , в Ялте-то. Это в каком году? . . В 62! Они гребут, а папа - управляющий. Рулем управляет. Царь любил, когда папа пел. Лодка летит, качается. А папа поет: ' И княжну свою бросает в набегавшую волну'. Тогда у царя дочка родилась. Не дочка , а не знай кто. То ли лягушка , то еще что, - мать принагнулась над вязанием, сощурилась, будто что-то в прошлом разглядывала. - Царь велел ее запаковать в бочку и сбросить с горы. И вот они бочку законопатили, и там, в Ялте (там гора большая есть) катят! Все тридцать три человека. Бочка подпрыгивает на кочках, люди бегут за ней, кричат и подталкивают. А папа отказался катить бочку. Царь увидел это и говорит: ' Ты зачем, Исхак, отказался?' - ' А я, говорит, не могу ребенка убить. Пусть даже это не дитя, а лягушка' - Царь и говорит : 'Добрый ты человек , Исхак!' - и подарил ему за это золотую саблю. Вот отец ее с гражданской и привез. Я все с кисточкой играла. Привяжу ее к волосам и бегаю,как царевна.
Эх, сынок, не знаешь ты, какой у тебя дед был! Глаза синие, усы черные! Не даром у него две жены было, жили в разных половинках, роды друг у друга принимали. Мама была младше отца на двадцать лет. А потом у нас все отняли, даже посуду, отца посадили. У меня ведь сынок еще два брата сводных было, погибли во время войны.

Абдулыч любил слушать ее рассказы, уютно было на душе, хорошо.
  В те годы, странное дело, мать , заканчивая какой-нибудь разговор, как бы между прочим произносила: 'Гафу ит, улым' - 'Прости, сынок!' .
Сначала Абдулыч на это внимания не обращал. Но подобное стало повторятся часто.
  Поправит перед уходом его кашне, стряхнет пылинку с пальто. 'Прости, сынок' - скажет и уйдет в кухню , опустив голову.
Абдулыч, человек от природы тактичный и стеснительный в таких ситуациях, ни о чем не спрашивал. Может, это глубокая материнская тайна. Но сам мучился. Что она имела виду? Может, все же хотела сделать аборт, но врачи сказали, что поздно. Может, они с отцом жалели, что утонул не он, а старший сын, очень красивый и кроткий? А может, просто желала ему смерти, когда он крепко пьянствовал? Ведь мать соседа- алкоголика , доведенная до отчаянья, кричала тому лицо: ' Хоть бы ты умер! Поплакала бы, похоронила, не мучилась бы так'
И только через несколько лет, как бы шутя, он спросил у матери об этом прощении.
- А? - оборвала она, - ничего я не просила! - и ушла в кухню.
Лишь потом до него стало доходить, что возможно это обыкновенное чувство материнской вины: прости, сынок, что я твоя мать, прости, что я есть, прости, что есть ты, за все прости:
  Когда он уезжал в Подмосковье на нее находило сущее горе. Она не знала, как искупить перед ним вину, что вот остается, а он вынужден отбыть на чужбину, где-то трудиться...
  В дорогу она пекла ему перямячи, пироги, на рынке покупала разноцветные полотенца, красивые чашки. Пред поездом, не смотря на то, что он уже попрощался, обнял и крепко зафиксировал - сохранил ее до будущей встречи, выходила провожать. В темноте все плелась и плелась - до самой Даурской. И когда он переходил улицу, отходил дальше, где удобней поймать такси, все стояла. Возможно, уже не различая его силуэт в темноте. Абдлуыч знал, о чем она думала...
  В тот август он не выходил на Даурскую, отъезжал от подъезда на своей машине. Мать норовила засунуть в салон вещи, от которых он еще дома отказался. Пока он возился в багажнике, незаметно запихивала в салон.
  - Ну, ее мое, мама!
Он вытаскивал ненужную сумку обратно.
- Тогда, сынок, одеяло возьми, - она прижимала к груди шерстяное покрывало, - вдруг в лесу ночевать будете.
- Не открывай дверь, собака выбежит.
  Раскачивая салон, в машине грохотала на прохожих овчарка, а при открытии двери норовил убежать оглоушенный его басом кот...
  Сергей отнял у матери сумки и, строгий, уже уставший что-либо доказывать, сложил на бетонную балку у въезда во двор.
- Ну как это?! - недоумевала мать, и будто из воздуха, по волшебству, в руках у нее оказалась авоська с яблоками.
  -Знаешь что, мама! . . Голову морочишь. Я забуду что-нибудь важное!
Он опять собрал вещи, сложил у нее на груди, взял за плечи, развернул и жестко отвел ее к подъезду. По-сыновьи требовательно сказал - иди! Когда держал за плечи и вел, она как-то испугалась, три шага скоро просеменила... а он, не попрощавшись, быстро, как убегают от канючащих детей, подбежал к машине, сел и уехал...
Он забыл попрощаться.
Как и с отцом.
Его будто усыпили - и это сделала мать, сама в те минуты будто заколдованная...
А потом, 23 августа, на рассвете его разбудил сотрясающий вселенную мобильный...
С тех пор прошло уже пять лет. Пять лет Абдулыч жил сиротой. Иногда по ночам, глядя в темноту, не вытирал набухших слез, которых никто не мог видеть. И произносил для кого-то банальные, а для него потрясающие, с каждой строкой бьющие все сильней, слова:
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

  10 августа 2012 год
Комментарии к заявке v1: Волжанин


v2: Закольц-Варшавский (вне конкурса).

Дата: 22/08/2012 03:04
Так случилось: мне всё равно,
что за солнце по небу бродит -
где встаёт и куда заходит.
Я давно не смотрю в окно.
Там, на лужайке, трудолюбиво,
смерть свою отбивает косу -
закончит дело, войдет без спросу,
зубы оскалив в улыбке счастливой...

Каждой работе свой срок отмерен.
Звон отсчитывает мгновенья.
Секунды падают, как каменья,
счёт которым давно потерян.
Чем поможет звезды названье,
так ли важно планеты имя!
Звоном бьётся в виски поныне
время - лекарь и наказанье.

Настежь ставни!
И ярко, сразу -
солнце - жёлтым медовым тортом!
- Здравствуй, тетка в плаще истёртом!
Отдохнула бы ты, зараза!
Надоела ты, измотала,
сколько можно звенеть над ухом -
убирайся-ка прочь, старуха,
или места на свете мало?

А старуха серьёзно, тихо
отвечает:
- Разуй глаза-то.
Неужели я виновата,
что душонке твоей так лихо?
Что скрутило её от жути,
так, что неба видеть не хочет -
кто о страхе одном хлопочет,
тот и сроду не жил, по сути.
Солнце в небе сияет ярко -
ты хоть помнишь своё светило?
А оно для тебя светило,
рассыпая лучи-подарки!
Может, труса праздновать хватит?
Мало, что за окном творится -
для чего тогда и родиться,
если век свой проводишь в вате...

Из-под шали слеза сверкнула.
Дверь рывком распахнулась - воля!

А старуха взглянула с болью
и привычно косой взмахнула.
Комментарии к заявке v2: Закольц-Варшавский




В начало ОР Корчма