| |
1
Здесь явью стало сновиденье,
Одной подвластное мечте,
Здесь остановлено мгновенье
Волшебной кистью на холсте.
Зеленый луг и вечер летний,
На облаках горит закат,
И нежно гладит луч последний
Кудрей змеящихся каскад.
Улыбка - нет, лишь тень улыбки,
Изящных пальцев белизна...
И здесь не может быть ошибки -
Да, это, как всегда, она.
Вот-вот - и небо станет черным,
И алый догорит пожар,
А рядом с ней лежит покорно
Пятнистый сильный ягуар.
Художник, что это - причуда?
Опасный хищник... Для чего?
Молчит, но страстно жаждут чуда
Глаза зеленые его.
2
Лжец и игрок с белозубой улыбкой,
Шпагу свою называвший сестрой,
Был ты для многих бедой и ошибкой,
Вечный разбойник - и вечный герой.
Кубок тяжелый - в нем топишь заботы,
Теплятся свечи в каменьях колец...
Имя забыто, но знаю я, кто ты -
Завоеватель, губитель сердец.
Чем ты так дорог им? Смуглостью этой,
Или бесовскою зеленью глаз,
Или беспечной душою поэта,
Что будет петь даже в смертный свой
час?...
Время летит за игрой и пирами,
Звезды поманят - пускаешься в путь...
Знаю, как страшно тебе вечерами
В мутную бездну зеркал заглянуть.
3
Держит тонкий меч
Нежная рука,
И струятся с плеч
Алые шелка.
Тает на огне
Черный воск свечей,
Море при луне -
Мрак ее очей.
Взгляд ее - кинжал,
Дерзкий губ изгиб
Вспомнил - задрожал,
А взглянул - погиб.
Королева-ночь,
Сумрачный пожар,
Ее темных чар.
И не превозмочь
Ведь она дурман,
Ведь она как смерч,
Греза дальних стран,
А для юных - смерть.
Что ей смертный грех,
Улыбнется - "пусть"...
Но давно от всех
Затаила грусть
Из последних сил
Верит - скажет Он:
"Тот, кто так любил,
Будет тот прощен".
4
В глазах его ясных - холодная просинь,
Пейзаж за спиною - багряная осень.
Серьезен и сдержан, и будто спокоен,
Не сын он, не брат, не любимый, а Воин.
Такие не знают сомнений и страха,
Таким от рожденья обещана плаха,
Закутанный пламенем - алым плащом -
Склонялся на плаху - и был палачом.
Он божий избранник - и проклятый богом,
Судья, осужденный, орудие рока,
Все - с именем бога, во имя любви,
А ночи бессонны и руки в крови.
Всегда и повсюду - за правое дело,
А мир его странен - лишь черное с белым,
По разные стороны зло и добро,
И тускло горит на клинке серебро.
Но есть еще красный - цвет огненной
страсти,
Над нею ни смертный, ни вечный не
властен,
Он тоже изведает ласковый плен
И тоже склонится у чьих-то колен.
5
Бежит за волной изумрудной волна,
И ветру ли, солнцу ли рада,
Вся в кружеве пены, свободна, стройна,
Смеется почти что наяда.
Давно ведь знакомы мне эти черты,
Но все же так дивно, так странно
Узнать в них изменчивый лик
Красоты - Веселую дочь океана.
И мастера тайна заветная мне
Сегодня открылась случайно,
Как слово, внушенное кем-то во сне,
Простая, но вечная тайна.
Что кисти, что краски - уж ты мне поверь,
Не очень-то важно все это:
Не кистью, а сердцем, я знаю теперь,
Рисуют такие портреты.
6
Византийские строгие очи улыбки не
знают,
Он молчит, лишь углы тонких губ
приподняты слегка,
И рассеянно длинные пальцы страницы
листают,
И как будто бы светится бледная эта
рука.
Что он видит, свой пристальный взор
устремив в бесконечность,
И какую отраду он в скорбном молчанье
открыл?
За спиной его тень и небес серебристая
млечность,
И не плащ, а тяжелое бремя изломанных
крыл.
Крылья чистые, белые стали от пыли
темнее,
И ясней на челе его скорби вселенской
печать,
В небесах было просто, а здесь же
крылатым сложнее...
В падшем ангеле ангела светлого трудно
узнать.
|
|