| |
Темна вода во облацех
Из классики
- Сейчас полночь.
Приветствую тех радиослушателей, которые по каким-либо причинам еще
или уже не спят, и приглашаю вместе провести оставшиеся ночные часы.
С вами "Sky-Radio", лучшая музыка двух тысячелетий.
В ночной тишине прозвенел гитарный
перебор, и дрожащий женский голосок тихонько вывел:
Дождь затянул унылый вальс
Среди полночного молчанья...
Хельна, для друзей Хеля, откинулась на
спинку стула и почесала за ухом. Один наушник у нее был сдвинут
вверх, чтобы не терять контакта с окружающим миром, второй, вместе с
прикрепленным к нему микрофоном, был на месте. Все вместе придавало
Хеле вид несерьезный и растрепанный, что ее, впрочем, не портило.
Кроме того, в студии сейчас никого не было, если не считать огромного
"немца", но Фрейм любил свою хозяйку за какие-то иные качества, но
никак не за внешний вид.
Хеля выгнулась, стараясь вытянуться
больше, чем, возможно, потом протянула руку и потрепала Фрейма за
ухом. Тот даже не пошевелился, лишь по кончику хвоста можно было
догадаться, что ласка ему приятна.
Хеля подкатила к пульту, двумя пальцами
бодро потыкала в клавиши, загружая программу на ближайшие три часа,
насадила наушники на специально для этого стоящий на пульте череп и
лихо перекатилась на стуле к противоположной стене.
- Ну что, Фремик, погуляем?
Фремик грохнул по полу хвостом, в
мгновение ока вскочил на лапы и был около двери раньше Хели, которой
вообще-то надо было сделать полтора шага. Так они и пошли по
коридору: впереди Фрейм, здоровеннейшая немецкая овчарка, при всех
своих габаритах и весе двигающийся удивительно бесшумно, а вслед за
ним Хеля, высокая, но не длинная девушка, в возрасте от двадцати до
двадцати пяти лет.
Радиостанция занимала девятнадцатый,
последний, этаж "Sky-building'а" и имела отдельный выход на крышу.
Были и другие выходы, но после неудачного, но шумного штурма
"SkyBank'а", располагавшегося тогда на десятом этаже, все двери были
замурованы. Кстати, именно по имени банка и было названо здание,
радиостанция здесь была ни при чем, что не мешало диджеям обыгрывать
это на все лады.
Этот выход на крышу тоже был в свое
время заделан. Но спустя некоторое время банк съехал, оставшиеся
после него помещения были отданы под квартиры и жильцы,
посовещавшись, решили, что иметь в своем распоряжении целую крышу -
это здорово. Тем более что из всех учреждений и офисов, занимавших
некогда это здание, осталась только радиостанция, а радиостанции не
штурмуют. Коллектив "Sky-radio" радостно поддержал почин. Впрочем,
меры предосторожности были соблюдены: дверь сделали бронированной,
снабженной разными хитростями противовзломного характера, перископом
ночного видения и оборудовали видеокамерами всю крышу. Прежде чем
выйти можно было на мониторе, вмонтированном в стену рядом с дверью,
осмотреть всю крышу и решить для себя: стоит идти или нет.
Хеля не глядя на монитор отстучала код и
потянула на себя дверь. Внутри двери прошуршал механизм и с легким
чмоканьем она отошла от косяка. Хеля уперлась ногами и толстенная
дверь неожиданно мягко, но медленно открылась. Свежий ветер, влажный
от дождя, несмело заглянул в дверной проем, присмотрелся и лихо
влетел в коридор. В носу защипало и Хеля от души чихнула. Фрейм
укоризненно посмотрел на нее и неторопливо вышел на крышу.
"Sky-building" было не самым высоким
зданием в городе, но стояло на горе, а потому вид с него был самый
живописный. Хотя какой вид может быть в городе? Красивые дома в
округе? Деловая часть города, виднеющаяся вдалеке? Впрочем, о чем это
я, тормознула себя Хеля. Об этом хорошо рассуждать днем, а сейчас
ночь, и деловая часть города угадывается только по слегка светящемуся
небу, а вокруг нас нет ни огонька, потому как частный сектор, бог
знает как уцелевший, спит, а когда люди спят, то свет они, как
правило, гасят. И можно сколько угодно фантазировать, о том, что же
такого есть вокруг нас.
Насчет "ни огонька" Хеля погорячилась.
Если посмотреть вниз, перегнувшись через ограждение, то можно было
увидеть освещенную площадку для машин, а если посмотреть немного
дальше, то можно было увидеть, что в частном секторе тоже есть
огоньки. Но если не перегибаться, а смотреть поверх всего этого, то
через некоторое время звезды начинают притягивать к себе, а если по
небу бегут облака, то возникает ни с чем не сравнимое ощущение
полета. Хеля прислонилась к парапету, запрокинула голову и принялась
рассматривать звезды. Особенно разглядывать было нечего, небо было
почти полностью затянуто тучами и шел дождь, но кое-где были разрывы
и сквозь них были видны маленькие блеклые точки звезд. Интересно, кто
решил, что звезды разноцветные? Сама Хеля видела их бледно-голубыми.
Дождь был слабый, можно сказать никакой,
несколько дождинок в минуту, поэтому он не мешал, а лишь усиливал то
чувство, что разворачивалось в душе у Хели. Почти не моргая, она
сидела, привалившись к ограждению крыши, смотрела в небо и в ее душе
рождалось нечто:
Ночь. Черным пятном
Под крылом лежит город
И в городе том - дом.
Редкий фонарь мрак
Разгоняет и черных, как тушь,
Бродячих людей и собак.
Люди и звери
Вдоль стен торопливо идут
Обходя приоткрытые двери.
(Дверь - это вроде души у
домов.
Может быть нараспашку,
И закрытой на прочный засов.)
А за дверью, уж так
повелось испокон,
Или сказочный клад,
Или дремлющий чутко дракон.
И откуда что берется? Драконы вот
какие-то...
В бедро ткнулось что-то твердое - Фрейм
сделал свои дела и намекал, что пора бы и за работу. Хеля вздохнула,
вытащила одноразовые перчатки и пошла убирать за собакой. Хоть крыша
и принадлежала ей безраздельно, остальные жильцы потихоньку остыли к
прогулкам на свежем воздухе, предпочитая удовольствия поближе к
земле, да и диджеи перестали гулять по крыше, но убирать Хеля
заставляла себя каждый раз, не откладывая. А то оглянуться не
успеешь, а ступить уже некуда.
Жильцов в доме было, впрочем, не много.
Кроме самой Хели, поселившейся здесь случайно и ужасно радовавшейся
такой оказии - жить рядом с работой, на восемнадцати этажах обитало
десятка полтора семей, с представителями которых Хеля не виделась
иногда месяцами, в основном из-за своего рабочего графика.
Работала она по ночам. То есть была
ночной ведущей. Обязанности ее были самые простые: чтобы не
прекращался поток музыки. Какая музыка - это ее личное дело. Политика
радиостанции за последние годы не раз и не два менялась, теперь не
было стремления продемонстрировать все музыкальные хиты мира. Теперь
ведущий должен был единственно следить за тем, чтобы это была
качественная музыка. Год выпуска, национальная принадлежность роли не
играли никакой. Крути что хочешь! И крутили. И слушали.
Хеля любила делать тематические
программы. Сегодня у нее темой был дождь. Она собрала множество
наиболее известных песен о дожде плюс необозримые просторы бардовской
музыки. Вот и сейчас из приемника доносился очередной гитарный
перебор и голос, на этот раз мужской, обещал:
Дождь смоет все следы...
Почему она сегодня напихала в свою
программу так много бардов Хеля и сама не знала. Так получилось, так
у нее рука легла. За это она и любила свою работу: полная свобода в
составлении программ. Плюс ночные дежурства.
Хеля была ночным человеком.
Были еще кое-какие дневные обязанности,
но они тоже были не очень обременительны.
Еще гуляя с Фреймом, она захотела кофе.
Спустившись к себе домой, она решила еще и позавтракать. В
полтретьего ночи это трудно назвать завтраком, для нее это был скорее
обед, но не в названии дело. Она соорудила себе бутерброд - батон
режется вдоль, мажется маслом и посыпается какой-нибудь приправой,
можно просто сухим бульоном - и принялась его жевать, одновременно
подготавливая кофеварку.
Кофеварка - это то, что, наверно,
никогда не изменится, не смотря ни на какие достижения науки и
техники, рассуждала она. Это всегда будет нагревательный прибор с
резервуаром для воды и кружкой, куда вытекает готовый кофе. Можно
поставить таймер, можно усовершенствовать фильтр, можно улучшить сам
нагревательный элемент, но суть не измениться, наверно, еще долго.
Под аккомпанемент этих мыслей, Хеля
рыскала по кухне в поисках кофе. Кофе не было. Кончился.
Хеля попыталась вспомнить, когда она
покупала кофе в последний раз, но не вспоминалось. И от этого кофе
хотелось еще сильнее.
Впрочем, выход был. В студии, специально
для ведущих, стояла кофеварка. И был пакет с кофе. Большой пакет. А
известно, что если от много взять немножко, то будет не воровство, а
дележка. Тем более кофе покупали в складчину и Хелины деньги там тоже
были.
Вот и ладушки, решила она для себя и
пошла в студию.
В студии она первым делом проверила
компьютер, ввела очередной блок песен и только после этого
направилась к столику с кофеваркой. Процесс пересыпания кофе прошел
нормально, а вот когда она уже собиралась закрыть свою банку, то
крышка выскользнула из руки и закатилась под пульт.
- Блин!
Хеля поставила свою банку на столик и
полезла под пульт. Пришлось сложиться чуть ли не вчетверо, чтобы
поместиться там, а при ее росте это было не просто. Проклятая крышка
закатилась очень качественно и Хеля вывозилась в пыли по уши, пока ее
разыскивала. Наконец выяснилось, что она на ней, на крышке, то есть,
сидит. Запустив под себя руку, Хеля выудила беглянку и с вздохом
облегчения собралась уже выползать из-под пульта, но тут довольно
чувствительно приложилась макушкой к чему-то острому. Зашипев от боли
она, пятясь, выволокла себя из-под пульта, положила на него
злополучную крышку и собралась снова заглянуть под пульт, но тут
уперлась взглядом в кроссовки.
- Блин! - На этот раз она сказала это
про себя.
Кроссовки принадлежали Бобе. Для этого
даже не обязательно было смотреть вверх, чтобы увидеть владельца
обуви. Другой такой пары нет больше ни у кого. Собственно, ничего
особенного в этих кроссовках не было, за исключением расцветки.
Представьте себе: кожура апельсинов режется крупными кусками,
укладывается в форме кроссовок и сверху красится радикально синим
лаком. Затем, пока лак еще не высох, несколькими произвольными
движениями лак стирается где попало. После чего кроссовки ставятся в
уголок и пылятся некоторое время. Конечный продукт и есть то, что
носит Боба. И чрезвычайно этим гордится.
Подняться Хеля не успела, Боба сам
опустился на корточки.
- Что там у тебя?
Почему-то Хеле вспомнилось, что первым
человеком, встретившимся ей на радиостанции, был именно Боба. Уже
потом она узнала, что он ведет утреннее шоу "Ревей мотан" и является
и.о. редактора утренних программ. Сразу он не очень показался Хеле,
может быть из-за того, что легко проходил у нее под мышкой, но потом,
когда пообтерлась в коллективе, поняла, что не рост главное.
Маленький, курчавый Боба всегда знал пару-тройку свежих анекдотов,
был набит под завязку новостями из совершенно различных сфер, неплохо
разбирался в текущей политике и легко становился душой абсолютно
любой компании. Говорили, что он в совсем юном возрасте работал
диск-жокеем в последней работающей в городе дискотеке и был безумно
популярен у девиц возраста полового созревания. По одним слухам он
этим пользовался с присущим ему размахом, по другим - вел
высокоморальную жизнь. Сам Боба на вопросы об этом своем периоде
жизни лишь пожимал плечами и рассказывал внеочередной анекдот. В
общем, был отличным парнем.
Кстати, Фрейм достался Хеле с легкой
Бобиной руки. Как-то вечером она поднялась в студию раньше обычного и
столкнулась нос к носу с чудом природы. Чудо стояло посреди студии и
смотрело исподлобья на нее. От умиления Хеля села прямо на пол и с
идиотской улыбкой уставилась на собаку. Впрочем, собака - это громко
сказано, щенку было от силы три месяца, но уже чувствовалось, что в
самом ближайшем будущем это будет очень крупный пес. Уже сейчас у
него была очень широкая грудь и просто громадные лапы. Для щенка,
конечно.
- Видишь, что в наше безумное время
можно найти на улице? - Спросил еще не ушедший домой Боба.
Хеля подняла на него удивленно
распахнутые глаза:
- Ты нашел его на улице? Это же немецкая
овчарка, без сомнения чистокровная. Они же стоят чуть не на вес
золота. Какой сумасшедший выкинет на улицу такую прорву денег? Не
говоря уже о том, что выгнать на улицу собаку - это... это...
Хеля замялась. У нее самой даже мысли не
могло возникнуть, чтобы выставить на улицу это очаровательное
существо.
Существо почувствовало в Хеле
родственную душу и подошло поближе для более детального знакомства.
Сначала щенок вытянул голову и понюхал воздух, потом сделал еще пару
шагов и ткнулся в протянутую Хельной ладонь. Контакт был установлен.
- Хочешь его себе?
Хеля не поверила своим ушам: Боба
отдавал ей эквивалент ее трехмесячной зарплаты.
- Ты что, я ж с тобой ни в жизнь не
расплачусь.
- А кто говорит о деньгах? Мне собака не
нужна, с ней гулять надо, а мне некогда. А ты девушка свободная.
Хеля насторожилась. Боба уже
неоднократно подъезжал к ней с недвусмысленными предложениями весело
провести время, но получал неизменный отказ. Хеля не могла
представить, что может где-то появиться в обществе парня ниже себя
ростом. Не смотря ни на какие достоинства парень должен быть выше -
вот ее кредо. Боба не обижался, но и не прекращал своих попыток.
Вот и теперь Хеля заподозрила, что Боба
в обмен на собаку захочет уступок определенного рода с ее стороны.
Прежней твердости в ее душе не было, очень уж ей нравился щенок и
очень уж она хотела иметь собаку. Так что у Бобы были шансы. Но он
ими не воспользовался.
- Забирай. - Боба аж порозовел от своей
щедрости. - Все равно он не мой, а прежних хозяев искать дело гнилое.
Может барбос вообще из другого города прибрел.
- Ну, это ты загнул. - Протянула Хеля.
Быть такого, конечно, не могло, но очень хотелось верить. Она все еще
не могла до конца осознать, что у нее наконец-то будет собака!
- Ладно, вы тут дружитесь, а я пошел. -
Боба двинулся к двери. - Кстати, а где ты его выгуливать будешь?
Хеля пожала плечами. Придумается
что-нибудь. Боба на прощанье помахал рукой щенку, который на это
никак не прореагировал и улыбнулся Хеле.
Улыбка у Бобы была что надо. Два ряда
идеально ровных, немыслимо белых, без единого пятнышка или, боже
упаси, пломбы зубов сверкали как на рекламе зубной пасты. С той лишь
разницей, что в рекламе зубы были доработаны компьютерным дизайнером,
а здесь поработала мать-природа. "Улыбка на полтора лимона" говорил о
ней Боба.
Вот и сейчас он улыбался Хеле именно
этой своей улыбкой. Только как-то не вязалась улыбка и глаза. А глаза
были очень серьезные, настороженные и... Еще какие-то. Неприятные.
Хеля испугалась. Она никогда не боялась
Бобу, напротив, с ним было всегда легко, а после истории с собакой их
отношения стали очень теплыми и доверительными. Как у брата с
сестрой. Боба стал иногда заходить в студию к Хеле по вечерам перед
уходом домой, они болтали ни о чем, тренировали Фрейма на выполнение
каких-нибудь команд и все трое были довольны проведенным временем.
- Что там у тебя? - Снова спросил Боба.
- Да ничего, вообще-то. - В горле
неожиданно стало сухо, язык теркой прошелся по небу и Хеля
закашлялась. С трудом сглотнув, она все-таки спросила, ткнув пальцем
за спину:
- А это для чего?
Боба посмотрел на коробочку, потрогал ее
пальцем, но не на предмет пыли, а просто так. Пожал плечами:
- А бес его знает. Первый раз вижу.
Хеля ему не поверила. Интуитивно.
Хотя, почему она не поверила Бобе? Разве
у нее есть к этому основания? Боба давал когда-нибудь повод? Нет,
ничего подобного никогда не было. Все это нервы. Нервы и усталость.
Сегодня она не выспалась, вот и чудится всякое. А Боба тут ни при
чем, и взгляд у него самый обычный. Вот только что он делает в студии
в столь неурочное для него время?
- Как что? - Удивился Боба. Хеля не
заметила, что последний вопрос она произнесла вслух. - Завтра же День
радио.
Помимо всего прочего, Боба был великим
знатоком различных праздников. Церковные, светские, профессиональные,
новые, старые или напрочь забытые - Боба знал их и помнил о них.
- Да, помню. - Пробормотала Хеля. - А
что ты мне ничего не сказал, что придешь рано?
- Забыл. - Боба опять улыбнулся.
Хеля, наконец, встала на ноги. Ее
немного трясло, как от холода. Ну, пусть будет от холода, решила она.
- Ладно. - Она подошла к компьютеру,
проверила программу и пошла к себе домой. - Я скоро.
Дома Хеля сделала все-таки себе кофе, не
торопясь выпила его, и решила снова прогулять Фрейма. Тот факт, что
со времени последней прогулки прошло не более часа, ее не очень
волновало. Гулять Фрейм был готов в любое время дня и ночи, хоть бы и
по крыше. А ее такие прогулки успокаивали.
Дождь почти перестал. Если раньше он был
просто редкий, то теперь это был умирающий дождь: не сразу и поймешь,
капает с неба или нет. Хеля села на свое место у парапета, обхватила
колени руками и попыталась унять дрожь. Получалось плохо.
Она боялась. Боялась Бобы, человека, про
которого думала, что все про него знает. Которому доверяла.
Который... А, да что говорить, последнее время он даже ей стал
немного симпатичен и она почти не замечала разницы в росте. Может
быть когда-нибудь она и... Но теперь на этом поставлен огромный
тяжелый крест. Она боялась Бобы. Но почему? Ведь не бывает, чтобы
такое случалось в одночасье и без какого-либо повода. А повода нет.
Значит это нервы. Надо будет извиниться перед Бобой. Хотя за что?
Нет, извинятся она не будет, а будет себя вести как будто ничего не
случилось. Так и решим.
Что жесткое коснулось ее щеки. Хеля
вздрогнула. Оказывается она и не заметила, как начала плакать, а
Фрейм, всегда остро чувствующий настроение хозяйки, подбежал и стал
слизывать слезинки. Хеля обхватила руками шею собаки, Фрейм положил
голову ей на плечо и они так замерли: девушка и собака.
Сколько они просидели - сказать трудно.
Хеле показалось, что она даже задремала, пригревшись на теплом
Фрейме. Пришла в себя она, когда Фрейм вдруг дернулся, заскулил и
начал заваливаться набок. Она уперлась и постаралась удержать собаку,
но тот был слишком тяжел и удавалось ей это плохо.
Судя по всему Фрейму было очень плохо.
Лапы у него разъезжались, он мотал головой, но не просто из стороны в
сторону, а как-то бессистемно, как будто у него в голове завелся
некто и теперь бьется, пытаясь вылезти. Из раскрытой пасти не
перестающей струйкой текла слюна, заливая Хелины джинсы. Казалось,
что Фрейм в одночасье отравился.
Вдруг Фрейм вскочил на все четыре лапы,
дернулся и отбежал на несколько шагов. От его рывка Хеля упала на
колени, но подняться не успела. Три пуда тренированных мускулов в
одно касание опрокинули ее на крышу. Фрейм, - ее Фрейм! - которого
она вырастила, знала его с самого что ни на есть щенячьего возраста,
раззявил пасть и огромными, полуторадюймовыми клыками вцепился ей в
горло.
Хеля оцепенела. Первобытный ужас сковал
ее и она не могла, даже если бы очень захотела, двинуть ни рукой, ни
ногой. Клыки натянули кожу, но еще не пробили ее, и Хеля, безумно, до
оцепенения, боясь, тем не менее, даже с отстраненным интересом ждала
момента, когда Фрейм сожмет челюсти, ломая гортань. Что она
почувствует в тот миг, когда будет умирать?
Но время шло, а она жила. Фрейм не
разжал хватки, но и не стал сжимать челюсти сильнее. Что-то с ним
происходило. Хеля потихоньку стала приходить в себя. Она скосила
глаза и увидела полный тоски взгляд Фрейма. Совершенно нечеловеческая
борьба шла у того в душе. С одной стороны что-то большее, чем он
велело ему покончить с человеком, который сейчас находится полностью
в его власти, а с другой любовь и преданность к хозяйке не давали ему
сделать этого. Плюс ко всему Фрейму было просто плохо, плохо
физически.
Хеля начала говорить.
Что она говорила - она не помнила.
Какой-то лепет, вздор, главное чтобы успокоить собаку, чтобы он
расслабился лег и закрыл глаза, поспал, а когда проснется, все будет
казаться дурным сном, и ему будет казаться и его хозяйке будет
казаться, потому что мы вместе сейчас тут ляжем и поспим, и не беда
что сыро, подумаешь, ты у нас большой и теплый, и шерстяной, нам на
двоих хватит тепла, правда ведь, вот и умничка, вот и здорово,
лежи-лежи, малыш, никто нас больше не кусает, все хорошо, все хорошо,
хорошо...
В конце концов Фрейм разжал челюсти, лег
рядом и уснул, но спал беспокойно, постоянно взвизгивал и жалобно
стонал, как будто жалуясь. Хеля лежала рядом, обняв собаку, и думала.
Вариант с бешенством она отмела сразу.
Бешенство не бывает мгновенным, инкубационный период у собак около
двух недель, а в обозримом прошлом никто и никогда Фрейма не кусал.
Такого укусишь! Его даже полицейские "сорбонны" обходили стороной.
Значит, бешенство отпадает. Тогда...
А тогда ничего и не придумаешь. Кормила
Фрейма только она сама, да он бы и не взял бы ничего из рук чужого.
Даже у Бобы не брал, весьма того обижая этим, хотя несколько раз Боба
выгуливал его, и Фрейм совершенно спокойно ходил с ним, заставляя
Хелю мучиться от ревности.
Хочешь не хочешь, а придется
пожертвовать сном и свезти Фрейма в клинику. Пусть спецы посмотрят,
что к чему.
На том Хеля и порешила. А пока надо было
спуститься вниз, домой, а то лежать на мокрой крыше, хоть и в обнимку
с теплым Фреймом, могло оказаться чреватым уже для ее здоровья.
Она потихоньку поднялась, стараясь не
разбудить Фрейма, но тот все равно, конечно, проснулся и невыносимо
виноватым взглядом смотрел на нее. Хеля нагнулась и почесала собаку
за ухом:
- Ничего, малыш, скоро все хорошо будет,
дадут тебе таблетку, и все пройдет. Правда ведь? А теперь пошли.
Вставай, а то мне тебя не поднять. Вот умница! Ну, пошли-пошли,
лапками-лапками, вот так вот, у-у, ты мой сладкий!
Бормоча всякую ерунду, Хеля довела
Фрейма - сам он идти мог, но его неудержимо вело вправо, - до двери.
Та оказалась открытой.
Не совсем открытой. Не нараспашку.
Что-то попало между дверью и косяком и мешало двери нормально
закрыться. Хеля распахнула дверь пошире, пропустила вперед Фрейма и
задержалась в поисках инородного тела. Им оказалась маленькая черная
коробочка, точнее горстка обломков от нее. О первоначальной форме
было несложно догадаться, но это интересовало Хельну меньше всего.
Носком кроссовки она отодвинула мусор и закрыла дверь. Потом собрала
осколки пластмассы в пакетик и сунула в карман, решив выкинуть по
пути в мусоропровод.
Чтобы пройти к лифту на жилые этажи,
надо было пройти мимо студии. Сделать это надо было Хеле еще и по
ряду иных причин: во-пе
|