Дмитрий Казаков
Часть I
Глава 1
Ветер, налетевший из-за спины, был холоден. Свистевший вихрь примчался с севера, неся дыхание осени, запахи холодных дождей и ледяных скал. Простиравшиеся на юг леса были еще изумрудно зелеными, а небо над ними - легкомысленно-голубым, словно в разгар лета, но потоки воздуха, спускавшиеся с гор, шептали о скором приходе осени, хозяйки в желтом плаще. Пройдет дней десять, и она распишет леса алыми и золотыми красками, а когда забава ей надоест, сорвет с деревьев последнюю одежду, оставив их бесстыдно голыми.
Харальд вздохнул и повернулся лицом к северу.
С этой стороны хмурыми исполинами в белоснежных шапках синеют горы. Именно там, на вершинах, и рождаются свирепые ветра, несущие осень. Через грозные хребты еще предстоит пройти.
От размышлений отвлек крик, донесшийся со стороны лагеря. Похоже, зовут к ужину. Харальд слегка втянул воздух; уловил вплетшийся в ароматы леса запах слегка подгоревшей каши.
У костра собрались все, кого Харальд убедил отправиться в сумасшедший поход на север. Одних уговорил, других нанял. Всего пятеро. Опытные воины и путешественники. В светлое время охрану выставлять не стали; опасности, что встречаются здесь, незаметно не подкрадываются.
Харальда хлопнули по плечу, Асир подвинулся, освобождая место на бревне. Едва предводитель сел, сверкнули вытащенные ложки. Когда утолили голод, начались разговоры. Каждому есть что вспомнить.
Один рассказывал о службе у кого-то из магов, кто-то - о битвах со степняками, Гуннар, как всегда, похвалялся любовными победами. А Харальд сидел и молчал, глядя в костер. Оранжевые языки прихотливо изгибались, запах дыма лез в ноздри, точно так же, как когда-то дома, в родном замке...
Замок пропах дымом.
И не бесконечные осады и пламя военных пожаров были тому причиной, как хотелось бы думать, а всего лишь старые, плохо чищеные дымоходы. Да и замком кучу развалин, в которой жить можно только с большим трудом, называют только хозяева. Холопы же, равно как и соседи - да отвалятся их горделивые носы! - предпочитают пользоваться куда более понятными и простыми, зато менее звучными названиями.
Харальд тяжко вздохнул. Он, пожалуй, единственный, кто в замке не помешан на родовой чести. Называть вещи своими именами в присутствии братьев или отца – такое частенько заканчивается плохо. Хорошо, если дело обойдется лишь криками. Не повезет - схлопочешь затрещину.
Тяжко быть правдолюбцем в шестнадцать лет!
Юноша еще раз вздохнул и выглянул в окно. За коричневым шрамом наполовину заросшего рва торчит зеленая борода леса. Около замка надо бы его вырубить, да некому, давно обеднел род Тризов. Но чем меньше золота в подвалах, тем выше задираются носы - эту истину младший сын хозяина замка, Харальд фон Триз, узнал на собственном опыте, и узнал давно.
Лес тянется на запад, где всего в пятидесяти верстах кончаются освоенные земли. Дальше - непроходимые чащобы, где обитают косматые дикари, которые носят одежду из шкур.
За окном шел дождь. Капли роями летели из брюхастых сизых туч, стекали по потрескавшимся серым стенам, проникая в расселины, насыщая воздух в замке влагой. Дождь мешал любимой забаве - охоте, и из главного зала до Харальда доносились вопли пировавших родичей. И ему положено быть там, лакать крепкое пиво, поглощать плохо прожаренное мясо, вдыхать смрад факелов и орать воинственные песни.
За то, что его нет сейчас за столом, младший фон Триз позже получит выволочку.
Он вздохнул в третий раз. Юноша давно понял, что он не такой как все, и что именно эта чужеродность является истинной причиной враждебности родичей. Она, и ничто иное. Ее терпели до тех пор, пока младший в семье не особенно зарывался. Но стоило ему только сказать слово поперек…
Харальд решительно отошел от окна, прислушался. В невнятном реве удалось разобрать отдельные слова:
Бряцанье доспехов, страх и кровь врага!
Воспрянь Кабан на бой!
Так и есть, запели родовую.
Кабан красуется на гербе, и не просто дикая свинья, а свирепый вепрь. Всюду в замке скалятся кабаньи морды, подслеповато щурятся с облезлых гобеленов, выпирают из стен, злобно выставив клыки. Харальд родовой символ терпеть не мог. Тот отвечал молодому Тризу полной взаимностью.
Легко ступая, Харальд спустился по лестнице. Прошел мимо входа в главный зал, поморщившись от донесшихся резких запахов. Повернул в узкий коридорчик и оказался у двери, что стыдливо пряталась в темном тупичке.
Ключ от нее есть только у юноши, да еще - у старого слуги, который вечно забывает здесь прибраться.
Тихо проскрежетал замок. Тяжелая, словно каменная дверь с неохотой повернулась. Харальд переступил порог.
В просторном и холодном помещении тишина, лишь царапается за окном дождь. Запах пыли, особой, книжной! Полки до потолка, словно огромные зубастые челюсти. Библиотека. Ее собирали в те времена, когда фон Тризы были богаты, и слава о них гремела от Северных гор до Южного моря.
Но где те славные годы?
Теперь о библиотеке не помнит никто, кроме Харальда.
Разводя огонь в очаге, юноша перепачкался. Конечно, рядом с книгами зажигать пламя опасно, но без обогрева слишком холодно. Наконец, оно разгорелось, и Харальд присел на корточки, протянув к багровым языкам замерзшие руки.
Принялся лазить по полкам в поисках нужного тома. Старая лестница заскрипела под ногами. Но зато какое наслаждение испытал, взяв старинную книгу, погладив гладкую, чуть теплую кожу переплета.
К огню Харальд вернулся, зажав под мышкой толстенный черный том. Отблески пламени играли на обложке, словно на темном камне. В ее центре сверкала потускневшая, но различимая надпись "О магии". Младшего в роду Тризов давно тянуло к потаенному знанию, но книгу отважился взять только сегодня.
С бьющимся сердцем перевернул первую страницу. И забыл обо всем на свете. Погрузился в архаичный, перегруженный не до конца понятными словами текст, в рисунки, сколь тщательно прорисованные, столь и отвратительные. Канул в море нового знания, странного и терпкого на вкус...
Харальд не услышал, как открылась дверь. Он читал описание ритуала Обретения Силы, когда боль хищным зверем вцепилась в ухо.
- Ай! - только и смог сказать, а в ответ услышал гневный рев:
- Книжки читаешь? - отец, державший юношу за ухо, хорошенько дернул, чтобы молодой Триз как следует осознал тяжесть проступка, и попросту вытащил того из кресла. - Я тебе покажу - книжки!
Книга вывалилась из ослабевших пальцев и с глухим стуком упала на ковер. Запах пива и чеснока, исходивший от отца, оглушил. Боль в ухе стала нестерпимой, и пламя в жаровне сделалось багровым...
Пламя в костре сделалось багровым, и тут Харальда окликнули:
- Что, старшой, задремал? - ухмыляясь, спросил Хегни, первый балагур маленького отряда.
- Нет, думаю, - ответил Харальд.
- Да? - блеснули во тьме зубы Хегни. - Не может быть! Слышь, парни, он думает!
Взрыв хохота заставил костер зашипеть.
Пока Харальд предавался воспоминаниям, над миром воцарилась ночь. Ее черный плащ, расшитый жемчугами звезд, покрыл почти весь небосвод, лишь на самом западном горизонте осталась робко мерцавшая розовая полоса, напоминавшая об умершем дне.
Но спать, судя по всему, пока никому не хотелось. Дневной переход был не столь труден.
- Слышь, Харальд, а зачем мы туда идем? - спросил Иаред, старший из всех. - В населенных землях ты боялся говорить, но здесь-то нас никто не подслушает.
- Ты ошибаешься, - Харальд поднял голову, и узкие голубые глаза его блеснули в свете костра, в каждом появилось по багровому огоньку. - Мир полон невидимых существ, и многие из них служат магам, а я не хочу, чтобы чародеи узнали о цели похода.
- Разве могут нам помешать какие-то маги? - пренебрежительно усмехнулся Хегни. - Видали мы их! В гробу, в белом саване!
- Я предпочитаю думать, что могут, - отрезал Харальд. - Хватит разговаривать, пора спать. Завтра нам идти, и не меньше, чем сегодня. Хегни, если не ошибаюсь, сейчас твоя очередь сторожить?
- Моя, - весельчак увял, словно клен к осени.
С шутками и прибаутками принялись укладываться. Вскоре у костра стало пусто. Часовой сидел в стороне, неразличимый среди теней, и бдительно вглядывался в ночную темень. Людей в предгорьях нет, это верно, но существа, живущие здесь, ненамного менее опасны.
- Тревога!
Харальд вскочил, словно подброшенный. Разум еще окутывала пелена сна, но тело, тренированное и обученное, стремящееся выжить, все сделало само. Меч оказался в руке быстрее, чем Харальд про него вспомнил. Шершавая рукоять в ладони придала бодрости, и он смог оглядеться.
Земля вздрагивала, словно в ужасе. В круге света, что бросал не прогоревший еще костер, двигалось нечто темное, огромное. Сбоку от шагавшей горы мелькал человеческий силуэт, сверкала сталь.
Ходячий холм дернулся, и над лесом прокатился раздраженный рев. Уши заложило, зато Харальд быстро пришел в себя.
- Исполин! - крикнул он.
Остальные спутники были уже на ногах. Где-то за телом великана орал Хегни, отвлекая чудовище от костра и товарищей.
- Задержите его! - рявкнул фон Триз, отчаянно кусая губы. - Ненадолго! И я смогу его уничтожить!
Как стихийное существо, исполина можно заклясть и разрушить заклятием. Но дело в том, что любое колдовство требует времени, и пока Харальд будет готовиться, порождение гор просто убьет всех.
- Вперед! - по команде Иареда Гуннар и Асир бросились к исполину, выставив короткие копья.
Сам Иаред и Торвальд готовили к стрельбе луки. Гигант ревел и бесновался, пытаясь достать верткого Хегни.
Не выпуская из рук меч, Харальд отыскал сумку с магическими принадлежностями. Усилием воли успокоил зашедшееся было в страхе сердце. Некогда бояться, время слишком дорого. Ну и что, что никогда не доводилось сражаться с детьми стихии Земли? Все когда-нибудь случается в первый раз. И к тому же от быстроты и успешности его действий сейчас зависит жизнь шести человек.
Рисовать острием меча не очень удобно, но искать что-то более подходящее не было времени.
На земле появилась светившаяся синим пятиконечная звезда, вписанная в круг. Вершина ее смотрела строго на запад.
Харальд стиснул зубы, заставляя себя не слышать крики и лязг оружия, не обращать внимания на дрожавшую под ногами землю. В центре звезды он начертил букву Уинлеанн, знак Истинного Алфавита, символизирующий Землю. По нему, как и положено, забегали рыжевато-серые огоньки.
Тяжело дыша, фон Триз распрямился. Запах сырой почвы лез в ноздри, пот стекал по телу, мышцы дрожали, напоминая о том, что даже простейшее магическое действо требует немалых сил.
Под свет звезд явился кинжал. Широкий, тупой, он не годится для того, чтобы резать, но зато металл, из которого было изготовлено лезвие, некогда упал с неба, и стихии не могут устоять перед невзрачным лезвием.
От места боя раздался хряск, затем по ушам хлестнул крик:
- Хегни! Неет!
Кричал Торвальд.
Харальд с большим трудом сдержал желание броситься на помощь. Сжал голову руками, сосредоточился. При исполнении заклинания дело не в словах, которые обязан выговаривать маг, а в том, как он их произносит, с каким настроем.
Кинжал вонзился в землю напротив вершины звезды. Харальд закрыл глаза и зашептал, одновременно вспарывая лезвием, словно маленьким плугом, темную почву. Толкать, сидя на корточках, оказалось неудобно, и он почувствовал, как ноют мускулы спины и ног.
Но останавливаться нельзя, ни в коем случае...
В тот миг, когда лезвие коснулось рисунка, Харальд обрел способность видеть, не открывая глаз.
Чертеж светился перед ним во тьме, ярче, чем наяву, а слева из мрака проступала высокая, грузная фигура. Комьями почвы бугрилось тело, валуны торчали из ног, пучились топазы глаз. Носа нет, вместо рта - узкая щель. Так выглядит исполин, дитя буйства недр земных.
Сейчас он замер, скованный магией.
Не давая концентрации рассеяться, Харальд толкал потяжелевший нож вперед, стиснув зубы. Чувствовал себя так, словно к руке привязали груз в сотню пудов. Когда лезвие достигло буквы в центре рисунка, в ушах родился тонкий звон, а чертеж начал мигать.
Фигура исполина задрожала.
Со стоном Харальд проволок кинжал еще дальше, а когда достиг края рисунка, тот погас. Потух, а вместе с ним и мир вокруг. Что-то холодное ударило в лицо, и он потерял сознание.
Пришел в себя от ударов по щекам. Во рту оказалось сухо, как в пустыне, череп раскалывался от боли. Глаза некоторое время отказывались воспринимать происходящее вокруг, затем зрение удалось сфокусировать.
Он лежал около костра, а вокруг стояли товарищи. Одежда их и оружие пятнала грязь.
- Все, я в порядке, - прохрипел Харальд.
Иаред кивнул, и протянул руку.
Подняться удалось с трудом. Отгоняя незваную слабость, Харальд осмотрелся.
К северу от костра лежала огромная куча земли. В звездном свете сверкали на ее вершине два топаза, чуть ниже темнела дыра рта. Даже перестав существовать, исполин всматривался в небо.
Именно из-за таких вот чудовищ, что могут возникнуть в любой момент прямо «из воздуха», земли возле гор почти необитаемы. Кому захочется жить там, где смерть бродит рядом, на расстоянии вытянутой руки?
Около костра лежал Хегни. Тело его было смято, словно старая тряпка, лицо выглядело целым. На нем костенела тоска, которую Хегни по прозвищу Весельчак ненавидел при жизни.
Но смерть меняет привычки, даже самые прочные.
Харальд сглотнул и ощутил, как запершило в горле. Голос отказался повиноваться, и осталось лишь молча смотреть в глаза тому, с кем недавно сидел у одного костра...
Утром, когда похоронили Хегни, пошел дождь, а на ветвях Харальд заметил первые пятна рыжины. Точно такие же, что украсили деревья вокруг замка Триз четыре года назад...
Прекрасна ранняя осень в лесу. В тот краткий миг, когда холод и сырость не совсем овладели миром, золото листьев прекрасно смотрится на фоне пронзительно-голубого неба Бабьего лета.
Но Харальд почти не выходил из замка. Красоты не привлекали его, а приглашения на охоту он просто игнорировал. Другое занимало младшего фон Триза. После пяти лет бесплодных усилий, пяти лет изучения книг и глотания пыли он был близок к тому, чтобы сотворить первое в жизни настоящее чародейство.
До прогулок ли в такой момент?
Он давно выбрал одну из пустовавших комнат на вершине угловой башни. Очистил от грязи, с помощью слуг, естественно, и все лето собирал необходимые для заклинания компоненты.
Только в сказках маг творит чудеса, пошевеливая мизинцем, на самом деле самое маленькое колдовство требует долгой подготовки.
Наступило новолуние. Серебряная монета луны повисла в черной пустоте небес, сияя, словно надраенный таз. К полуночи воцарилась полная тишина, ветер затих, не осмеливаясь дыханием нарушить красоту ночи, а обитатели замка, даже самые буйные, уснули.
В углах комнаты дымились две курильницы с Благовонием Мудрости. Сильный аромат заставлял сердце учащенно биться. В нем причудливо смешивались запахи корицы, лаванды и сандала. Как утверждала Книга Темной Луны, Благовоние Мудрости очищает разум и обостряет восприимчивость.
Сам Харальд встал в центре начерченного углем на полу круга, лицом к востоку. Круг заранее разделил на четыре части, северную, восточную, южную и западную. В каждой установил и зажег свечу особого цвета, на севере - синюю, на востоке - желтую, на юге - алую, и на западе - зеленую. Кроме свечей, четверти украсили буквы Истинного Алфавита, в каждом отделе - своя.
Именно они послужат основой ритуала. Их значения Харальд постиг с превеликим трудом, из книги, зашифрованной тайнописью. Немало провозился, не одну бессонную ночь провел, но ведь мед познания слаще вина, притягательнее любви...
Сердце стучало так, что, казалось, выскочит через горло.
Сдерживая волнение, Харальд прокашлялся, поднял руки, и начал ритуал. Желтые языки свечей заколебались в такт словам, и черная тень молодого заклинателя принялась корчиться на фоне стен, будто от страха.
Да, Харальд боялся, но не смерти и боли, а только того, что он окажется лишен магического дара, и ничего не получится. Он обращался к силам, что неизмеримо древнее человека. Слепые, необоримо могучие, существуют они с начала мира. Фон Триз молил стихии, заклинал Огонь, Воздух, Воду и Землю показать себя здесь, в пустой комнате в нежилой полуразрушенной башне, явиться в чистом, непостижимом для обычного человека виде.
Он говорил страстно и убежденно, и не замечал, что произносит совсем не те слова, что старательно заучивал в последние дни. Голос юноши окреп, и странный ритм зазвучал в его речи.
Очнулся Харальд лишь оттого, что порыв ветра ударил в лицо. В восточной четверти, затушив свечу, вращался, вибрируя от собственной мощи, столб смерча. Крутился почти бесшумно, серо-белой толстой змеей, но пол вздрагивал, и расходилась от смерча в стороны сила, сухая и холодная.
Не успел Харальд насладиться зрелищем, как столб рассыпался, пропал с громким шипением. Вместе с ним с пола исчезла и буква, а огарок потерял цвет, став грязно-серым, точно обычная свеча.
Харальд сглотнул и повернулся к югу.
Ритуал нельзя прерывать, а то вырвавшиеся из-под контроля силы уничтожат мага, а заодно и весь замок.
И вновь он захлебывался словами, не очень понимая, что говорит. Руки дрожали от напряжения, аромат лаванды казался горьким, а свет луны обжигал, словно она была ярче летнего солнца.
Вторая стихия ответила воззвавшему. Прямо из пола, из буквы Феарн ударил столб изжелта-рыжего пламени. Жар заставил Харальда зажмуриться, но лишь на миг. Затем в сердце родилось восхищение, и он замер, любуясь.
Но и пламя погасло, слизнув последним, алым языком символ с пола. Превозмогая слабость, Харальд повернулся лицом к закату, в сторону смерти и забвения. Отер залитую потом щеку о плечо и заговорил вновь.
Печально падали слова, словно черные рыхлые комья в пасть могилы и, повинуясь им, рос прямо из пола серый каменный прыщ, сложенный из плоских и гладких, словно шляпки грибов, камней.
Вырос, достал до потолка и застыл, грозя рухнуть, погрести под собой жалкого смертного, осмелившегося вызвать такую мощь. Камни глухо и грозно рокотали, почти рычали. Харальд не смолкал, и только слова, державшие в подчинении стихию, помогали справиться со страхом.
С глухим гулом накренился каменный столб и исчез, рухнул сам в себя, оставив пол девственно-чистым.
Пот застилал глаза. Харальд чувствовал себя дряхлым старцем, взявшимся в одиночку выкорчевать дуб. Ноги тряслись, чуть не подламываясь, в рот словно песка насыпали, горло немилосердно саднило, а запах лаванды вызывал тошноту.
Со стоном, ощущая, как скрипят суставы, молодой Триз развернулся на север. Не слыша себя, начал последнее заклинание, призыв Воды. Почти плача от усталости, он едва шептал, но даже слабый голос порождал эхо. Казалось, будто некто могучий и басистый повторяет слова за юношей.
В лицо повеяло свежестью. Сквозь пелену пота и слез Харальд увидел искрящийся водопад, рушившийся прямо из потолка и исчезавший в плитах пола. Вода падала почти бесшумно, слышался лишь легкий плеск. По темно-синей глади стремительными рыбками скользили серебристые искры. Поверхность водопада колебалась, словно ткань под ветром...
Поток истончился и исчез в один миг. Вслед за ним вспыхнул белизной и пропал магический круг. Главное условие успешного колдовства - исчезновение рисунка, и оно оказалось исполнено.
Едва не падая от усталости, спустился Харальд по лестнице и добрел до кровати. Последнее, что прошептал перед сном, было: "А все же я буду магом!". Тогда показалось, что добиться этого очень легко...
Утром вчерашний успех показался сном, ярким видением. Особенно на фоне того, что случилось. Младшего в роду вызвали на семейный совет, и еще как - письменно. Слуга принес на старинном, серебряном подносе свиток; письмо, запечатанное печатью в виде кабаньей головы, будь она неладна!
Принес, подал с поклоном, и исчез бесшумно.
С внутренней дрожью Харальд сломал печать. Буквы, самые обычные, суетились перед глазами обезумевшими мурашами. С трудом удалось уловить смысл: "Благородный Харальд фон Триз да изволит прибыть к полудню в главный зал замка, ибо пристало роду решить судьбу оного Харальда".
"Оного! Роду - решить!? Ишь, разбежались!" - думал Харальд, но коленки у него тряслись. Знал, что отец не остановится перед тем, чтобы упечь строптивого отпрыска в подвал на полгода.
Чтобы остыл и смирился с той судьбой, что положена родовитому.
Когда желтый зрак солнца достиг верхней точки, Харальд решительно вошел в главный пиршественный зал. Вся семейка обнаружилась тут. Все - похожие, светлоглазые, светловолосые. Отцу давно перевалило за полсотни, но крепок и кряжист, словно дуб, а силой поспорит с медведем.
Рядом с отцом братья Харальда, двое родных, и двое двоюродных - наследство сгинувшего на войне дяди. Все старшие. Сидят, ухмыляются, катают тупые улыбки по самодовольным лицам. У, свора! От братьев Харальду доставалось больше всего. Но и сестра не отставала, время от времени учила младшенького уму-разуму.
Харальд ощутил, как от гнева заныло под ложечкой, и крепче сжал челюсти. Они травили его много лет, и некому было защитить. Мать он не помнил, она ушла еще молодой, среди слуг ходили слухи, что от побоев отца. Под яростным взглядом Харальда Тризы смешались, хотя чувствовать себя неловко должен был как раз он, непутевый отпрыск родовитой семьи.
- Гм, - сказал отец, прочищая горло. - Ты пришел. Хорошо.
- Да, отец, пришел, - Харальд склонил голову, изображая почтение.
- Мы, то есть я, - Эрик фон Триз, старший в роду, говорил медленно и величаво, но в голосе его то и дело прорывались нотки ярости, словно у медведя, пока еще спокойного, но готового взреветь и мохнатой бурой горой обрушиться на врагов. Да и запах пива и дыма, витавший в зале, мало подходил к выспренной речи, что давил из себя горделивый владыка груды развалин посреди леса.
- Я решил, что пора тебе, сын мой, вступить во взрослую жизнь. А поскольку, - зловещие ухмылки обозначились на всех без исключения физиономиях, - жить с нами тебе невместно, и твое положение не позволяет надеяться на наследство, то мы, то есть я решил, что пора тебе жениться, и перейти в род жены.
- Как? - Харальд растерялся. - Жениться?
- Да, сын мой, - взор отца оставался спокоен, словно небо в июльскую жару, только голос рычал, предупреждая сопротивление. - Ты умеешь все, что положено родовитому, и в твоей будущей семье многое тебе пригодится.
- А что за семья? Родовита ли невеста? - тупо спросил Харальд, чувствуя отчаяние. Он ожидал чего угодно, гнева, криков, но не такого!
- Для младшего в нашем роду - достаточно родовита, - отрезал отец, а ухмылки на лицах родичей обозначились яснее. - Старшая дочь Симеона из Сандри, Вирсавия.
- В гербе белые лилии на алом поле, - упавшим голосом подхватил Харальд. - Родовитость Симеон получил благодаря деньгам, а замок просто купил.
- Ты против? - медведь вскинулся, готовясь к броску. Опасные огоньки заметались в голубых глазах отца, таких похожих на его, Харальда. Столь схожих - и других.
- Нет, - неожиданное, холодное спокойствие снизошло на душу младшего в роду. Теперь он понял, что надлежит делать. - Я не пойду против семьи. Буду с мечом у пояса водить обозы тестя, и помогать пересчитывать его деньги. А в свободное время стану делать детей, фон Тризов из Сандри.
- Ты издеваешься? - нахмурился старший из братьев. Наследник. У самого двое голопузых бегают, да жена вечно пилит. Родовитая - жуть, зато бедная, никак не Вирсавия из Сандри.
- Ничуть, - ответил Харальд серьезно. Он на самом деле не издевался. Он лгал, в лицо, в открытую.
Но они не понимали, не могли понять. Иногда хорошо быть умным.
Ночь приняла беглеца как своего. Чуть слышно шептались над головой ветви, заглушая мягкий стук копыт, запахи грибов и палой листвы навевали спокойствие и уверенность.
Убежать оказалось неожиданно легко. Побега от него, мягкотелого неженки, не ждали. Ожидали протестов, криков, жалоб, но никак не действий.
Седельные сумки плотно набиты: еда, книги по магии, самые нужные, интересные, путевые мелочи. У пояса меч, без которого из дома не выйдет ни один родовитый, будь он беднее кладбищенского нищего.
За спиной послышалось пение:
Бряцанье доспехов, страх и кровь врага!
Воспрянь Кабан на бой!
Юноша затряс головой, отгоняя морок. Нет, никогда более не услышит он этот напев! Не желает слышать. Замок Триз остался в прошлом. А он обязательно будет магом! Проехал несколько сотен шагов, когда зашумел ветер и первые капли дождя рухнули с темного неба, холодные, противные.
Бабье лето закончилось.
Первые капли дождя упали из темной мешковины туч в самый неподходящий момент - во время подъема по каменной осыпи. Серые камни, похожие на старые черепа, намокли. Идти теперь приходилось с крайней осторожность; соскользнет нога - и перелом обеспечен.
Шагали в непривычном молчании. Раньше всегда выручал Хегни, но где он теперь? Не докричишься...
А горы рядом, вокруг, столпились любопытными великанами, собравшимися посмотреть на смелых козявок - людей, рискнувших прийти к ним в гости. Редкие желтеющие деревца, иногда - рощицы, ледяная вода в ручьях и водопадах, да туманы - седые, густые - вот и весь пейзаж. А теперь еще и дождь. Осень в горах, осень...
Харальд шел впереди, выбирая дорогу. Хотя и сам ее не знал. Только направление, лишь примерное место смог он выведать о тех землях, что за горами, где на всех картах белое пятно. Именно там находится цель путешествия, безумного, рискованного, но такого нужного.
Ему. Почти магу.
Резкий крик вырвал из плена раздумий. Следом прозвучало рычание.
На скальном уступе, чуть впереди и выше замер огромный зверь. Светлый мех его слипся от дождя, но владыка вершин, ирбис, все равно был красив. Зеленые глаза горели яростью, хвост, подобный толстой змее, хлестал по бокам.
Харальд застыл, скованный испугом, словно вода - морозом. Отрешенно следил за тем, как взвилось в воздух гибкое тело, как блеснули, приближаясь, огромные когти. Даже мысли не возникло увернуться или вытащить оружие.
Последовал резкий рывок за пояс. Что-то зацепило левую голень. В щеку ударили холодные и твердые камни. Дикий рев за спиной, и крики людей. Когда Харальд поднялся, все оказалось кончено.
Ирбис лежал мертвый, оскалив желтые клыки. Резкий запах хищника отдавал падалью.
А рядом с барсом умирал Асир. Тот, кто спас Харальда, отшвырнув его в сторону, прочь от голодного зверя, подставив под когти и клыки себя. Лапа огромной кошки лишь задела Харальда за ногу.
На смуглом лице играла улыбка, ровные зубы блестели жемчугом. Воин, прошедший сотни схваток, Асир Молчун, не боялся умирать.
Харальд подошел, присел на корточки рядом с умиравшим. В груди заворочался огромный ядовитый слизень, каждое движение которого причиняло боль. "А я, я - смог бы? - спросил себя фон Триз. - Сумел бы пожертвовать собой ради друга?".
Ответа не было.
Асир открыл глаза, улыбнулся.
- Я, - на побелевших губах вспухли кровавые пузыри, - отдал долг. Закрыл до конца. Ухожу свободно...
Он успел еще раз улыбнуться, и с легким выдохом закрыл глаза.
Они похоронили соратника под камнями, и когда последний серый голыш лег поверх свежей могилы, заговорил Торвальд.
- Это уже вторая смерть, - сказал он с необычной для себя нерешительностью. - А мы еще не миновали гор. Что ждет нас дальше? Может быть, вернемся?
- Возвращайтесь, - ответил Харальд, морщась от боли в ноге. - Я пойду дальше один.
- Ты знал, на что шел, - вмешался в разговор Иаред. - Будет позором отступить с полдороги. Я иду дальше.
Под суровым взглядом старейшего в отряде Торвальд смешался и замолчал.
Когда Харальд обработал рану, понял, что останется шрам. На правой голени, точно такой же, как тот, первый, что на левой...
Сколь удачно было начало побега, столь же бесславным вышло его окончание. Харальд поехал от родного замка на северо-восток, к единственному известному ему обиталищу мага, надеясь попасть в ученики.
Над головой нависало дырявое осеннее небо, из которого то и дело начинал лить дождь. Грязь оседала на сапогах и дорожном плаще, холодный ветер влезал под одежду, норовил приласкать мокрыми руками.
На третий день пути путь преградил овраг, глубокий, тенистый. Сумрачные темно-зеленые ели нависали тут над дорогой, создавая густую тень, и у Харальда непонятно почему закололо в сердце. Когда спустился в овраг, под ногами лошади успокаивающе захлюпала вода, из леса мирно потянуло сыростью, и путник немного успокоился. Страх отступил.
Но тут из зарослей появились люди. Засверкали плотоядные ухмылки на загорелых рожах, стали видны зажатые в крепких руках топоры, луки и рогатины.
Судорожно сглотнув, Харальд остановил лошадь. Положил руку на меч. Над оврагом повисла тишина, плотная, осязаемая. Лишь далеко в чаще суматошно завопила обезумевшая птаха.
Вперед вышел высокий, крепкий мужик в черной шапке.
Синие глаза на смуглом лице смотрели зло, изогнутый нос придавал атаману облик хищной птицы.
- Хмм, - начал он речь. - Далеко ли держит путь родовитый господин?
Разбойнички, душегубы лесные, потехи пожелали. Развлечения. А то бы утыкали неосторожного путника стрелами, не вылезая из засады. И теперь гог