Макс Тимонов (Поединщик)
-Ну и что все это значит?…
Видя, что его слова не возымели должного действия, всадник (будем пока называть его - просто "всадник", тем более что он еще не представился) повторил тоном выше:
-Я спрашиваю, добрые люди, что вы делаете?
От кучи хвороста, сваленного на лужайке, отошел мужичонка:
-Так что, ваша мосць, ведьму жгем! - и исподтишка бросил взгляд на всадника: шляхтич как шляхтич. Белый расшитый золотом кунтуш, из-за алого кушака торчат рукояти двух пистолей. На ногах - добрые сапоги желтого цвета. И совершенно немыслимая шапка. Ничего особенного - они, паны, все одинаковы.
Всадник опустил поводья, осмотрелся вокруг. Из кучи дров криво торчал столб, явно наспех вбитый в землю. К столбу была привязана женщина. Нет, скорее девушка - почти подросток. Он брезгливо поморщился, досадливо дернув плечом:
-Сам вижу, что не хоровод водите! Что за ведьма, почему, зачем? Что мне из вас, все клещами тянуть?
-Простите, ясновельможный пан, не имею чести знать вашего светлого имечка! - бухнулся на колени мужичок, тряся клочковатой бородой, выглядевшей так, будто под носом у него вырос неопрятный куст чертополоха. - Ведьма, она ведьма и есть! У коров молоко пропадает - кто ж еще, как не она порчу наводит? На помеле, опять же, летает - старуха Пшемыльская сама видела!
-Младенцев тож… жреть! - поддакнул другой.
-Младенцев? - заинтересовался всадник. - И многих сожрала?
-Ни, - затряс головой второй, - в нашей веси, слава богу, - он перекрестился, - все живы! А только раз ведьма - дак всенепременно должна младенцев жреть! Нам ксендз говорил!
-Любопытно… А что ж самого ксендза не видать? Как же без него ведьму жечь?
-А ксендз прихворал трохи - брюхом мается! Все она, проклятая, - мужик погрозил девушке кулаком, - она порчу навела, дело ясное! Ну ничо, уж мы ее!..
-Именно! Вы - ее. - Подтвердил конный. - Значит так, мужики! Я как раз в Краков еду. Могу и эту… бесовку с собой взять - тамошнему епископу показать. Они, ведьмы, знаете какие? - он перегнулся в седле, наклонясь к мужикам. Продолжил доверительно:
-Их ежели неправильно сжечь, без духовного лица и надлежащих молитв, они.. это.. в упырей превращаются, вот!
-Ну?!.. - побледнев, выдохнул бородатый.
-Истинный крест! И, значит, кровь по ночам сосут!
-А… а… мы то думаем - нельзя без священника. Верно ведь, кум? - Мужик пихнул локтем в бок другого. Кум замычал - видимо, соглашаясь. - Так вы, ваша милость, заберете чертовку-то? Мы ж - народ темный, вдруг что не так сделаем!
-Заберу, так и быть, - благосклонно кивнул всадник.
-Ох, спасибочко вам! - Мужички снова бухнулись на землю - теперь оба. - Уж мы вам так благодарны будем! Ажный день за вас молиться станем! Свечки ставить!!!
-Будете… - процедил сквозь зубы тот, спешиваясь и укладывая поперек седла связанную девушку. Впрочем, мужики его не услышали.
Конь неторопливо шагал через лес, прядая ушами и иногда мотая мордой и всхрапывая. Люди молчали. Всадник молчал, ибо говорить ему было лень, да и не о чем. Девушка тоже безмолвствовала… A вы когда-нибудь пробовали говорить, когда ваши руки и ноги связаны жесткой колючей веревкой, а живот упирается в луку седла? Так что и она молчала.
Наконец всаднику надоело, и он решил нарушить тишину:
-Эй, как тебя… Ты и вправду ведьма?
Девушка промычала что-то отрицательное, мотая головой - насколько ей позволяло неудобное положение. Вздохнув, добавила почти шепотом:
-Не смогла я…
-А что, хотела? - с проснувшимся интересом спросил всадник.
-Да-а…
-Небось, и книги кое-какие читала?
-Чита-ала… - всхлипнула та. - Я им и скот лечила, и мать Яцека - того, что с бородой, - от падучей избавила.
-Ну и дура! - рявкнул всадник, натягивая поводья. - Нашлась самоучка-благодетельница! Не лезь, куда не просят!
-Ду-ура! - согласилась девушка и безо всякой связи добавила:
-Меня Катаржиной зовут… - и всхлипывание перешло в откровенное рыданье.
-Всадник спешился, стянул на землю девушку, перерезал веревки ножом, вытянутым из-за пояса и отхлестал ее по щекам, приговаривая:
-А ну, холера ясна, прекрати немедленно! Ненавижу бабский вой, пся крев! - и, добавив для острастки - Курва мать!! - вскочил на коня, усадив Катаржину позади себя.
Уже тронув коня с места, добавил:
-Ежи. Пан Ежи. Это я, - и, похоже, совсем потерял интерес к своей спутнице.
Дальше они ехали снова в полном молчании.
Катаржину он оставил в Сосновце, щедро отсыпав злотых из кошеля. Сосновец - городок хоть и не большой, да не очень-то бедный. Да и население то еще: сплошь горняки - уголь же под Сосновцем! Да еще какие-то голодранцы. И что характерно - деньги тратить в этом городе, в общем-то, и негде. Так что девка, если не полная дура, не пропадет. А ему - на восток, в Краков!
Епископский монастырь в Кракове он нашел почти сразу. И тут произошло сразу два события, удивившие честную братию. Во-первых, пан Ежи очень быстро миновал привратника - брата Иоанна, прозванного монахами за свое исключительное дружелюбие Цербером. А во-вторых, прелат не поленился выйти лично встретить гостя, а не дождаться терпеливо, пока Ежи проводят к нему.
-Здорово, отче! - гаркнул пан Ежи, перекидывая повод оторопевшему от такой наглости монаху. Судя по пузатости и краснорожести - кастеляну.
-И ты здравствуй, сын мой! - ответствовал епископ. Почему-то это вызвало у гостя приступ бешеного хохота - он покраснел, топал в восторге ногами и сгибался до земли, не в силах унять веселье. Отсмеявшись, зашагал за епископом - в его покои. Там, удобно расположившись в глубоких креслах, они затребовали вина и в ожидании напитка епископ поинтересовался:
-И что нового нынче в Польше? Увы, я не покидал благословенных стен сей обители уже давно, а ты - все время в дороге!
-Чтобы так сразу сказать - вроде ничего особенного. Хотя-а-а… когда ехал к тебе, встретил презабавных мужичков. Представь себе - они вообразили себя, наверно, инквизиторами и решили устроить в силу своих способностей настоящее cemadero! - и рассказал историю с Катаржиной.
Снова посмеялись.
-Что ж не привез девку-то? - укорил гостя епископ, разливая принесенное вино по бокалам. -Тут и спалили бы, так сказать, de lege contra Diadoli ad majorem Dei gloriam, - епископ хихикнул. Гость поморщился:
-Это ты-то - Dei gloriam? Молчал бы уж! Да, а вино у тебя отменное! - Ежи посерьезнел. - Скажи лучше, когда долг отдашь?
Епископ не растерялся:
-Ох, грешно как-то - сразу о делах! Давай посидим, поговорим, а там уж… Сам знаешь - хорошего собеседника сейчас - днем с огнем… - святой отец опять хихикнул. - Да и перекусим, чем бог послал, - мигнул он кастеляну.
Похоже, что епископ был со Всевышним в близких, если не сказать - в приятельских отношениях. По крайней мере, другими причинами сложно объяснить тот факт, что Господни посылки духовному отцу выгодно отличались от божественных подаяний нищим да убогим. На столе было все, что только мог возжелать утомленный дальним путешествием шляхтич.
Некоторое время за столом был слышен лишь треск разгрызаемых костей да урчание насыщавшегося пана Ежи. Когда съедено было все, что только могло быть съедено, сотрапезники удовлетворенно откинулись в креслах и приступили к неторопливому дегустированию сокровищ, таившихся в винных погребах монастыря под трогательной заботой брата-кастеляна. Чье имя пан Ежи уже успел прочно позабыть. И как водится, епископ и его гость тешили друг друга, да и самих себя, забавными историями.
-…А то вот жена воеводы Подряцкого каяться приходила. Исповедуй, мол, отче, ибо грешна я!
-Погоди, это Юлия, что ли?
-Она! - стонал от смеха епископ.
-Га-га-га! - хохотал гость.
-Хи-хи-хи! Грешна! Хи-хи-хи! - мелко дробил смех прелат, - _ну, говорю ей: "Расскажи о грехах своих, дочь моя! Ибо не должно быть от Господа секретов!" А она из-за занавески вылезает, удивленная такая: "Так какие ж секреты, отче? С тобой ведь и грешила!"
-Га-га-га! А вот еще такой был случай…
...Когда же кончились и вино, и истории, гость встал и пошатываясь побрел к выходу. Уже в дверях обернулся. От кажущегося опьянения не осталось и следа. Холодный взгляд бездонных глаз пригвоздил святого отца к креслу, из которого он, было, хотел подняться и проводить гостя. Ежи стоял прямо, голос был спокоен и невыразителен:
-Развеселил ты меня сегодня! Так и быть, зайду позже за долгом. Скажем, через год. Но смотри, если опять не отдашь! - погрозил кулаком, взглянул на распятие, усмехнулся и вышел. Епископ, оставшись один, шумно перевел дух:
-Кажись, пронесло! - и обмяк в кресле, лишившись чувств.
Его недавний гость же отправился к палацу воеводы, где состоялся разговор с благоверной супругой пана Подряцкого. О сем говорили, точно неизвестно. Известно лишь, что разговор тот во многом напоминал беседу с епископом, а расход нюхательной соли в доме Подряцких превысил в этот день все мыслимые размеры.
Пану Ежи не везло - должники расплачиваться не хотели, а произведенной его появлением драматический эффект, сколь сногсшибателен бы он ни был, в карман не положишь. Но у пана были должники не только в Кракове, да и долги те не относились к таким, про которые можно забыть. Или просто помереть, оставив кредитора с носом - так он бормотал себе под нос, собирая вещи для поездки в Лодзь с заездом в Радом. Тем более - в Лодзи университет, а пан Ежи всегда питал уважение к студентам за живость ума и отсутствие предрассудков. Отправиться в путь он решил следующим утром, а пока что - сходить в корчму, что ли? Выпить кружку-другую доброго пива, да и в картишки с кем-нибудь перекинуться… Уж что-что, а в карты пан Ежи Твардовский никогда не проигрывал!