Anais
Поиски прекрасного, или Доброе дело-2
“Молитесь, принц, конец вас ждет..."
(Э.Ростан, "Сирано де Бержерак")
Едва я вошел в комнату, как понял - что-то не так. Моя жена сидела перед распахнутым настежь окном и пристально смотрела на развевающийся тюль. Между прочим, ветер в этот день был довольно сильный, и у меня возникло серьезное подозрение, что его вполне хватит на то, чтобы вместе с тюлем снести и карниз, причем упадет он непосредственно Кире на голову. Правда, потом я увидел на подоконнике бутылку пива и слегка успокоился. Но не буду утверждать, что все это мне сильно нравилось.
- Что случилось? - спросил я, садясь на табуретку и закуривая.
Она повернулась ко мне. Да-а. Хотел бы я знать, сколько они тут без меня выпили.
- А он-то где? - поинтересовался я, делая вид, что не замечаю ничего особенного.
- Спит, - ответила она, и в ее голосе прозвучала патетика.
- Понятно, - я взял бутылку и отхлебнул глоток. - Ну и?
А вот дальнейших действий я, признаться, от нее не ожидал. Во-первых, она достала из буфета кружку, несколько секунд ее пристально рассматривала, а потом возьми и швырни в стену. Естественно, только осколки посыпались. А жаль, я ведь сам покупал эту кружку, но это было бы еще ничего. После этого Кира встала и выйдя на середину комнаты, ни с того ни с сего заявила:
- Я поняла, что моя жизнь пуста. В ней нет ни красоты, ни полета!
- Так-так, - сказал я. - И что ты имеешь в виду?
- Ты не понимаешь! - трагически воскликнула она. - Он совершенно прав - я живу в состоянии постоянного внутреннего разлада. Мне хочется жизни, красоты и эмоций, но ничего этого у меня нет! Есть только твой вечный прагматизм, твоя расчетливость, твоя циничность… И твоя ограниченность!
Да, похоже, дело серьезное, подумал я. Такого потока глупостей я не слышал от нее уже лет пять.
Я встал, заглянул в соседнюю комнату. Действительно, гость наш спал на диванчике и видел сны. Я поплотнее закрыл дверь и вернулся на место.
- И как же ты пришла к такой интересной мысли? - обратился я к жене. - Только не произноси сейчас громких речей, это против законов гостеприимства. Разбудишь хорошего человека. И кружки тоже больше не трогай.
Из последовавших за этим бессвязных фраз я с трудом понял, в чем же все-таки дело. Словом, очередной наш гость не поддался на провокации: он решил заняться тем, чем обычно занимаемся мы. А именно, оценкой собеседника с психоаналитической точки зрения. Но никогда бы не подумал, что Кира способна позволить так глупо себя провести.
- Значит, твой диагноз - внутренний разлад, - констатировал я, беря следующую сигарету. - А тебе не приходило в голову, что внутренний разлад свойственен любому человеку?
Ну наконец-то. На ее лице появилось осмысленное выражение.
- Пожалуй, - удивленно сказала она, глядя на меня так, словно впервые увидела.
- И далее, - продолжал я, пристально на нее глядя, - из всего вышесказанного я понял, что вся твоя проблема в банальной нехватке эмоций. Возникает вопрос - дадут ли они тебе что-то новое, конструктивное, способствующее прогрессу?
Когда ее тонкие черты отразили сомнение, мне ситуация начала нравиться куда больше, и я позволил себе добавить:
- Ты знаешь, я не люблю событий, которые не могу контролировать. Чего тебе не хватает? Только давай без дурацких сравнений и ассоциаций. Все равно мне ты не соврешь.
Она вздохнула и закатила глаза. Последнего делать не стоило. Ей не идет.
- Понимаешь, - сказала она, созерцая что-то на потолке, - не хочу я, чтобы он уезжал… Есть в нем что-то такое… Что дает мне ощущение красоты и сглаживает любые разлады…
Я покачал головой.
- Три глупости за три минуты. Скоро ты начнешь говорить, что красота спасет мир. Хотя одна из твоих фраз, пожалуй, не лишена смысла. Ты говоришь, в нем что-то есть?
Ну вот, опять она смотрит на меня непонимающе. С этим явно надо кончать. Что ж за безобразие получается: приезжает какой-то психолог (чем дальше, тем все хуже и хуже) и, весело помахивая своим дипломом, начинает портить человека, чью психологию формировал я! Вот тут я даже начал понимать смысл авторского права.
- Ладно, придется пояснить, - терпеливо сказал я. - В нем что-то есть. Конечно, есть. Что-то есть во всех. И где же тут нормальное стремление нормального человека к научному исследованию этого "чего-то"? Ты же не хочешь сказать, что у него есть какая-нибудь непознаваемая "душа"?
- Души нет, - быстро отреагировала она.
Ну прекрасно, значит хоть что-то еще помнит. Я удовлетворенно кивнул.
- Хорошо, - продолжал я. - Значит, ты хочешь красоты и эмоций. Если я тебе это предоставлю, ты сможешь обещать, что больше не будешь создавать подобных прецедентов и ни с того ни с сего нести чушь?
Она посмотрела на меня с надеждой. Отлично, все возвращалось-таки на круги своя. Но все-таки в этот момент я не очень был склонен доверять своей жене. Поэтому сунул ей в руки бутылку с остатками пива и неодобрительно покачал головой.
- Лучше бы все-таки ты думала о своей работе, чем о красоте, - сказал я ей. - Это ведь намного важнее, чем то, о чем ты тут мне говорила.
- Ты даже не представляешь, как мне надоела моя работа, - обреченно сказала она.
Боже мой. И это называется системный администратор!
- Ладно, - сказал я, решив пока махнуть рукой на все, что говорит Кира, - раз тебе и это уже неинтересно, пойду-ка я сам посижу за компом.
Некоторое время я в задумчивости смотрел на пиктограмму telneta, потом запустил его. А вскоре в одной хорошо мне известной фирме, где работала моя резко поглупевшая жена, перестала ходить электронная почта и официальный сайт перестал быть доступен из Интернета. Пароли-то все я знал…
Потом где-то час я играл в UFO, слегка удивляясь, почему маленькие сектоиды с огромными черными глазами так напоминают мне нашего гостя. Просто один к одному.
Наконец зазвонил телефон, я снял трубку и услышал голос Кириного начальника. Металл в этом голосе для меня прозвучал как триумфальный марш.
- Кира, это тебя, - изобразив на лице озабоченность, сказал я. - Из фирмы. Там что-то случилось…
Надо было видеть, как она морщилась, вынужденная согласиться приехать немедленно. А что поделаешь - слово начальства - закон.
Я проводил ее до двери и на пороге покровительственно похлопал по плечу.
- Поезжай спокойно. Он никуда не денется. Поняла?
Ее лицо посветлело. Нет, это уже положительно начинает раздражать. Я закрыл за ней дверь и посмотрел на часы. Девять утра. Отлично, магазины уже открылись.
Перед выходом я зашел в комнату, взял с полки кусок марли и бутылочку хлороформа. Щедро полив из нее марлю, я повернулся к гостю. Тот, к моему удовлетворению, не проснулся, так как спиртное делает сон крепким. Хлороформ же этой крепости прибавил, как и необходимой для моего плана длительности. Обшарив его карманы, я вытащил бумажник и убедившись, что денег там еще немало, решил найти им лучшее применение, чем бессмысленное лежание в карманах перепившего гостя...
На улице весело щебетали птицы и солнце, как золотая рыбка, то и дело выныривало из облаков. "Красота и эмоции". Это ж надо. Я сел в машину и включил зажигание.
***
Он-таки проснулся, когда я приехал обратно, но выглядел так себе и соображал явно хуже, чем вчера, когда столь виртуозно объяснял моей жене особенности ее психологии. Впрочем, это было только кстати.
- Нужна твоя помощь, - сказал я ему, входя. - Тут знакомые попросили подержать у себя кое-какие вещи, но мне одному их не дотащить…
Чтобы такой обаятельный человек отказался помочь? Конечно, нет проблем. Так что купленный мной гроб мы внесли в квартиру вместе - по правде сказать, я никогда не думал, что эти гробы такие тяжелые. По-моему, шкаф - и тот передвинуть легче.
Гроб мы поставили посреди комнаты и я, чтобы предупредить недоуменные вопросы моего помощника, вновь прибег к хлороформу. На сей раз это было посложнее - он сопротивлялся. К счастью, на моей стороне было преимущество внезапности, и спустя несколько секунд наш гость был аккуратно уложен в гроб, крышку которого надежно удерживали четыре мощные стальные защелки. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем кислорода внутри не останется? На всякий случай я замазал зазор между гробом и крышкой толстым слоем масляной краски. Хоть какая-то герметичность.
В ожидании я решил немного почитать. Мне попался валяющийся на столе сборник какой-то бульварщины. Я и смеялся, и плевался одновременно. Особенно меня рассмешил один унылый опус, повествующий о принце, мечтавшем о какой-то не вполне понятной "свободе" для своего народа. Большего идиота, чем этот принц, невозможно было себе представить. Лелея чуть ли не наполеоновские замыслы, он вместо того, чтобы спокойно и трезво обдумать способ их реализации, размышлял о "смысле жизни", а то и вовсе становился на колени с исключительно важной целью: посмотреть "в никуда". Когда же оба занятия ему, как и положено, вконец надоели, он нашел себе новое - валяться в цветах. Эти цветы превратились для бедняги в навязчивую идею (Ниро Вульфа из него бы явно не вышло), поэтому, как ни трагически описывал автор финальные сцены, я искренне обрадовался тому, что принца наконец казнили - ведь сумасшедший на престоле - это уже не ново, а потому скучно; так же он, по крайней мере, не натворил особых бед, разве что неизвестно зачем уничтожил несколько экземпляров редких растений, когда подобно жеманной барышне рвал цветы себе на букет, - а впрочем, это маловероятно. Все-таки речь там шла о "бескрайнем поле" всевозможных цветов - вряд ли среди них были реликты.
Гость в гробу зашевелился и начал колотить в крышку. Я еще раз проверил защелки и вдруг меня осенило. Цветы, горы, идея свободы, глупые и прекрасные принцы, - вот она, красота в понятии женщин. Вот оно, то, чего внезапно захотелось Кире. Фигурально выражаясь, это как сожаление о юности, когда все вокруг еще ново и непонятно, как тоска по прошлому, как мимолетная ностальгия. И в чем-то - если не терять головы - это диалектично: прошлое помнить надо и былые эмоции тоже. Вот только брать из них лучшие, а не все подряд, тут Кира дала маху. Ну да ладно, разберемся.
Я окончательно понял, что надо делать. Прежде всего вернулся к машине и достал из нее свое второе приобретение - большую стеклянную витрину; ее мне пришлось нести уже в одиночку, но она и была куда легче гроба и к тому же в разобранном виде. Поставив ее в угол, я подсчитал оставшиеся деньги. Немного, но пожалуй, этого хватит. Придется довольно долго колесить по городу, но в этом я видел много плюсов, - во-первых, я буду занят делом, а не чтением всяких глупостей, а во-вторых, гость за время моего отсутствия как раз созреет для дальнейшего использования. Любой согласится, что как-то по-дурацки себя чувствуешь, сидя дома у гроба и прислушиваясь к доносящимся оттуда воплям. Ладно бы он вопил что-нибудь умное, а так…
***
Когда я вернулся, был вечер, и как раз позвонила Кира. Усталым голосом она сообщила, что ей, похоже, придется ночевать в офисе. Я ухмыльнулся - это как раз и входило в мои планы. Творить человеку полагается в одиночку.
Гроб вел себя тихо. На всякий случай я слегка постучал по крышке - никакой реакции. Я взглянул на часы, - пожалуй, времени прошло достаточно. Можно открывать.
Закрасил щель я надежно, ничего не скажешь, - пришлось воспользоваться ножом, чтобы отодрать крышку. Когда мне наконец это удалось, я убедился воочию, что в таких условиях человек умирает быстро. Он был мертв уже несколько часов, это было заметно. Хорошо еще, что в комнате у нас всегда довольно прохладно - северная сторона.
Прежде всего я выволок труп из ненужного уже гроба и сняв с него одежду, приготовился взглянуть, что же особенного в нем есть, что так потрясло воображение моей жены. Разочарование было полным. На всякий случай я положил кишки в заранее подготовленную банку с формалином, - может быть, я все-таки что-то упустил. В тот момент мне, признаться, было не до таких мелочей.
Поясняю: вам приходилось когда-нибудь препарировать крысу? Так вот, жуткая вонь, исходящая от вскрытой крысы, - это ничто по сравнению с тем, что пришлось выдержать мне, пока я вытаскивал из него внутренности и раскладывал их по баночкам. Теоретически я знал, что в человеке много мерзости, но все же не думал, что столько. Под конец я работал, замотав рот и нос шарфом и распахнув настежь окно. Иначе находиться в комнате было бы просто невозможно.
Закончив потрошить тело и обработав его специальным составом, позаимствованным у знакомого бальзамировщика (пришлось тащиться к нему аж на другой конец города), я развязал мешок с опилками. Дальше уже все было делом техники. Посаженное на стальной каркас набитое опилками чучело лежало передо мной, оскалив зубы (довольно-таки кривые, кстати говоря), и мне оставалось лишь подобрать для него костюм. Но это я отложил на потом. Теперь предстояло главное - сам творческий процесс.
Многие думают, что творчество неотделимо от эмоций. Но я такое творчество называю "творчеством для дураков". Настоящий художник должен обладать ясным и четким мышлением, чтобы не тратить времени на ахи и охи, а работать, точно зная, чего хочет добиться. И часов пять я работал как вол.
Результат был, пожалуй, неплох. Я пощелкал подсветкой, разглядывая то, что у меня получилось, под разными углами. Да, неплохо. Мой замысел, можно сказать, воплощен. Не хватает только одной детали…
Я вынул из сумки несколько театральных костюмов и по очереди примерил их на труп. В конце концов выбор я остановил на вишнево-красном вышитом камзоле с золотой каймой, - он лучше всего подходил по размеру, да и с общей картиной довольно удачно гармонировал. Потом я поднял нашего психолога и перетащил в витрину. К счастью, без потрохов труп стал намного легче, а то за последние сутки я и так уже достаточно пробыл в роли грузчика. И ведь придется еще гроб куда-то выкидывать. Нужен он тут теперь, как рыбе зонтик. В качестве временного варианта я просто перетащил его на кухню и поставил у стены. Завтра увезу.
За окном начинался бледный рассвет. По моим расчетом, Кира должна была вот-вот приехать. У нее было вполне достаточно времени разобраться в том, что я учинил с ее сервером. Я откинулся в кресле и еще раз критически осмотрел результат своих трудов. Ну, если это не произведение искусства, то я тогда не знаю, что вообще им является! А я знаю.
Щелкнул ключ в замке. Кира. Я улыбаясь пошел ей навстречу. Она посмотрела на меня встревоженными глазами, и первый ее вопрос был, как я и думал:
- Он уехал?
Вместо ответа я взял ее за руку и сказал:
- Закрой глаза.
Она послушно сделала это, и я провел ее на середину комнаты. Потом включил подсветку и отступил в сторону. Она открыла глаза и вскрикнула.
Да, это было так прекрасно, что захватывало дух: что же удивительного? Просторная стеклянная витрина стала окном в иной, сверкающий и переливающийся всеми красками мир. С высокого горного хребта открывалась великолепная панорама: огромное поле, уходящее вдаль, к туманному горизонту, сплошь заросшее фантастическими цветами всевозможных форм и оттенков. Их пластмассовые, металлические и полимерные лепестки казались живыми; на листьях блестела, как настоящая, стеклянная роса. Удачно созданная мной иллюзия далекой перспективы, ухода этого невероятно прекрасного поля в бесконечность навевала мысли о чем-то высоком, чем-то таком, от чего хочется встать и совершить самый лучший в своей жизни поступок, или посадить дерево, или утереть слезинку ребенка. По другую сторону гор, далеко внизу, виднелся маленький и жалкий, словно игрушечный, замок, - с этим пенопластовым макетом мне пришлось повозиться. Но получился он как настоящий, - сразу было понятно, что это королевский дворец из детской сказки, сейчас такой незначительный, брошенный, отвергнутый. А на вершине, вырисовываясь на фоне ослепительно синего неба, подсвеченный серебристым сиянием, стоял наш гость.
Он стоял, слегка откинув голову, глядя вдаль черными глазами, на которые мне пришлось пустить агатовое ожерелье Киры - но дело того стоило! Я придал его лицу задумчивое, грустное и вместе с тем неприступное выражение, - это был сказочный принц, но принц, не имеющий ничего общего с образом того идиота из бульварного рассказика, откуда я взял всю сцену. Это был человек гордый, сильный и сдержанный, - человек, которым гость наш никогда не был и никогда бы не смог стать, - человек, по которому, скрывая это от себя и от меня, тосковала Кира. Выпуклость образа достигалась выразительностью позы (сколько же раз мне пришлось перегибать в разных вариантах каркас! страшно вспомнить), местом человека в общей картине, выверенным мной буквально до миллиметра, - я поставил моего "принца" именно там, где он должен был стоять, - характерной игрой света и продуманным сочетанием цветов. Я и сам откровенно любовался, но не забывал и о том, для чего все было сделано; поэтому внимательно следил за реакцией Киры...
Она минут десять молчала, не отрывая глаз от витрины, застыв почти так же, как главный герой моего "коллажа". Наконец обернулась ко мне.
- Я знала, что ты его убьешь.
- Что ты говоришь глупости, - отмахнулся я, - "убьешь". Зачем убивать человека, который мне симпатичен? Я же напротив его воскресил, дура! Неужели ты думаешь, что будучи живым, этот человек когда-нибудь смог достичь такой вершины?
Она медленно покачала головой.
- Нет. Я тоже знаю, что нет.
Я положил ей руку на плечо.
- Он остался, Кира. Ты не могла бы получить его живым по многим причинам. Есть время, есть расстояния, есть и другая сторона - банальность всяких отношений. Все они имеют своей конечной целью лишь то, что у тебя уже есть. Теперь ты понимаешь, почему я это сделал?
Она кивнула, и я продолжал:
- Вот он перед тобой, смотри на него, на свой воплощенный идеал. Красота рядом - стоит только протянуть руку. Она сравнительно легко создается, но мало кто владеет необходимыми навыками. У нашего гостя нет больше жизни, но у него есть больше, - у него есть потрясающе красивый финал. Мало кому может посчастливиться умереть для того, чтобы стать частью истинной красоты, настоящего искусства. Даже у нас с тобой этого нет. Мы - лишь сопричастны, а он - олицетворение. Шедевр.
По правде, я говорил это больше для нее. Женщины любят пышные фразы, они лучше воспринимают мысль, когда она красиво оформлена, и я видел, что Кира снова начинает понимать меня и главное - думать. Еще немного, и она опустится наконец с небес на землю, станет такой же, как всегда - нормальной, умной, реалистичной. И я нанес последний удар по ее шаткой постройке.
- Ты говорила, в нем что-то есть, Кира, - сказал я, ставя перед ней банку с формалином. - Я искал в нем это "что-то". Вот оно, пожалуйста. Только не открывай крышку - думаю, даже формалин не заставил их прекратить… мм… источать аромат.
Кира взглянула на банку и брови ее поползли вверх.
- Ты дурак! - возмущенно воскликнула она. - Зачем ты засунул сюда эту мерзость? Мозги надо было вытащить, мозги!
Я улыбнулся. Значит, она не заметила тонкой линии над левым ухом моего героя, а то бы догадалась, что мозгов там уже нет. Когда я вскрывал черепную коробку, то рука у меня соскользнула и получился разрез, который было довольно сложно потом замаскировать.
- Наконец-то я слышу от тебя нормальную речь, - сказал я, пододвигая к ней другую банку, поменьше, с требуемым содержимым. - А зачем тебе его мозги?
Полная победа. В ее глазах наконец-то снова загорелось нормальное стремление к познанию.
- Я начну их исследовать, - сказала она. - Это же бесценный материал для непрофессионала, которого никто не пустит в морг!
Она схватила банку и понесла ее в другую комнату. Но на пороге остановилась, обернулась и еще несколько минут пристально смотрела на ровно светящуюся витрину.
- Я буду приходить сюда, - сказала она мне, - всякий раз, когда мне снова покажется, что из моей жизни ушла красота.
Она поставила банку на стол, подошла ко мне и поцеловала, - легко и с глубокой нежностью во взгляде.
- Спасибо, милый. Это самый дорогой для меня подарок. И это действительно шедевр.
Ну что еще к этому можно прибавить? Я был доволен и с чувством выполненного долга пошел спать, резонно подумав, что мозги Кира может резать и без меня, - а я всякой биолабораторией уже сыт по горло. Эх, до чего же все-таки выматывают человека эти "шедевры". Ни за что бы не согласился быть художником.