| |
Не любо - не слушай, а врать не мешай!
Ночь устала высматривать
себе жертву среди копошащихся внизу существ. Прикрыв хищный глаз -
молодую луну - веком-облаком, наугад отпустила небесную тетиву.
Сверкнула молния. Мать-Земля, потревоженная уколом серебряной стрелы,
громогласно выругалась. Ночь, не выдержав грубости, зарыдала.
В окно стоявшей у лесной дороги хижины
брызнули первые крупные капли, за ними еще и еще. Начался настоящий
ливень. Старик-хозяин задумчиво ворошил угли в очаге. Наверняка, и
сегодня не обойдется без гостей, шагающих к графскому замку, и
одураченных кажущейся его близостью. По прямой от Мены, ближайшего
селения, до него рукой подать, в ясную погоду менские торговцы узнают
который час по курантам его Часовой башни. Да только идти напрямик
через чащу да болота дураков нет - выйдешь ли? По дороге же пешему за
день до замка не добраться. И все же, хоть при каждом менском
трактире есть конюшня, где за весьма умеренную плату можно нанять
повозку или оседланного скакуна, всегда находятся принимающие
предупреждения о том, что путь вовсе не так близок, как кажется, за
уловку местных хитрецов, пытающихся вытянуть из их кошелей лишнюю
монету. Они, не внимая советам, отправляются к замку пешком. И ночь
застает путешественников, рассчитывавших добраться до него засветло,
в аккурат у дома старика...
...В дверь постучали. Нет, род
человеческий не умнеет. Ради иллюзорной выгоды готовы презреть вполне
реальную опасность серьезно захворать после прогулки по лесу под
проливным дождем. Повезет еще, если удастся отделаться неделей в
лихорадке... Ворча, старик открыл.
На пороге стояли двое.
Молодые. Одному лет двадцать пять - усы, бородка клинышком, волосы до
плеч. На шее - лекарская цепь. Ого! Дипломированный медик в такой
глуши! Не иначе, ищет места при графе. При себе - кожаная сумка,
довольно вместительная, и при этом набитая до отказа. Второй моложе,
лет пятнадцать, наверное. Усов еще не брил.. Стоит, обняв, чтоб не
намокла, зачехленную лютню. Большего в дрожащем свете очага не
углядеть.
- Входите скорей. На улице-то вон что
творится...
- Не боитесь пускать незнакомцев? А что
если мы - лесные разбойники?
- Я прожил немало, и не раз глядел в
глаза смерти. В юности она меня пугала, в зрелости -отталкивала,
сейчас же я нахожу старуху вполне достойной парой. Но если вас так
тревожит моя безопасность - что ж, оставайтесь мокнуть за порогом. И
потом, а с чего вы взяли, что я - честный человек? Я вот сижу и
поджидаю на дороге припозднившихся путников, которые сами просятся в
мое логово...
Тот, что помладше, на миг побледнел,
второй же расхохотался:
- И все же мы с охотой воспользуемся
вашим гостеприимством. Этот дождь убьет нас гораздо вернее.
- Ну, вот и отлично. Плащи повесьте
ближе к очагу, пусть просушатся хорошенько. А сами ложитесь вон хоть
на мои нары. Сам-то я, что называется, совин - ночью гуляем, днем
сопим. Посижу, пригляжу за огнем.
-...Нет, нет, ложиться мы не будем. Мы и
без того вас стеснили. И коль вы тоже не собираетесь спать, не угодно
ли скоротать ночь беседой за бутылочкой дивного эликсира?
Старик про себя ухмыльнулся: "Небось,
испугались, не прирезал бы спящими". Вслух же произнес:
- Ну что ж, коли путь вас не утомил,
отчего бы и не поболтать.
Гость жестом фокусника извлек из
дорожной сумки оловянную фляжку:
- Две части spiritus vini второй
возгонки, три части - ключевая вода. Я, знаете ли, медик, так вот
средство это - просто чудо: моментально излечивает хандру и простуду,
трусов делает смельчаками, молчунов превращает в остроумных
рассказчиков, а дамы, окружающие пьющего, хорошеют фантастически...
Хозяин поставил на стол три кружки.
Медик разлил:
- По чуть-чуть. Здесь главное - не
увлекаться.
Подняли кружки, сдвинули. Хозяин
подождал, пока гости выпьют, затем глотнул сам. Мало ли, кто ночью
ходит, могут и отравить. Запах у жидкости был мерзейшим. Вкуса он не
почувствовал - обожгло рот. Но потом по телу разлилось тепло, мысли
стали рыхлыми и мягкими, и мир, показалось, стал раем.
- Вы стало быть медик. А
спутник ваш, очевидно, бард?
- Полагаю, да. Я повстречал
его в Мене, он тоже направлялся в замок. Я предложил ему отправиться
в путь вместе, и он согласился составить мне компанию.
- Вы, молодой человек, видимо,
рассчитываете занять место придворного поэта?
- Скорее, собираюсь попытаться... -
улыбнулся в ответ юноша.
- Не будет ли бестактностью со стороны
старика, попросить сыграть что-нибудь...
- Позже, если позволите. Пальцы
закоченели...
- Что же вы, пересядьте-ка сюда, поближе
к очагу...
- Выпей-ка еще, - медик плеснул в его
кружку эликсира.
- Угораздило же вас попасть под такой
ливень, да еще ночью. Вас что, не предупреждали в Мене, что засветло
до замка не добраться?.. Вам еще повезло, что шли вы не быстро...
Бывают такие торопыги, что умудряются миновать мою хижину, когда еще
довольно светло. Да и пугаются многие попроситься ко мне на ночлег...
Тьма спускается на них вдали от всякого жилья. Ночью же в лесу
случиться может всякое...
Как-то, в стороне от дороге, я наткнулся
на останки двух женщин. Сколько они пролежали там - одному Богу
известно, истлевшие кости молчат...
- С чего же вы взяли, что это были
именно женщины, если остались лишь кости?
- Ну, вам-то, как медику, полагаю
известно, что женщины, дщери Евы, сотворенной из ребра Адама, имеют
на одно ребро больше мужчин...
- Да-да, - сконфузился лекарь. - В
анатомический театр нашего университета свозили все больше тела
каких-то калек, то без руки, то без ноги... Составить по ним
представление о нормальном человеческом теле довольно сложно. И
потому зная теоретически, на практике удостовериться не имел
возможности... От того и позабыл о сем...
- В Мене я слышал о том, что в прошлом
году здесь пропали знатная дама со служанкой... - задумчиво произнес
бард. - Что же случилось?
- Истлевшие кости молчат и об этом...
Досадно, что будь они убиты каким-то злодеем, призвать его к
ответственности не удастся...
- Даже если преступник не изобличен,
возмездие порой все равно настигает его. - Убежденно заявил врач. - И
я говорю отнюдь не о воздаянии после смерти... Вот что рассказал мне
в одном из винных погребков, коих в изобилии в университетском
квартале столицы, лишенный сана священник, будучи в изрядном
подпитии.
Когда-то он служил капелланом на одном
из военных судов. В долгом походе их флот разметало штормом. Когда
море утихло, водная гладь до горизонта была чиста. Ни обломков, ни
малейшего следа других кораблей, лишь у самого горизонта виднелся
одинокий остров.
К этому острову, не нанесенному ни на
одну из известных мореходам карт, и пристали они, чтобы починить
потрепанный бурей корабль и пополнить запасы воды и пищи.
Жители острова - какое-то дикое племя -
настроены были мирно. Язык их был не знаком никому из моряков, но
аборигены прекрасно изъяснялись на наречии ловцов жемчуга, живущих на
островах, расположенных (если навигационный приборы не обманывали
мореплавателей) к юго-западу.
Мужчины вовсе не производили впечатления
охотников за головами. Местные девушки были благосклонны к белокожим
пришельцам.
Твердая земля под ногами кружила головы,
как недавно шаткая палуба - животы.
Матросы быстро нашли себе подруг и
устроились в зарослях, коих вокруг было в изобилии. Капитан тоже
положил глаз на местную красотку. Она не выходила встречать гостей,
он увидел ее случайно, в селении. Заметив недвусмысленный интерес к
себе, девушка спряталась в хижину, а когла пришелец бесцеремонно
проследовал за ней - пулей выскочила, и побежала к лесу. Побежал за
ней и предводитель белокожих пришельцев. Едва нагнав ее и попытавшись
схватить, он попал под град ударов маленьких кулачков
Капитан, очевидно, считал это местной
формой кокетства, и потому не воспринимал протестов всерьез. Однако
она и не думала сдаваться, и, ловко вывернувшись, укусила насильника
за руку. Тот, распаленный страстью, ударил наотмашь... Шея девушки
хрустнула, голова безвольно повисла. Капитан, схватив строптивицу за
плечи, тряхнул. Голова запрокинулась назад. Уголок губ заалел
кроваво. Осознав весь ужас содеянного, капитан бросил жертву и
торопливо зашагал к кораблю.
...Все это он выложил моему собеседнику
на исповеди, а тот, не связанный более церковными обетами - мне за
бутылью рейнского вина. Тогда же всю правду о случившемся кроме них
двоих не знал никто.
Наутро тело девушки обнаружил ее жених.
С трудом совладав с собой, он отправился к вождю, требуя найти и
покарать убийцу...
Жертву видели в обществе капитана, и,
как справедливо полагали туземцы, он был последним, кто видел ее
живой. Естественно, у вождя возникли к нему вопросы. И он пришел
требовать ответа. Капитан, ну и самообладание - он давал отчет
какому-то варвару, не отрицал, что уединился с девушкой, и, что да,
черт возьми, хоть это касается только его и ее, они уединялись вовсе
не для душеспасительных бесед... Конечно, их связь была грехом, но
вовсе не преступлением. А то, что у нее был жених. ...Да, черт
возьми, будь он ей хоть мужем - в конце концов, капитан взял ее не
силой... И пусть Господь осудит его, но он дал ей то, чего не умел
дать этот дикарь... Кстати, он, наверняка и убил ее. Из ревности...
...Вождь выслушал его в молчании, после
чего удалился. Всю ночь он взывал к своим богам и духам предков,
капитан же истово молился.
Наутро было объявлено, что убийца
найден, и что казнь состоится в полдень...
...Когда солнце поднялось в зенит,
капитан, сопровождаемый вооруженными, на случай если вождь таки
объявит убийцей его, матросами, пришел в селение. На поляне перед
шатром вождя собралось все племя. В центре, к деревянному столбу был
привязан жених погибшей девушки. Вокруг под грохот тамтамов с черным
каменным ножом в руке дико отплясывал вождь, выкрикивая что-то
нечленораздельное. С каждым па он приближался к жертве все ближе и
ближе, и вот, наконец, лезвие коснулось груди несчастного...
...Все были поглощены кровавым зрелищем,
и потому никто не заметил, как схватился за грудь капитан. Палач же
тем временем наносил за ударом удар... И с последним, направленным
точно в сердце жертвы, капитан рухнул на землю. Его камзол был весь
залит кровью, грудь была вся исполосована, а слева зияла глубокая
рана.
Тамтамы стихли. Вождь перерезал веревки,
которыми к столбу был привязан безвинный дикарь, тот стоял, как ни в
чем не бывало. На нем не было ни царапинки...
- Колдовство... - выдохнул бард.
- Матросам пришла в голову та же мысль,
- кивнул, чуть заметно усмехнувшись, рассказчик. - Они бросились на
туземцев и вырезали всю деревню. После чего погрузились на корабль, и
немедленно отплыли. Священник же остался, чтобы молиться за души
убитых и их убийц...
Через год его подобрало сбившееся с
курса торговое судно. Корабль же, на котором он прибыл на остров, в
порт так и не вернулся...
...Вновь зажурчал, наполняя кружки,
эликсир.
- Но не всегда преступник виновен в
своих злодеяниях, - выпив, заявил старик.Собеседники уставились на
него, ожидая продолжения.
- История это давняя. Случилась она
задолго до того, как владетели этого графства дали вассальную клятву
монархам королевства. Графство жило по своим законам, один из которых
гласил: "На владение замком и всеми землями может претендовать любой,
кто осмелится бросить вызов его хозяину, и с мечом в руках отстоять
право называться Властителем". Случилось так, что хозяином замка стал
тогда некий человек, в фехтовании совсем не искушенный, одолевший
предшественника лишь по причине изрядного возраста того. А может, что
вернее, прежний граф, чувствуя приближающуюся старость, сговорился с
ним, что уступит в поединке. Победитель получил бы при этом все
положенные графу привилегии, побежденный же продолжил управлять
графством, но тайно... Так или нет, но старый граф вскоре скончался,
и новый владетель остался один на один с огромным хозяйством. И тут
же получил вызов от очередного претендента. И поскольку тот был
гораздо искуснее во владении мечом, титул и замок вновь поменяли
хозяина.
В том же законе была оговорка: "Если
вызов брошен бывшим хозяином замка, желающим вернуть себе утраченное,
поединок должен закончиться смертью одного из противников". Так
умерялись амбиции не слишком удачливых экс-графов, чьи притязания
вынуждали победителей участвовать в бесконечных поединках, вместо
того, чтобы управлять обретенным владением.
Новый же хозяин, рассудив, что шансы на
победу неискушенного бойца над более искусным, хоть и малы, все же
отличны от нуля, решил обезопасить себя, подослав к сопернику убийц.
Тот же не мог даже встретить их с оружием в руках: закон объявлял
момент, когда проигравший вновь брал в руки оружие, сигналом к началу
второго - и последнего - поединка. Не желая погибать ни от руки
нового графа, ни от рук наемных убийц, наш герой спешно покинул
замок, надеясь хотя бы на время затеряться на просторах отечества, а
если будет нужда, то и покинуть его пределы...
...Убийцы же и не думали отставать.
Угадав намерения жертвы, они затеяли игру - гнать безоружного до
самой границы графства и лишь там прикончить его. Утомленный погоней,
беглец решил искать спасения в лесу. Продираясь сквозь чащу,
подгоняемый шумом не отстававших ни на шаг преследователей, он
наткнулся на древнее капище.
У алтаря древнего храма лежал человек.
Из груди его торчал меч. Рукоять меча была украшена ярко-красным
камнем...
Погоня приближалась. "Если суждено мне
умереть - умру с оружием в руках, если же выживу, то не преступлю
закон. Вернусь в замок и либо верну его себе, либо..."
Едва бывший властитель схватился за меч,
как мир запел: "Убей! Убей!! Убей!!!". Все вокруг, показалось,
погрузился в мед. И, словно, мухи в этом меду, его преследователи
барахтались во внезапно загустевшем воздухе, его же движения стали
быстрыми и четкими, будто не неумелый фехтовальщик орудовал мечом, но
многоопытный клинок, познавший на своем веку немало битв, управлял
телом бойца.
Он взрезал тела противников, как бурдюки
с алым вином, они же были не в состоянии ни отразить его удары, ни
ударить сами...
...Наконец, все преследователи были
повержены, и обессиленный, беглец вогнал меч в ножны. Исполняя данный
перед битвой обет, он отправился обратно в замок. Он не сомневался -
с таким мечом графский титул у него в кармане...
...Вовсе не радостно встречал бывшего
хозяина замок. Стража поначалу не хотела даже открывать ворота. Не
ведавшие от бывшего властителя ничего худого солдаты, уверенные, что
вернулся тот на верную смерть, желали ему блага. Наконец, новому
хозяину доложили, что явился претендент на его место. Явившийся
посмотреть на смельчака, он был немало удивлен, увидев своего
предшественника живым, и при этом упорно требующим нового поединка.
И поединок состоялся незамедлительно.
Прямо у ворот, на подъемном мосту через замковый ров. Бой длился
считанные мгновения. Первый выпад волшебного меча граф отбил, но
глаза его наполнились страхом. С ужасом таращась в пустоту, голова
его, снесенная вторым молниеносным ударом, покатилась, оставляя за
собой кровавый след. Едва она сверзилась с моста, сгинув в мутной
воде глубокого рва, над стенами замка зазвучали фанфары, славя нового
графа.
...Его правление было самым долгим за
всю историю графства. Немало претендентов лишились жизней, дабы их
последователи, наконец, уяснили для себя всю бессмысленность их
амбиций. Волшебный меч занял почетнейшее место в изрядно разросшейся
сокровищнице замка. Как-то, скучая, граф отправился проведать друга
своей молодости, давшего ему неуязвимость в бою, а вместе с ней
даровавшего богатство и власть.
...В самом-самом тайном уголке подвалов
замка отдыхал он, скучая без дела. Он, словно почуял старого друга, и
тому показалось, что меч, как младенец запросился на ручки... Но что
это!? Камень на рукояти - бесцветен. Неужели клинок украден и заменен
жалкой подделкой.
Не веря своим глазам, граф схватился за
меч.
Знакомое "Убей! Убей!! Убей!!!"
застучало в мозгу.
Меч взвился в страшном танце смерти...
...И, не видя иной жертвы, устремился в
грудь поднявшего его.
Камень на рукояти из бесцветного вновь
стал кроваво-красным...
В последний раз были наполнены кружки -
фляга опустела. Задумчиво вертя в руках предназначенный ему сосуд
бард вымолвил:
- Да, не всегда преступник ответственен
за содеянное. Порой убийство - единственный способ выжить.
...О Дивном народе рассказывают разное.
- Бард расчехлил лютню. Дергая струны, и подкручивая колки,
продолжил. - Говорят, будто проклято их племя, будто сильно
прогневали они Создателя, и тот закрыл их душам дорогу в Небесный
Град и вычеркнул имена их из Книги Жизни. Оттого и не приходит им
срок покинуть земную юдоль, и ведома им единственная смерть - смерть
от ран. Но и та не приносит им успокоения, тело их истлевает, а дух,
неприкаянный, остается бродить средь живых. Говорят, что всеми
гонимы, более всего усовершенствовались они в искусствах боя и
музыки. Оружие хранит им жизнь, а музыка - покой, ибо печаль, излитая
в песне, оставляет сердце, а радость, песней принесенная, поселяется
в нем. А еще говорят, случается, уводят они с собой встреченного
человека, и больше того не встречает уже никто...
Что в этих россказнях правда, что
вымысел, судить не берусь. Но вот, что говорит баллада, весьма
популярная в моем родном краю.
Бард коснулся струн и негромко запел:
- ...Устали от сказок?
Правды хотите?
Будет вам правда... Нет, денег не
надо...
Ну что ж вы? Поближе к огню садитесь...
Внимание ваше мне будет наградой...
Слушайте ж, путники, только, чур, тихо -
Не перебивать меня и не перечить...
Длинный язык - настоящее лихо...
О дивном народе буду вам речь я...
...Старый эльф умирал... - Разве это
возможно?...
- Скажи, разве эльфы бывают стары?..
- Коль вам помолчать две минуты сложно
Я спать ложусь на теплые нары...
...Бард с таким артистизмом
изобразил диалог, что старику, слушавшему его, прикрыв глаза, на
мгновенье почудилось, что в доме кроме них троих еще кто-то есть.
Открыв глаза, и убедившись, что это не так, он зааплодировал певцу.
Тот, в знак благодарности, кивнул и продолжил:
- Прости нас, рассказчик,
но нам говорили...
- Все, что вы слыхали - брехня пустая,
Еще не того - чтоб вином угостили -
Вам наплетут, ни черта не зная...
Эльф был стар, стар по-настоящему...
Не знаю, что было тому причиною,
Но время, Дивных обычно щадящее,
Лицо его испещрило морщинами.
А может то были - могильный холод -
Шрамы - следы легендарных сражений,
Бушевавших, когда был мир еще молод,
И эльфы не знали в боях поражений?
...Тут музыкант, перебирая
пальцами с немыслимой скоростью и мастерством выдал виртуознейший
пассаж. Спутник его заметил:
- После того, что ты сказал об
искушенности дивного народа в музицировании, я склонен считать это
твоим косвенным признанием в причастности к нему...
...Бард был целиком поглощен игрой и не
удостоил говорившего ответом.
Старый эльф умирал...
Умирал не от старости -
Такая смерть их народу неведома -
Устал он бремя бессмертья века нести,
Тоскою и тело, и дух его были изъедены.
Когда дни и ночи становятся пресными,
И сердце столетья устало биться,
Известно средство - влаги чудесной
Из кубка эльфийского вдоволь напиться.
- Эльфийский кубок? Не слышал ни разу...
- Эльфийский кубок? О чем ты, старик?
- Коль вы вдвоем не умолкнете разом,
Я способ найду вам подрезать язык...
- Прощения просим и умолкаем,
Но все же... - Довольно!.. Я понял
вопрос...
Всему свое время, и эту тайну
Раскрою, коль слушать решили всерьез...
...Тоска убивала, с ума сводила,
И эльф за кубком отправился в путь...
Эльфийская жажда его томила -
Из кубка испить - иль навеки уснуть...
Долго ль, коротко ль брел старый эльф -
кто знает,
Но вот на одной из забытых дорог,
Из тех, по которым лишь ветер гуляет,
Он встретил ценнейший из божьих даров...
Эльфийский кубок - не просто чаша,
Чудесная влага - не просто вода,
Волшебный сосуд - это тело наше...
- А влага, выходит, кровь алая, да?..
- ...Послушайте, -
пользуясь тем, что бард на мгновение замолчал, переводя дух,
заговорил лекарь - по вашему выходит, что эльфы - суть какие-то
вампиры...
Бард пропел следующий стих:
- ...Тот кубок был
женщиной... девою юною,
Эльф ею решил утолить свою жажду, и
Стал хладнокровно ждать полнолуния,
Чтоб кубок испить ритуалу следуя.
- А что вас смущает? Что
говорят в народе о вампирах? Выглядят они как люди, разве что чуть
бледноваты. Живут вечно, если их не убить, что довольно трудно
проделать. На охоту выходят ночью. Встреченные ими жертвы становятся
одними из них, по крайней мере, среди людей их больше не видят.
По-моему, то же самое говорят и о дивном народе. Ну а то, что слово
"вампир" мы произносим с суеверным ужасом, а "эльф" -
романтически-мечтательно...
Но разрешите мне все-таки продолжить мою
балладу...
Он к ней обратился с такими
словами:
"Путь дальний таит немало опасностей..."
Он предложил ей свою компанию,
Она ответила благодарностью...
...Бредут они, близится ночь полнолуния,
Приступы жажды сильней и сильнее,
Эльф поравнялся с девою юною
Вонзить готовясь клыки в ее шею...
Она же к нему протянула руки,
Сомкнула ладони в объятье нежном,
Шепнула: "Любимый..." в эльфийское ухо,
Щекою прижалась к власам белоснежным...
Таким обхождением эльф ошарашен -
Вскипает веками дремавшая кровь,
И в сердце, столетия биться уставшем,
Рождается к спутнице юной любовь...
...Вдруг сумрак ночной диким шумом
наполнился,
Дева с мольбою на эльфа глядит:
"Спаси меня, это за мною гонятся..." -
Ему едва слышно она говорит.
Оглашая округу кличем победным,
Солдаты бегут, обнажая клинки,
Кричат солдаты: "Хватайте ведьму!.."
Эльф деве шепнул: "Я их встречу...
Беги..."
В искусстве меча эльфу не было равных,
Не людям тягаться с ним в этом. Оно
Ковалось в горниле ристалищ славных,
Легенды о коих забылись давно.
Сверкнула сталь, вылетая из ножен -
Чужая кровь на эльфийской коже...
Удар... Два солдата замертво пали
Отведав холодной эльфийской стали...
Удар... Эльф отбил удар неумелый -
Душа солдата простилась с телом...
Удар, удар... В страшном танце смерти
Солдаты валятся, точно жерди...
Эльф не заметил в горячке боя -
Его коснулось лезвие чужое,
Не чуял боли в пылу сраженья,
Лишь бой окончив, пал без движенья.
Мертвы солдаты, и в мясорубке
Разлита влага, разбиты кубки...
И старый эльф, истекая кровью,
Проститься спешит со своей любовью...
Она же смеется, и смех ее странен...
Она смеется: "Любимый, ты ранен?"
И к ране жадно припали губы...
...Испит был ведьмой эльфийский кубок.
...Дождь давно закончился,
ветер стих, и на небо, забираясь все выше, карабкалось солнце.
Гости торопливо собрались, поблагодарили
старика, отправились прочь.
Едва они отошли от хижины, хозяин
крикнул:
- Эй, музыкант, вернись-ка!
Тот с неохотой подбежал. Старик
наклонился, и негромко сказал:
- Послушай моего совета: как придете в
замок, сдай своего спутника графской страже. Этот мошенник такой же
медик, как осел - философ. Граф, конечно, сволочь изрядная. Если
самозванец залечит его насмерть, слезами тех, кто станет оплакивать
его кончину нельзя будет наполнить и наперстка. Но случись такое,
лже-лекарь, наверняка, успеет сбежать, тебя же могут обвинить в
соучастии. Все будут помнить, что пришли вы в замок вместе...
Бард дернул головой, мол, может ты, дед,
и прав. Собрался было догнать уже заметно ушедшего вперед спутника,
но старик поймал его за плечо:
- Да, вот еще что. В той балладе, что ты
пел, есть еще один, последний стих:
...Приют покидали путники в
спешке,
На прощание бросив: "Все врешь ты,
старик..."
Усмехнулся рассказчик, в кривой усмешке
Обнажив плотоядно изогнутый клык...
Гостеприимный хозяин широко
улыбнулся собеседнику, а увидев, как ужас искажает лицо того, и как
он бросается наутек, и вовсе расхохотался...
|
|