МЕНЯЛА

МЕНЯЛА

Скучая, я сидел у прилавка и потягивал красное вино из высокого серебряного кубка. Через огромную, от пола до потолка, стеклянную стену я смотрел на серую ленту дороги, которая пролегает перед моей лавкой и венчает каменистую безжизненную пустыню, что катит свои застывшие волны к черным, сверкающим в ярких лучах солнца горным кряжам. Всю жизнь одно и тоже, как будто смотришь не в окно, а на тщательно прорисованную картину. Я вздохнул, прошел в помещение склада и плеснул в опустевший кубок вина. В это время над дверью зазвенел серебряный колокольчик.

- Добрый день! – Появившийся в лавке странник был прилично одет, выглядел свежим и отдохнувшим, а значит, не представлял для меня никакого интереса. Кроме того, он мне не нравился. Я неспешно подошел к прилавку.

– Чего изволите? – Нехотя процедил я, и на моем лице появилась кисло-приторная мина, выражающая тоску по великим делам, вселенскую скуку и готовность в меру поговорить.

- Я бы хотел получить немного золота. – Сказал мужчина прокуренным басом и достал из кармана плаща стеклянный куб. – У меня есть живой Джулс.

- Живой Джулс… - Я без энтузиазма оглядел прозрачный контейнер, где ползал жук-хамелеон. Он был фиолетово-красным, и, видимо, страшно боялся за свою жизнь. – И зачем он мне?

- Говорят, они разумны. – С надеждой произнес странник и облизнул пересохшие губы.

- Все, что до этого побывали в моих руках, не выказывали даже намеков на существование мозгов. – Уверенно соврал я, взял в руки куб и посмотрел в черные глаза-бусинки. От моего взгляда жук попятился и стал желто-оранжевым, что означало крайнюю степень обеспокоенности. – Я дам за него унцию золота.

- Унцию золота? – Странник задохнулся от гнева. – Да он стоит в тридцать раз больше! – Повисла напряженная пауза. Горе-энтомолог теребил правый ус, и, беззвучно шевеля губами, пытался меня гипнотизировать. - Пять унций. – Выдавил из себя он.

- Жук может стоить сколько угодно, но я дам за него унцию. – Мой взгляд источал бесконечную усталость и нежелание торговаться.

- Унцию, всего унцию, - бормотал странник, - но в Аркаре ужин с ночлегом стоит вдвое больше!

- Две унции, - сказал я и протянул куб посетителю, - две унции, и точка. При условии, что в следующий раз принесете мне бутылочку Аркарского вина.

- Черт с тобой! Забирай! – Выдохнул измученный безденежьем путник.

- Получите. – Я нажал кнопку «2» на кассе, и на лоток выпал аккуратный резиновый мешочек, наполненный мелким золотым песком.

- Ты не меняла, ты грабитель! – Проворчал возмущенный клиент, и, развернувшись, пошел к выходу.

- Рад был помочь! – Крикнул я вдогонку, и унес Джулса в подсобку. Под кварцевой лампой кожистый панцирь жука стал ярко-зеленым. Что ж, неплохо, подумал я, короед стоит унций двадцать, нужно успеть его обменять, пока не перестанет менять цвета.

Я вернулся в лавку и увидел, что по дороге идет путник, облаченный в пыльные, кое-где проржавевшие рыцарские доспехи. Он брел, что-то бормоча себе под нос и понуро опустив голову. Его разукрашенный золотом меч слишком низко болтался на поясе и со скрежетом волочился по пыльной дороге. Рыцарь остановился, повернул голову в сторону лавки, и, не выходя из сомнамбулического состояния, направился к двери.

- Привет. – Буркнул он, окатив меня перегаром и запахом пота. – Не найдется ли у тебя шкуры горного Двалка? – В вяло произнесенной фразе сплелись отчаяние и безысходность.

- Может, и найдется, а что ты предложишь взамен? – Я с сомнением оглядел незадачливого вояку, и подумал, что тот глуп даже для того, чтобы просто воспринять мои предложения.

- Да все, что угодно! – Он как будто ожил: загорелое, в шрамах и боевых отметинах лицо покраснело, и без того широкие ноздри раздулись, а в мутных, как будто выгоревших глазах засветился слабый огонек надежды. – Говори!

- Золото. – Коротко, с нажимом сказал я. - Много золота.

- Сколько?

- Если учесть, что Двалки в Салликане почти истреблены… – Я медлил, боясь продешевить. – Тридцать унций чистого золота.

- Отлично! – Пророкотал рыцарь. – Еще бутылка доброго вина, и договорились! – Он достал из-за пояса увесистый кошель и отсчитал шесть мешочков по пять унций.

- Идет! – Я пожал мозолистую руку и пошел за шкурой. Вино для продажи стояло под прилавком, как всегда наготове.

Рыцарь ушел, а я открыл стеклянную дверь, чтобы проветрить тесное помещение и избавить свое тонкое обоняние от лишних мучений. Стоя на ступеньках, я вместе с поземкой скользил взглядом по пыльной дороге. Оба ее конца пропадали в полукруглых, похожих на железнодорожные тоннели, пещерах. Километр пыли и мелких камней между окнами в другие миры. Каждый день по дороге проходит пять или шесть человек. Все они заходят ко мне в лавку: кто просто поболтать, а кто и провернуть сделку. Я – меняла, торговец, осевший в неказистом пустынном мире. Но я люблю его: он соткан из гор, песка, да редких дождей, которые идут преимущественно ночью. А утром повисает туман. Туман и морось. Я поежился и прошел через лавку в дом, а затем на узкий каменный балкон, что хрупким карнизом нависает над бездонной пропастью. Облокотившись на резные перила, я вглядывался в туманную глубину и потягивал терпкое вино. Я праздновал день рождения. Круглую дату. По земным меркам мне стукнуло три тысячи лет. Целая вечность. Вечность, оплаченная одиночеством. Запрокинув голову, я допил кровавые слезы виноградной лозы и выбросил кубок в пропасть. Вращаясь и разбрасывая вокруг светящиеся на солнце брызги, он начал стремительно уменьшаться, затем превратился в светящуюся точку, и, наконец, исчез в рваных клочьях серого тумана. Где-то внизу, в бесконечно далекой неизвестности, должны лежать две тысячи девятьсот семьдесят три выброшенных мной сосуда. Именно столько лет я живу здесь.

Мои раздумья прервал звон колокольчика, и я вернулся к прилавку. Передо мной стоял пожилой бородатый мужчина в мешковатой брезентовой куртке. Он был в роговых очках, в зеленой панаме с широкими выгоревшими полями и держал в ухоженных руках коричневый саквояж. Его лицо выражало самодостаточность и уверенность в себе. Такие редко идут на сомнительные сделки и авантюры.

- Здравствуйте, я частный коммивояжер, предлагаю приобрести экзотические напитки. – Заученно и монотонно пробубнил он и поставил потертый саквояж на прилавок.

- Здесь вы можете найти церст, каммий, и даже миакр из Гальперна. – Он подмигнул и раскрыл ржавый замок. По лавке распространились непередаваемые словами ароматы далеких миров. Я наклонился над раскрытым зевом баула и, закрыв глаза, вдохнул что-то пьяняще-знакомое. Быстрая карусель невесомых как пух запахов понесла куда-то, закружила, размазала по хрупким граням реальности, и вдруг все остановилось: в пряном букете присутствовал будоражащий с детства, возбуждающий и манящий аромат. Кофе! Коричневая пачка с красной надписью «Арабика» скромно расположилась среди пакетиков с церстом и пимберрой.

- Сколько стоит вот это? – Спросил я, указав на кофе, и, стараясь ничем не выдать своего интереса.

- Все по весу, – ответил коммивояжер, - унция специй за унцию золота.

Я взял кофе, покрутил в руках измятый шелестящий пакетик, и, обнаружив на нем надпись «100 грамм», отдал три унции. Это было безумно дорого, но могу я позволить себе роскошь выпить черного кофе в собственный тридцативековой юбилей?

- Приятно иметь дело с коллегой. – Улыбнувшись, сказал пеший купец и спрятал мешочки с золотом в одном из десятков карманов своей куртки. – Хорошей торговли! – Искренне пожелал он, и, разбудив спящий над дверью колокольчик, вышел прочь.

Закрыв глаза и откинувшись на высокую спинку кресла-качалки, я сидел с чашкой дымящегося кофе в руках и думал о вечности. Она играет в странные игры: за тысячи лет в моей памяти стерлись почти все воспоминания о многочисленных путешествиях по разным мирам, остались только Земля, детство, университет в маленьком провинциальном городке, первая девчонка, да бескрайние зеленые леса. Господи, как я хочу увидеть лес! Хочу побродить по мягкой траве, потом упасть на теплую землю и глядеть на облака в чистом голубом небе, придумывая, на что похожи их очертания. Хочу искупаться в океане… Хочу проснуться в маленьком деревянном домике от пения прилетевших весной птиц… Я хочу домой…

- Хозяин! Меняла! – Я открыл глаза. В дверях стоял молодой симпатичный парень в ярко-зеленой футболке и голубых джинсах, за спиной у него был небольшой черный рюкзак, а на ногах черные же кроссовки. – Можно войти?

- Заходи! – Ответил я, не сразу осознав, что заговорил по-русски. Сердце мое учащенно забилось. – Ты с Земли?

- Ага, с нее самой. – Парень бросил рюкзак на пол и привалился спиной к стеклу. – Ты, как я вижу, тоже землянин, а, точнее, земляк. Меня зовут Антон. – Он улыбнулся и протянул руку. – За знакомство выпить не желаешь?

- Легко! Мое имя – Андрей. – Я пожал крепкую жилистую ладонь и достал из-под прилавка бутылку Аркарского.

- Не надо! – Он расстегнул рюкзак и вытащил глиняный, запечатанный сургучом кувшин. – У тебя штопора не найдется?

- Сейчас отыщется! - Я, глотая слюну, смотрел на сосуд с невзрачной надписью «Хванчкара» и вспоминал вкус настоящего грузинского вина. – Пойдем внутрь, не пить же нам здесь, сидя за стеклянным прилавком.

Порывшись в коробке для ненужных мелочей, я отыскал штопор, взял с полки два стеклянных бокала и прошел на балкон. В углу стояли деревянный столик и два стула. Я смахнул накопившуюся за много лет пыль и поставил бокалы на стол.

- Как здесь красиво. – Антон стоял у каменной ограды и смотрел, как черные горы на другой стороне пропасти медленно тонут в туманной дымке, взрезая острыми обсидиановыми клыками нежную плоть голубого, похожего на акварель, неба. – Ты на земле когда жил?

- В конце двадцатого века, а странником стал в двухтысячном.

- Черт! Я тоже ушел в двухтысячном. И рассказать друг другу нечего. – Он помолчал. – Парадоксы времени… А учился где?

- В Ростове.

- А я в Москве. – Он хлопнул ладонями по теплому камню и обернулся. – А здесь ты сколько торчишь?

- Сегодня мне исполнилось ровно три тысячи лет. – Я грустно посмотрел в его серые удивленные глаза. – В двадцать семь я попал сюда, и с тех пор не покидал лавки.

- Значит, менялы, и впрямь, бессмертны. – Антон взъерошил копну выгоревших волос и подошел к столу. Он сел напротив, взял штопор и начал аккуратно вкручивать его в залитую сургучом пробку. – Мне двадцать, а я уже три года как перекати-поле по мирам шатаюсь. Устал как собака! – Сказал он, кряхтя от напряжения, и с булькающим звуком вытащил пробку.

Я вдохнул нежный пьянящий аромат, разливаемого по бокалам вина. Мы выпили за знакомство, за родителей, за Землю, потом грузинское закончилось, и я принес бутылочку Аркарского, затем еще пару…

- Скажи, а как ты стал менялой, как купил вечную жизнь? – Антон икнул и вопросительно на меня посмотрел.

- Я ее не купил, а обменял. – Выпитое вино развязало мне язык, и я говорил то, о чем следовало молчать.

- А что ты отдал взамен? – Искренне возмутился Антон. – Что может быть ценнее бессмертия?

- Свобода. – Я с грустью взглянул на мальчишку. – Я отдал свою свободу. Ведь я - раб вечности. Я не могу путешествовать между мирами, не могу выйти из лавки, не передав эстафету другому меняле…

- А ты можешь передать эстафету мне? – С надеждой спросил Антон и потер указательными пальцами виски. – Мне не нужна свобода, я устал от блужданий и хочу спокойствия. К тому же, я слышал, что у менял припасено немало золотишка…

- Могу. – Я не на шутку разволновался и с трудом скрывал предательскую дрожь в пальцах. – Но ты должен знать о самой страшной цене бессмертия – одиночестве.

- А что мне мешает жить с девчонкой, которую я люблю? – Антон непонимающе улыбнулся. – Я оставлю здесь ту первую, что понравится, а потом следующую…

- Есть еще одно «но». – Сказал я менторским тоном и заложил ногу за ногу. – Всякий входящий сюда стареет примерно в сто пятьдесят раз быстрее, чем за пределами лавки, и именно этим оплачивается бессмертие менялы. Поэтому посетители не любят задерживаться в наших лавках.

- Сто пятьдесят, значит, час здесь равен примерно шести суткам снаружи. – Подскочив было, Антон сел и беспечно махнул рукой. – Неделей больше, неделей меньше… Все равно я не знаю, когда умру… - Он помолчал. – Значит, тоска и одиночество… - А женщины здесь хоть иногда появляются?

- Появляются, и обычно расплачиваются не золотом! – Я грустно засмеялся. – Вот только стареют они слишком быстро.

- А я смогу бросить это ремесло и стать простым смертным?

- Сможешь, конечно, если найдешь того, кто согласится стать менялой добровольно. – Я криво улыбнулся. – Ты первый за последнюю тысячу лет.

- Я согласен. – Антон посмотрел на меня без тени иронии. - Я согласен потерять свободу, согласен стать узником этого дома, согласен на одиночество… Если получу взамен вечность…

- Ты уверен? – Прерывающимся голосом спросил я. – Ты хорошо все обдумал?

- Да. А ты?

- Не знаю… - Пробормотал я. Меня мучила совесть. Не хотелось обманывать хорошего парня и втягивать его в авантюру, из которой почти невозможно выбраться. Для очистки совести, я решил дать ему возможность подумать. – Когда-то и я зашел в этот дом и сидел за этим самым столом. Я тоже убеждал старика Джейкоба, что хочу его заменить. А он меня отговаривал, так же, как я тебя сейчас… Первые пятьсот лет пройдут легко. Ты узнаешь много нового, прочтешь тысячи книг, встретишь огромное количество интересных людей, изучишь предметы и знания, накопленные предыдущими менялами. Потом накатит скука, придет пьянство и ощущение, что ты узнал все, сама жизнь станет тягостной обязанностью, ты начнешь грубить посетителям и выжимать из них последние соки. Через тысячу лет тебе надоест и это. Ты будешь развлекаться, играя на чувствах клиентов. Ты станешь сбивать цену на предлагаемый предмет до унции, а потом отдавать десять только затем, чтобы увидеть в глазах напротив алчный блеск, ты будешь затаскивать в постель всех заходящих женщин и подольше удерживать в доме, наплевав на их укорачивающуюся с каждой минутой жизнь. Затем ты устанешь. Ты почувствуешь себя ломовой лошадью, которая изо дня в день ходит с завязанными глазами по одному и тому же маршруту, ты начнешь страдать обжорством и тратить огромные деньги на новые и новые деликатесы, ты потеряешь интерес к жизни… На последнем этапе ты превратишься в настоящего, прошедшего все искушения и соблазны, менялу. За прилавком появится холодный и расчетливый профессионал. Вот только менялой ты останешься лишь внешне, это станет твоей работой, твоим вторым «я». Внутри же ты будешь торговцем вечностью. Каждого входящего клиента ты начнешь оценивать только по одному признаку: согласится он занять твое место или нет… Ты уже передумал? – Резко спросил я.

- Не имею привычки менять свои решения. – Твердо ответил Антон.

На все про все ушел день и много вина. Я показал ему лавку, дом и бассейн, сводил в хранилище золота, там было тонн двенадцать, предъявил тысячи томов в подземной библиотеке, провел экскурсию по складу, оставил письменные инструкции по работе с клиентами и управлению геотермальной электростанцией, рассказал, чем кормить кайфующего под кварцем Джулса и ушел.

Я шагал не оглядываясь. Черный провал тоннеля манил неизвестностью. Я отправлялся в путешествие, которое больше всего походит на рулетку: погружаясь во тьму, никогда не знаешь, где и когда выйдешь на свет… Но я точно знал другое. Наконец, я совершил самую главную сделку в своей жизни, достиг вершины в карьере менялы. Я продал вечность. А вечность… Зачем она мне? Вечность не стоит ни гроша, вечность – это слишком долго… Хотя, кто знает, быть может, через много лет я снова стану ее рабом, снова стану менялой…

30 апреля – 2 мая 2001 г.