Зубастый Пупс
Гениальные произведения не нуждаются в критике, их разбор-это хирургическое вмешательство в здоровое, гармонично развитое тело и исключительно с целью посмотреть, а как оно функционирует. Поэтому я позволю себе лишь несколько мыслей по поводу.
Сразу хотелось бы отметить, что роман не имеет смысла читать раньше определенного возраста, читать подросткам, даже если им уже лет 25. Очевидно, что все взрослеют по-разному. Я первый раз прочел его лет в 15-16 и фактически прочел мимо. Главной интригой для меня до сцены третьей встречи Иван Фёдоровича со Смердяковым было: кто ж всё-тки убил слуга или Митя, в то время как сюжет, его перипетии лишь фон на котором разворачиваются мощные, архетипические образы героев.
У Фёдора Михайловича не бывает схем, не бывает зарисовок, все образы в его произведениях удивительно полные и живые. Кто-то может сказать, что ему де интересны только личности патологические, в психическом плане нездоровые или же вполне обычные люди, но к моменту описываемых событий, находящиеся в состоянии глубокого душевного надлома. Да это так, и что? А кому интересен, скажите, обыватель в каждодневной пресной рутине своей, мне нет, а Вам? Но, справедливости ради стоит отметить, что герои Достоевского не просто: психопаты, неврастеники и маниаки, это всегда натуры сложные, противоречивые, помните про "две бездны карамазовские", на них, на этих странных людях, на подвигах их и падениях автор старательно, кропотливо и безжалостно выписывает национальный характер, как его себе представляет. И знаете, читая то, что написано лет 150 назад, да поминутно оглядываясь вокруг себя, трудно удержаться от восклицания: "ай, да автор, ай да..." Казалось бы, писал о язвах того времени, а как попал. Вообще, надо отметить, что Ф.М. обладал редким провидческим даром, за десятилетия до революций и кровавых потрясений, что накрыли Россию в начале 20 века, он с трагической точностью предсказал, как всё оно случится, всего лишь нарисовав портрет будущего потрясателя основ - товарища социалиста. Из романа в роман он методично и последовательно оппонирует господам революционерам, рисуя их, показывая их со стороны крайне неприглядной. В "Братьях Карамазовых" таковой фигурой оказался некто Ракитин, человек вроде как образованный местами и даже иногда думающий, но с этической стороны крайне нечистоплотный. Соббсно, автор его весьма показательно разделал словами питерзского защитника на суде. Добавить к этому мало что можно, разве что в оправдание господ революционеров можно отметить следующее, что не увидел или не захотел увидеть в них Достоевский - решимость вовремя взять на себя ответственность, вопреки соббсной слабости, некомпетентности и цинизму.
Когда страна валялась в грязи, растоптанная доведенная преступной слабостью последнего государь-императора (его вероятно за то и канонизировали, что всю страну распял) и русофобов-либералов до состояния запредельного отчаяния, они вышли и сказали: "есть такая партия" и как знать, что было бы не выйди они и не скажи. Жили бы мы сейчас с вами в России и жили бы вообще?
Но да б-г с ними с социалистами, революционерам - это конечно один из любимейших жупелов Достоевского, но не о них преимущественно роман. "Братья Карамазовы", как мне кажется - это такое масштабное, почти эпическое исследование русской натуры, души, природы русского человека. Каковая, вернее восприятие ее автором, передана через образы главных героев.
Мне, по определенным причинам наиболее близок старший брат Иван. И начну я с него. Это образ нетипичного русского интеллигента, нетипичного в силу страстности и мощи натуры, характерной впрочем, для всех Карамазовых. В чем его трагедия? Ведь, как известно из классиков, у русской интеллигенции обязательно должна быть трагедия.
В том мне видится, что не может он смирить свой разум, не может принять мысль, что это лишь инструмент, Достоевский поистине гениально показывает несостоятельность разума перед решением любой этической проблемы. Ведь если ты выкидываешь из своего мировосприятия любовь, выкидываешь веру, как вещи нелепые с точки зрения ума, но столь же логически приходишь к тому, что "раз Б-га нет, то и всё позволено", а что потом? А потом кровь и война всех против всех до полного взаимного истребления. Впрочем, и это очень важно Иван Федорович, сам же себе и оппонирует, говоря, что не надо ему рая, стоящего хотя бы и одной слезинки и одного лишь ребёнка. И на этом мне хотелось бы таки остановится. На слезинках.
Думаю, что тут дело не в допустимости или не допустимости принципа меньшего зла, зря господа спорщики столько копьев наломали насчет пресловутых слезинков детских, не в них дело. Невнимательно читали. Вить не зря автор последовательно в тексте дал поэму "Великий инквизитор" и рассуждение Ивана о страданиях людей и как совмещаются они с промыслом божием. Мне кажется, что Достоевский в принципе считает нелепой саму постановку вопроса, одновременно этими двумя кусками автор дает понять, что человечество вообще не там ищет, не на том нравственном поле. Не на зле экономить надо или спорить о его недопустимости, а Христа в себе искать. Совершенно все равно кем он был: сыном божьим как считают христиане, одним из просветленных, как считают буддисты или пророком, как его мусульмане числят, главное, что образ Христа - есть квинтэссенция лучшего, что есть в человеческой натуре, того что есть в каждом из нас, детей Б-их, не подобий, не рабов, а именно детей. И вот на этом пути, пути поиска Б-га в себе, сама постановка вопроса о меньшем зле абсурдна. И путь этот не только и даже не столько путь разума - это путь чувства, а именно, путь любви к ближнему, не абстрактному человечеству, людям в целом, чем грешат иные, заканчивая лютой ненавистью к этим самым людям. В лице да хотя бы соседей и массовыми расстрелами (которые вроде как должны "спасти" народ, ну тех, кто останется), а любви к тому, кто рядом. Сопливому с мерзким характером, просто потому что и в нём сокрыт такой же Б-г, что и в тебе. Спит Он только. Кому-то любовь эта дается даром свыше, как Алеше Карамазову или князю Мышкину из "Идиота". Кому-то вместе со страшными потрясениями в один день, как Дмитрию, а кто-то идет к ней всю жизнь, через игры разума и нравственные мучения, как Иван. Но. И этого крайне важно - иного выхода у людей нет. Иначе слезы детские, а на самом деле кровь невинная и рабы божии, вместо детей, которым свобода не нужна т.к. она мучит их и любви им не надо, сытыми быть бы.
В рамках формальной логики, с позиции чистого, вернее, с позиций чисто разума доводы великого инквизитора, когда он выговаривает это Христу в поэме Ивана не прошибаемы. Только воротит от них и не веришь в них, ибо нет в этом жизни, а есть лишь боль и горечь разочаровавшегося человека, самое интересное что ведь и инквизитор, а, следовательно, и Иван (как автор) в них не верит в глубине души. Просто они предельно логичны их трудно оспорить, а утратив или не найдя в себе Б-га начинаешь творить себе идолов, такова потребность души человеческой (потребность в вере) и разум пожалуй не худшая на первый взгляд альтернатива, но лишь на первый. Достоевский доходчиво и на пальцах показывает, что происходит с человеком и обществом при подмене веры рацио, да и жизнь сама, история нас этому учит, только мы не учимся. Вот эту-то коллизию, слабость разума перед верой и чувствует Иван, только боится для себя сформулировать, потому как принятие сего факта означает для него крушение его восприятия, его мира. Из таких, как он вырастают духовные наставники. Из людей неистовых, страстных, думающих и чувствующих, которые через нигилизм приходят к глубокой истинной вере, которые одной лишь жизнью своей делают мир лучше, а окружающих чище, таким в романе показан старец Зосима.
Не зря же Христос сволочь всякую в ученики подбирал, видел потенциал, понимал, что именно из таких вырастают духовные вожди человечества при условии конечно, если доживают, до такого состояния, что, увы редко бывает. Таким мне увиделся брат Иван, самый сложный и, наверное, самый интересный из братьев Карамазовых, потому как образ его раскрывается лишь в перспективе. Уже вне рамок романа. Но сколько же ниточек для его раскрытия не пожалел автор.
Совсем другим видится мне младший брат - Алексей, в нем тоже есть сила карамазовская, страстность эта, если хотите страстность Зверя, но с юности умеет он с ней управляться и укрощать ее, тому способствует и натура и правильные люди находящиеся рядом. Старец многому его научил, не уча по сути, как оно соббсно и надо. Научить человека быть человеком нельзя, можно лишь рядом постоять. Спокойно так, ненавязчиво. Алеша тоже не лишен внутренних коллизий, его тоже одолевают сомнения, в том числе и в вере, не зря по смерти старца Ракитин пытает его этим. Каким бы подлецом Ракитин не был, но в некоторой проницательности ему не откажешь. Но у младшего Карамазова в отличие от братьев все проще и спокойней, он не прошел школу сильных страданий и люди как-то с детства самого относились к нему по-доброму. Так бывает, на некоторых и цепная собака не гавкнет. Мудрость и любовь к человеку ему была фактически свыше дана. И про зверя, про "подлость свою карамазовскую" он тоже достаточно рано и много узнал. Узнал, что нет в ней особо ничего плохого. Узнал, что нельзя убить или укротить Зверя в себе. Можно лишь следить за ним и контролировать его в проявлениях. Ведь твой Зверь - это твоя сила, страстность, воля. Убей его и станешь куклой механической, лишишься воли к жизни, потеряешь радость чувственного восприятия бытия. Алеша, такой же, как и Иван, такой же, как и Митя. Только Иван смириться не может с наличием Зверя в себе, а Митя просто не осознает его до поры. А когда осознает уже поздно.
На самом деле Дмитрий Федорович, как мне кажется у Достоевского - это наиболее цельно и архетипично выписанный образ русского человека, способного дойти до подлейшей крайности: пропить последние деньги, оставив семью голодать, украсть, обмануть, но способный также и снять последнюю рубашку с себя перед лицом всамделешнего, обнаженного горя ближнего. "Две бездны", "две бездны" и как бы не говорил (правда, в другом романе) Ф.М. о широте русского человека и о том, что сузить бы её, мила ему эта широта, эта стихийность. И нравится она ему более умеренности и рацио западного человека. Ему и Митя потому так симпатичен, который мог убить, хотел, но . . . не убил, потому что есть в нем правда внутри, есть стержень, пусть еще не до конца сформировавшийся, не четкий, есть тот нравственный стихийный, природный закон, что не дает упасть совсем. До последней черты. Потому и не отправил Достоевский Дмитрия на рудники, а дал таки понять, что спасут его, скорее всего. И спасет женщина, которую он так измучил и которая в ответ невероятно измучила и его.
Вообще это наверно в основном в характере русских, мучить и измываться не по злобе даже и порочности природной, а просто потому, что так получается, близких и любимых своих.
Катерина Ивановна чрезвычайно интересный образ. Девушка сильная, властная, даже деспотичная, страстная, гордая до безумия. Способная гордостью своей, ее проявлениями довести себя до последней стадии уничижения. Парадоксально, но именно с гордецами, людьми без чувства юмора, такое часто и бывает. Гордыней своей они способны пожертвовать, из нее же исходя, и чувствуя себя жертвой испытывать от этого невероятную гордость. Наслаждаться своим унижением. Это ничего общего с мазохизмом не имеет - это просто следствие принципа единства и борьбы . . . И вот такая женщина, как кошка до безумия влюбилась, казалось бы в: фата, ухаря, совершенно несерьезного и даже как будто не шибко и умного человека. Кто-то скажет о загадочности женской души и мол умные женщины к подлецам склонны, возможно оно и так, отчасти. Согласно, тому же принципу (единства и т.д.), но тут мне видится иное. Катерина Ивановна одна из первых рассмотрела масштаб натуры Дмитрия, когда он отдал ей деньги для отца, важно было не то что, а как он это сделал. Потом она много себе напридумывала, что с презрением он это, e.t.c, но в глубине души понимала, что нет - это он не от позы, не от лукавства, а поступок его - есть истинное проявление широты натуры, которую неспособны заглушить ни отсутствие воспитания, ни развратный образ жизни. Впрочем, последние таки сыграли с ним злую шутку и именно от отсутствия рядом примера, с одной стороны, как у Алексея и не слишком развитый интеллект, как у брата Ивана с другой. Не повезло. Бывает. Но именно это несчастье и сделало его человеком, заставило уже начать думать и чувствовать. Конечно эта его идея - пострадать невинно на кресте за всех, как бы привлекательно не выглядела, тем не менее, тоже есть проявление гордыни, ибо каждый несет свой крест сам. Не будет Голгофы, не будет и воскрешения, о чем ему ненавязчиво и Алексей в конце романа говорит, мол, брат это не твой крест, ты к нему не готов. Но каков порыв!
И вот это чувствуют женщины, потому и липнут к нему так: и аристократка, и мещанка. Чувствуют, что он - настоящий. Правда, г-жа Светлова (Грушенька) понимает это слишком поздно. Но да и натурой она попроще. Хотя . . . это еще как сказать, так как досталось Грушеньки, Катерине Ивановне и не снилось. Страдания, перенесенные в юности, впрочем, способны не только и не столько обогатить, сколько испортить характер, что соббсно и произошло с этой барышней. По злобе и из женского лукавства изводила она Дмитрия и пожалуй права была, когда говорила, что эта она его погубила. Но знаете, как-то не получается из нее роковой женщины, не срастается что-то. Скорее обиженная, сильно обиженная мужчиной женщина и за обиду свою мстящая всем попало, она же хм. .. и папеньку убиенного изводила. И много еще над кем откровенно стебалась. Стерва, но умная :). Впрочем, они с Катериной Ивановной добросовестно роль Иуды для Дмитрия отыграли. Наверно так надо было. А если и есть в романе жертва, то пожалуй лишь папенька Карамазов, но как бы это сказать. . . вот положа руку на сердце и вопреки всем моим словам о любви к ближнему и бла-бла-бла, скажите жалко ли его? Пострадавшего некоторым образом от грехов юности своей тревожной, вернее греха?
Кстати, о Смердякове. Совершенно очаровательный образ. Чистый нигилизм, как он есть, удивительно цельная, хотя и реально, действительно больная натура. Тоже жертва, в некотором роде. Забавно, но на суде такие проницательные и мощные в интеллектуальном плане натуры, как прокурор и адвокат даже не пытались поверить в его виновность, разве что адвокат сделал предположение и то только в порядке допущения. Кажется, питерзский гость (Фетюкович) и сам был уверен в виновности подзащитного.
Что до суда, то тут есть одна деталь, нюансик, который меня позабавил и открыл для меня Федора Михайловича с неожиданной стороны. Оказывается у Достоевского было чувство юмора, своеобразное, но всё же. Как он постебался над своей склонностью к психологизму, к препарированию человеческой души словами адвоката, когда тот проходится по чрезмерной тяге прокурора к психологии. К роману. Впрочем, многое в словах обвинителя кажется справедливым и дальнейшая история показала правоту его. Например:
"Великий писатель предшествовавшей эпохи, в финале величайшего из произведений своих, олицетворяя всю Россию в виде скачущей к неведомой цели удалой русской тройки, восклицает: "Ах тройка, птица тройка, кто тебя выдумал!" - и в гордом восторге прибавляет, что пред скачущею сломя голову тройкой почтительно сторонятся все народы. Так, господа, это пусть, пусть сторонятся, почтительно или нет, но на мой грешный взгляд гениальный художник закончил так или в припадке младенчески невинного прекрасномыслия, или просто боясь тогдашней цензуры. Ибо, если в его тройку впрячь только его же героев, Собакевичей, Ноздревых и Чичиковых, то кого бы ни посадить ямщиком, ни до чего путного на таких конях не доедешь! А это только еще прежние кони, которым далеко до теперешних, у нас почище…".
Здесь я бы оппонировал Достоевскому. Гоголь, как мне кажется в конце этого предложения про тройку, все же больше знак вопроса имел ввиду, чем восклицательный знак и уж тем более экзальтацию. Сам дух произведения (я о поэме), заставляет усомниться в чрезмерном восхищении Николая Васильича современной ему российской действительностью.
Но суд не внял ни ему, ни защитнику. Присяжные не слушали их, они уже до суда, заранее осудили Дмитрия, что соббсно вполне себе характерно. По другому и быть не могло, Фёдор Михайлович не зря так старательно и долго перечислял состав суда присяжных. Люди, которые не то что боятся, а просто не могу сделать не так. Подумать тоже не могут. Которые когда-то в детстве для себя все поняли и раз и навсегда решили. Романтик и буян Митя никаких шансов не имел. Посредственность - не прошибаема.
В итоге, конечно, печально всё вышло, как оно часто в жизни и бывает, но я не соглашусь решительно с теми, кто скажет, что Достоевский исключительно мрачно пишет, что порядком ознакомившись с ним можно и в депрессию не проходящую впасть. Нет, за внешней суровостью сюжета и сложными мятущимися, неспокойными натурами, за напоказ мрачным фоном повествования, скрывается бездна позитива. Скрывается бескомпромиссная, внешне ни на чем не основанная вера в людей и в то, что все у нас может быть иначе, лучше. Может быть по-человечески. И пишет он об этом так убедительно, что хочется ему верить.
Ну а пока тройка мчится и мчится, знать бы только куда еще, бл@дь.