Зубастый Пупс

Рецензия.
"НОПЭРАПОН, или ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ" Г. Л. Олди


       Глядя на других людей, мы все время стремимся увидеть себя. Это не хорошо и неплохо. Это правильно, это такой способ познать самого себя, а значит и мир. Чужие глаза - кривое зеркало, но тем рельефнее в нем проступают наши несовершенства.
       Представьте себе, что живет, где-то в Средневековой Японии бездарный актер, сын актера великого. Одного из мэтров национального театра Но. Благодаря неким обстоятельствам юноша обретает сомнительный дар на время становиться кем-то, причем, увы, не по своей воле. Опытным воином в драке с бандитами, величайшим актером, просто наблюдая как живет и работает его отец, бескомпромиссным торгашем, стоит ему только попасть на рынок. Главный герой не просто копирует жесты, мимику, интонации, движения, как это делают лицевые танцоры у Герберта , ему не надо обучаться у своего врага, как это делают вене у Парфеновой через танец. Нет, он мгновенно становиться тем, на ком концентрируется, не по своей воле ворует чужие личности. Не кажется, он именно становиться. На некоторое время. Ненадолго. Но все же. Самое скверное, что осколки чужих личностей, после снятия маски застревают в юном герое, постепенно разрушая его собственную суть.
       Наверно не случайно авторы выбрали в герои именно актера театра Но. Это действительно само по себе интересное явление. Я несколько раз пытался смотреть их постановки, но ничего не понял. Слишком специфично, слишком много символов. Это искусство? Да, без сомнения, но очень и очень оригинальное, сложное для восприятия, человеком, не выросшим в данной культурной традиции. Где оттопыренный в одну сторону мизинец может означать совершенно не то, как если бы актер оттопырил многострадальный мизинец в другую сторону. Я утрирую, но истина где-то рядом. В представлении, в любом талантливом театральном представлении - всё имеет значение, даже висящее на стене ружье (согласно классику). Но в японском национальном театре детали, внимание к деталям, нюансы - безусловные ценности, понимание которых доставляет удовольствие истинным ценителям. А человек - это именно нюансы.
       Одновременно в романе присутствует вторая сюжетная линия. Забавно то, что она несколько автобиографична. В качестве главных героев параллельно развивающегося сюжета авторы выбрали себя любимых. Причем возникает такое чувство, что за Громова писал Ладыженский и наоборот. Если это так, то авторская задумка имеет еще одну тонкую грань. Стать зеркалом соавтора, написать, так как сделал бы он, да еще и о себе, во сколько отражений.
       Стать им ненадолго, на несколько сотен строчек. Такая своеобразная аллюзия к японской сюжетной линией. Попытка стать зеркалом. Вернее зеркальной комнатой. Где-то читал, что было такое изощренное испытание запирать человека в такой комнате, где он видел бесконечные отражения себя , если страдалец не сходил с ума, многое понимал.
       О чем еще эта книга. "Да черт его знает" - как сказали бы авторы, могу поделиться лишь тем, что попало в сети моего восприятия. Подозреваю, что многое и ускользнуло. Мысли как рыбки - не все соответствуют размеру ячейки сети нашего разума.
       Наверно о том, что настоящий актер - это тот, кто после каждой роли вновь учится играть в себя, ведь живая маска отрывается с кровью: больно и ой как неохотно, хотя почему я все время говорю только об актере? Разве с нами не происходит тоже самое, сначала придумываем себе маску, потом вживаемся с нее до поры, а когда приходит время от нее избавляться . . . начинаются банальные человеческие трагедии.
       Также - это книга о людях, которые, в самом деле решили, что можно потерять себя и людях которые помогли избавиться им от этого заблуждения, книга о том как легко заблудиться в масках и проиграть им свою душу. Страшно, когда в зеркале ничего не отражается. Даже застывших ненавистных черт невидно.
       А еще мне думается - это книга о том, что легким бывает только один путь - в могилу, да и то не всегда. Когда оно с гаком да тридцать три версты - оно надежнее, да и по дороге можно столько всего насмотреться. Растем мы в дороге.