Зубастый Пупс

Рецензия.
"Мир реки". Ф.Х. Фармер


       Масштабное, сногсшибательное литературное полотно. Я не возьмусь передать и десятой части того, про что написано в этом цикле. Сосредоточусь, как всегда, на том, что ближе лично мне.
       Чтобы было ясно о чем я в дальнейшем буду говорить, буквально несколько сюжетных штрихов. Представьте себе, что в одном месте воскресили всех, когда-либо умерших на планете Земля людей. Представьте себе этот мега Вавилон, смешение народов рас и все эти люди не понимают, что они делают в новом мире. Мире Реки. Причем, читатель тоже поначалу не понимает этого и по ходу повествования автор подбрасывает ему одну за другой более или менее достоверные версии. До самого конца считается более правдоподобной та, в которой говорится, что люди здесь получили второй шанс. На искупление, продвижение, просветление, на то, чтобы обрести бессмертие, воссоединиться с Абсолютом, с Богом. Как всегда реальность оказывается прозаичнее, грубее.
       Автор ввел в повествование довольно оригинальную концепцию синтетического происхождения души. Создатель, мол, не озаботился наградить существ самосознанием (скорее сохранением самосознания после смерти, тут я думаю трудности перевода), так вот одна из рас случайно и насинтезировала себе душ. Они стали первыми, теми кто решил облагодетельствовать бессмертием все разумные сущности Вселенной, которые без души просто бездарно пропадали после смерти. Душа. Ватан - энерго - информационная сущность, которой наделяется мыслящее существо в момент зачатия, если конечно этики (существа, следящие за духовным прогрессом во Вселенной, как они его понимают), успели оборудовать вашу планету, комплексом спец.средств, для наделения живых существ ватанами. Основная цель этой сущности - сохранение личности человека в посмертии, с тем, чтобы потом запихнуть его в воссозданную по телесной матрице оболочку. Таким образом, физически обеспечивая бессмертие. Сам по себе ватан - ничто. Носитель и индикатор, по его цвету, кстати, определяется достигла ли личность определенного этического уровня, по окраске ватана некий суперкомпьютер определяет кого оставить для вечной жизни после испытательного срока, а кого под нож. Фашизм. Натуральный. Впрочем, автора это не смущает.
       Хочется сказать Фармеру большое человеческое спасибо за ту проблематику, идейное наполнение, сложные этически проблемы, которые столь нехарактерны, вообще говоря, для западной, фантастики, и которые столь выгодно отличают эту фантастическую серию от многих других. Это не просто книжка с увлекательным сюжетом и остроумными идеями. Это целое исследование человеческой истории, человеческой психики, этики, серьезное размышление на тему, а куда соббсно мы идем и какова конечная цель пути. Какова последняя веха человеческой эволюции. Но вот развились мы во вселюбцев, а что дальше? Автор дает своеобразный ответ. Он предлагает рафинированный, тепличный рай или как альтернативу постоянную экспансию, освоение Вселенной, но самое забавное, что весь гуманистический пафос повествования, все рассуждения Фармера о необходимости духовного продвижения, черты которого надо сказать весьма условно набросаны, перечеркиваются финальным монологом главного героя Р. Бартона, который, несомненно, является лирическим героем в романе. В этом монологе сосредоточена вся . . . неоднозначность восприятия автором человечества, я позволю себе привести его здесь полностью.
       Монологом завершается цикл романов:
       " --Некоторые из вас, я уверен, с большим удовольствием предвкушают будущую жизнь на Земле. Вы знаете, что там вас ждет множество интеллектуальных приключений, ибо возможностей для научных исследований и художественного творчества на Земле будет не меньше, чем в башне. И вы радуетесь при мысли о безмятежной, упорядоченной и безопасной жизни. Такая перспектива наполняет ваши души восторгом.
       Бёртон запнулся и нахмурился.
       --Однако у нас есть альтернатива той Земле, которую я описал. Обследовав космические корабли, стоящие в ангаре, я убедился, что они не нуждаются в высокопрофессиональных экипажах для управления. Сами по себе суда эти очень сложны, но даже двенадцатилетний ребенок, после недолгого обучения, сможет привести такой корабль в любую точку Вселенной. Если, конечно, у него хватит топлива.
       Фрайгейт улыбнулся и, подняв руку, сложил большой и указательный пальцы в колечко.
       --Что, если мы откажемся возвращаться на Землю с ее утопическим раем?-- продолжал Бёртон.-- Что, если мы предпочтем другой образ жизни? Ведь даже если нам удастся полюбить описанную мною Землю, еще не сказано, что все мы туда попадем!
       Зато мы все без исключения можем сесть на корабль -- на все корабли, что есть в ангаре, если захотим, -- выбрать по каталогу навигационной системы девственно чистую планету и улететь туда.
       Что ожидает нас там -- нас, разношерстную группу почти бессмертных людей разных рас, наций, языков и эпох? Конечно, не та роскошная и легкая жизнь, какой мы наслаждаемся здесь, или более скромная, но не менее легкая жизнь на Земле. Даже взяв с собой записи научных и технических достижений этиков, мы практически не сможем ими пользоваться в течение нескольких столетий. Нам придется долго ждать, пока население планеты увеличится настолько, чтобы хватило рук для черной и трудной работы по добыче сырья и его обработке.
       Этики разместили генераторы ватанов с записывающими устройствами на многих планетах, как и на нашей Земле в свое время. Мы сможем иметь там детей, поскольку они будут рождаться с ватанами, а стало быть, будут обладать самосознанием и свободой воли. Но,-- Бёртон вновь внимательно оглядел аудиторию,-- если кто-то из нас или наших детей умрет, то останется мертвым надолго. Возможно, навсегда. Сумеют ли этики проследить наш путь, мы выясним сразу, как только прибудем на место. Не исключено, что нас признают достойными и позволят жить дальше. А может, и нет. Но в любом случае... если мы умрем рано, то это будет надолго, поскольку этики доберутся до нашей планеты, быть может, лишь через много тысячелетий. И даже если наши потомки сумеют построить необходимую для воскрешения аппаратуру, откуда нам знать, захотят ли они нас воскрешать? Мы не в силах предугадать, какая политическая, религиозная и экономическая ситуация сложится на планете к тому времени. Наши потомки могут решить, что лучше оставить нас покойниками.
       И это далеко не самое худшее, что может с нами случиться. Сначала, когда мы высадимся на планету, построим своими руками жилища, возделаем землю, посеем зерно и пожнем урожай, дадим жизнь первому поколению, мы будем довольно-таки гармоничным обществом. Но по прошествии веков и тысячелетий наш общий язык, эсперанто, разделится на диалекты, а затем и на языки, которые будут отличаться друг от друга не меньше, чем французский от албанского. И хотя смешанных браков будет много, некоторые группы наверняка сохранят свои расовые особенности, и наш отважный новый мир поделится на расы.
       Разные языки и разные расы. В точности как на старой Земле. Зато нам не грозит однообразие.
       И как бы ни старались мы воспитывать детей с любовью, со временем, после смены нескольких поколений, а то и гораздо быстрее, население планеты станет таким же, каким оно было на прежней Земле.
       Дамы и господа! Приложив немало усилий, пережив неисчислимые трудности и опасности, создав по возможности наиболее справедливое общество для всех, мы тем не менее неизбежно станем свидетелями его деградации. Как и на Земле, оно расслоится на сильных и слабых, бедных и богатых, ведущих и ведомых, смелых и трусливых, глупых и умных, открытых и замкнутых, дающих и берущих, милосердных и равнодушных или жестоких, отзывчивых и черствых, нежных и грубых, мучителей и жертв, разумных, полубезумных и ненормальных.
       Там будет ненависть, но и любовь, отчаяние, но и радость, поражения, но и победы, горе, но и счастье, безнадежность, но и надежда.
       Бёртон мельком посмотрел на слушателей, охватив все лица единым взглядом. Они предчувствовали, что он скажет дальше -- если не точные слова, то смысл наверняка.
       --Зато... жизнь наша будет полна разнообразия, богата всеми красками спектра, чего не сможет дать нам безопасное существование на Земле.
       Дух приключений не покинет нас.
       Мы откажемся от земного рая, но захватим толику рая с собой -- и, я уверен, немалую долю ада. Может ли рай существовать в пустоте? Если не будет ада, как вы узнаете, что живете в раю?
       Я спрашиваю вас, друзья мои, и даже тех, кто, возможно, не хочет быть мне другом, что мы выбираем? Новую Землю? Или неизведанное?
       Аудитория молчала. Наконец голос Фрайгейта разорвал тишину:
       --Это что, риторический вопрос? Куда ты сам собрался, Дик?
       --Ты знаешь куда,-- ответил Бёртон.
       И махнул рукой, показывая на звезды.
       --Кто со мной?"

       Забавно, правда? Ай, да Бартон, ай да . . .
       Впрочем, в книге и без него полно симпатичных персонажей, выписанных тщательно с любовью, многие из них являются аналогами реальных людей, как тот же Бартон или Алиса Лидделл Харгривз (прототип кэроловской Алисы), очаровательная и находчивая женщина, чья интуиция и скажем так, неформальный взгляд на вещи не раз спасали всю их команду. Там и перевоспитанный Герман Геринг и так же перевоплотившийся в праведника Джек Потрошитель. Есть и никому не известные по земной истории, однако же, не слабо проявившие себя в Мире Реки персонажи, например тихая робкая китаянка Звездная ложка, вечная жертва, сама, чуть не уничтожившая все человечество. Автор раз за разом просто сталкивает читателя с мыслью, что каждый может измениться, при чем в любую даже самую невообразимую, невозможную для него сторону. Можно было бы конечно попенять Фармеру на постоянную избыточную повторяемость одних и тех же мыслей, но, вспоминая наставления Никитина о необходимости минимум трехкратного повторения ключевой информации в тексте для лучшего ее усвоения мозгом читателя, не буду.
       Попенять можно, пожалуй, на то, что по ходу повествования внимательный читатель обнаружит ряд мелких сюжетных и логических нестыковок, типа бутылки из стекла в местности, где технологически по утверждению самого же Фармера ее произвести было невозможно. Они, конечно, могут раздражать, но я бы предложил не акцентироваться на них, как мне кажется, автор работает в импрессионистской манере, его не всегда интересует завершенность, выверенность каждого мазка, сюжетного или образного штриха, главное - восприятие картины в целом. И он добивается эффекта масштабности, даже эпичности. Впечатления от созерцания его мира весьма сильны. Это полностью нивелирует мелкие огрехи текста. Тем более, рисуя, столь масштабное полотно рука не может не дрогнуть, ну хотя бы раз.
       В заключении хотелось бы отметить, что очень не рекомендую настоящим любителям фантастики пройти мимо этой книги. В ней, есть все, чем так привлекателен жанр. Интересный сюжет, пусть по временам динамика провисает, подчас повествование кажется затянутым, но зачастую это делается специально для того, чтобы подчеркнуть резкость развязки, создать контраст для лучшего восприятия неожиданного сюжетного хода. Симпатичные персонажи, в которых нельзя не влюбиться. Весьма оригинальные идейные находки, тот же ватан, искусственное происхождение души и ее структура. Серьезные этические проблемы, на которые читатель сам должен поискать ответы. В общем, каждый найдет что-то, что придется по душе конкретно ему.