Сергей Юдаков

В конце тоннеля

Не всё доказанное есть правда.
     Петр Константинов

     Герой спустился с трапа и ступил на родную землю. Точнее, на родной бетон. По сторонам галдели американские туристы и громко предавались ностальгии евреи-эмигранты, любящие называть себя "диссидентами". К зданию аэропорта Герой шёл чуть в стороне от шумной толпы, когда его вдруг одёрнули за рукав. Резко обернувшись, Герой увидел священнослужителя, не то монаха, не то попа. Священнослужитель выглядел раза в три шире Героя, поэтому его пришлось вежливо выслушать.
     - Не прав ты! - убежденно заявил остановивший. - Все твои исследования - суть ложны!
     - Видите ли, в начале исследований мы не знали, какого результата достигнем, - начал объяснять Герой. - Уверяю вас, атеистический вывод возник не на пустом месте, а после долгих лет исследований и экспериментов. В чём именно вы не согласны? Можете ли опровергнуть наш вывод с научной точки зрения?
     - Не прав ты. Позже сам поймёшь.
     - Когда, - позже?! - спросил Герой.
     Ничего не ответил священник, отвернувшись, пошел прочь. А шагов через десять кинул через плечо:
     - Когда помрёшь.

     НИИ шумел, готовясь к приёму своего Героя. Даже профессор Самсон Юленович Штрюк примчался, прервав очаровательно безнравственный отпуск в стране Монголии. И теперь Штрюк, еще не протрезвевший, командовал, как сдвигать столы, в уме прикидывая, кто из сотрудников достоин пить из рюмки, а кто - из пластикового стакана. Вокруг суетились, обсуждая победу и немного завидуя, что все лавры достанутся одному Герою, когда работали все без исключения.
     - Зато теперь инвестиций вложат. И зарплату подымут, - говорил покачивающийся Штрюк, при этом не объясняя, куда именно вложат те самые инвестиции и кому подымут зарплату.
     И вот двери распахнулись, впуская Героя на красную ковровую дорожку. Однако его вид весьма отличался от победного: потухшие глаза за толстыми стеклами очков, вялая реакция на торжественную встречу, белые дрожащие губы. Сотрудники отнесли помятость Героя к последствиям пребывания за границей, - переутомление научными дебатами, долгая дорога, стресс от более чем десятичасового наблюдения за равномерно качающимися тылами стюардесс... Но Самсон Юленович Штрюк знал: его друг не из таких, кто устанет спорить или пялиться на девчачьи задницы. Поэтому, громогласно выкрикнув малопонятный, но всеми одобренный тост:
     - За начинание, окончание, и его продолжение! - профессор Штрюк взял Героя под локоть и, пока все чокались, целовались и шумно закусывали, встревожено посмотрел в поникшие очи коллеги: - Что с тобой, Петруша? Опять язва?
     - Да нет, с женой всё в порядке, спасибо. Случай неприятный в аэропорту произошел.
     - Что ж это за случай? Сейчас, когда ты доказал то, над чем мы рвали жилы десять лет?
     ...Десять лет назад их отдел под начальством Петра Петровича начал свои исследования, в ту пору вызвавшие шумиху в прессе и серьёзный резонанс в обществе. Они изучали поведение мозга человека в момент смерти. И несколько дней назад Пётр Петрович вынес на обозрение всего мира доказанный вывод: все видения, посещающие человека в предсмертные минуты, как скоростной тоннель, ослепительный свет в его конце, прекрасные поющие голоса - всего лишь галлюцинации. И происходят они всего лишь из-за недостатка кислорода в клетках мозга. Также Герой показал западным коллегам последнее изобретение НИИ, - аппарат, который при помощи магнитных волн и ритмов туземных барабанов позволяет любому человеку сколь угодно раз испытать предсмертные видения...
     В этот момент к ним подбежал журналист, скороговоркой выпалил:
     - Скажите, многоуважаемые господа ученые, в наше время, когда все люди озабочены бизнесом, женщинами и недвижимостью, что сподвигло вас заняться такой бесперспективной в денежном плане проблемой?
     Профессор Штрюк отчеканил, не задумываясь:
     - Детство. Отрочество. Юность.
     Благодарно кивнув, журналист продолжил:
     - Последний вопрос: каковы ваши планы на ближайшее будущее?
     Герой снова не ответил, и Штрюк решил разом за всё НИИ:
     - Уйдем в двухнедельный запой. Или трёхнедельный.
     Задумавшись, журналист удалился, и Самсон Юленович вернулся к прерванному разговору:
     - Так что за случай?
     - Тебе расскажешь, смеяться будешь... Монах-фанатик пристал, всё настроение попортил.
     - Экий ты чувствительный, братец! - воскликнул Штрюк, наливая по новой. - Не бери в голову, лучче выпей. Слава, она в наше время такая - поклонницы молча дома сидят, вместо того чтоб целовать да лелеять, зато враги-фанатики с ножами в руках орут, что ты не прав, - рассуждал Самсон Юленович, после чего неожиданно встрепенулся и закричал на всю залу: - Так выпьем же за здоровье нашего Героя, с мечом пробирочным в руке и в совершенно трезвом виде доказавшего всему миру, что российские НИИ ещё живы! Будь здоров, Петруша!
     Со всех сторон заслышалось:
     - Будьте здоровы, Петр Петрович!..
     - Долгих вам лет...
     Герой, смахнув непрошеную слезу, с чувством воскликнул:
     - Спасибо, друзья! - и схватился за сердце.
     Сотрудники заметили его падение не сразу, ибо глаза их созерцали потолок, ведь они были заняты дружным опустошением рюмок (или пластиковых стаканов), отчего головы запрокинулись кверху. А когда заметили... Штрюк стал бить коллегу по щекам; лаборантка Маша, давно ожидающая удобного момента, чтобы признаться Герою в высоких чувствах, делала полное страсти искусственное дыхание, а люди с замедленной реакцией бездеятельно моргали.
     Но всё было напрасно. Петр Петрович покинул наш мир.

     ...Стены, плотные и упругие как каучук, переливаясь всеми цветами радуги, со свистом неслись мимо. Собственно, пол и потолок ничем не отличались от стен, и невозможно было отличить, где что. Ибо понятие сторон - относительное, а Петр Петрович никак не мог понять, относительно чего определиться. Ибо сейчас не имел он ни рук, ни ног, ни даже головы.
     "Вот ведь как. Ничего у меня нету, а я всё ещё есть. Значит, я - это не моё тело, я - что-то иное. Вот ещё вопрос - как это я думаю, при полном-то отсутствии головы?"
     И нёсся Петр Петрович дальше, постепенно понимая, что он уже умер, и то, что происходит сейчас - лишь галлюцинации в затихающем мозге, возникшие от недостатка кислорода в клетках, и оттого стало грустно. Дальше всё происходило так, как и должно. Дальше был свет в конце тоннеля, прекрасные поющие голоса, слепящее Сияние.
     И раздался изнутри Сияния глас, и был тот глас глубок и громок:
     - Ну, Петр Петрович, как дела?
     - Да вот, понимаешь, умер. - Ответил Петр Петрович с грустью.
     - А много ли грешил ты в жизни?
     - Как всякий атеист, я над этим не задумывался. Знаешь ли, Сияние, я ведь научный работник.
     - Я знаю всё. Занимался ты, Пётр Петрович, делом не богоугодным. Какие-то глупости доказывал. Не от меня всё это, ох, не от меня.
     - Какая-то ты странная галлюцинация. Никогда не думал, что мой мозг способен на столь неконтролируемую работу, пусть даже и при недостатке кислорода.
     - Печальные ты говоришь слова. Однако, тебе пора. Иди по назначению, заблудший.
     Дальше у Петра Петровича захватило дух от стремительного падения. Чем дальше нёсся он вниз, тем большей темнотой пропитывался воздух. Падение на острые камни принесло сильнейшую боль. И снова зазвучал голос, на этот раз другой - глухой и властный:
     - О-хо-хо! Люблю научных работников! Скромны, работоспособны, с полностью нарушенным ощущением "эго". А как кричат, как кричат!
     ...Все последующие века, наполненные болью пыток и непомерной тяжестью работ на рудниках, Петра Петровича не покидала одна единственная мысль:
     - Что-то много его, остаточного кислорода-то... Работаю да мучаюсь, мучаюсь да работаю, когда ж закончится он, кислород-то.
     Но пыткам и работе не наступал конец.

Для связи с автором tuman333@mtu-net.ru