| |
По ночному небу ползли
чёрные тучи, как пятна чернила. Они висли над тобой, дышали с тобой
одним воздухом и наблюдали. Немо глядели на тебя звёзды в
расплёсканных чернилах. Где-то совсем исчезая за облаками, а где-то и
подавая сигналы бледно переливаясь.
Луны не было, и поэтому ночь становилась
ещё темнее. Глухо отдавали удары сердца, и всё громче оно стучало от
странных движений в кустах. Дорога петляла между деревьями до
одинокой станции, мимо которой в это время не ходили электрички и
только изредка пролетали поезда.
Часто стук колёс о рельсы оказывался
лишь стуком вашего сердца от страха. Гудел воздух, пропитанный
влагой. Мокрая земля и мокрые листья, и ты их касался. Кожа
становиться гусиной и холодок бежит по телу. Обычно здесь редко кто
ходит, но сейчас из чащи доносилось два голоса, один голос мужской,
другой женский. Оба пугливые.
- ...а он ей: «...на первый второй
рассчитайся», - парень засмеялся, прижимая её к себе. Она натянуто
улыбнулась, понимая, что он хочет просто придать настроение их итак
уже утомительному странствию.
- Рома, почему так холодно? - девушка
прижалась к нему ещё сильнее.
- Не знаю, может от дождя.
Они прошли ещё сотню метров, и вышли на
асфальтированную площадку возле пирона. Тут должна была стоять будка,
на которой висело бы расписание маршрутов, но никакой будки не
расписания маршрутов не было. Только ветер шелестел в листьях. Ни
одной лавочки, ни одного сидения, один асфальт - холодный, чёрный и
мокрый. - Наверное, красиво будет встретить здесь рассвет, - пошутил
Рома.
Но девушка не улыбнулась и не сделала
вид, что её этого хотелось.
- Не говори глупости, мы не можем
остаться на всё ночь в этом месте.
- Ну, не знаю, - возмутился парень, -
как ты думаешь, идти по рельсам или царапать ноги о ветки пробираясь
сквозь лес?
Никто не слушал его или не хотел больше
слышать. Всё едино им придется идти до самого рассвета и лучше
встретить его здесь, чем где-нибудь на поляне.
- А ты помнишь, с чего всё начиналось?!
- почти подпрыгнула она от злости.
- Я тебя не понимаю, Света? -
притворился глупым Рома.
- Кто потащил меня в это чёртово
захолустье, - она указала пальцем всё вокруг, - Будь оно проклято!
Кто?
И само захолустье содрогнулось от её
последнего крика и стало опасным, и враждебным защищая себя. Оно
будто слышало, как на него кричали: «Будь оно проклято!» -
откликалось эхо, говорило эхо. Мучительно ждало расправы.
- Ты, глупая! - он не посмел обозвать её
дурой. - Ты, глупая! - возненавидел он её за шишки, что теперь летели
только в его сторону.
- Откуда я знал, что у тебя вдруг
потеряется кольцо, и ты полдня потратишь на поиски?! Скажи, я знал?
И эхо теперь не ответило. Смерено
промолчало, дико всхлипывая, но не слова из сказанного не вернулось
обратно. Может, потому что лес жадно поедал их, а может, потому что
не было проклятий.
Света присела на корточки и заплакала.
Кажется, эхо отвечало диким смехом, хохоча над бедной и беспомощной
девушкой. А она плакала, всхлипывая и подрагивая. Ветер катал банку,
и та звенела.
- Не плачь, - парень стоял перед ней на
коленях, и вид его напоминал вид каторжника. - Ну, прости меня. Да, я
виноват, хочешь, тоже буду плакать?
- Не надо, - шепотом сказа Света и
поднялась, утирая слёзы. Встань Рома, не стой на коленях
простудишься.
Был сентябрь месяц, и погода стояла
ясной до этого дня, пока к вечеру не пошёл ливень. На часах было
половина двенадцатого.
«Ровно сейчас, - отсчитал про себя он, -
будет тридцать минут до полуночи». Эти слова его тревожили. Наверное,
предрассудки, не больше не меньше.
Начало осени было хорошим начало в жизни
Седова, он наконец поступил на работу в местную администрацию, пока
только на правах мальчика на побегушках, но карьера сулила большее.
Окончил университет и твёрдо встал на ноги. У него была машина, у
него была квартира с тремя светлыми комнатами, где повсюду росли
цветы, и была девушка - красивая, желанная. И вот теперь такой тупик.
Обрывается дорога, заброшенная станция, одни рельсы в никуда,
автомобиль с проколотой шиной. Кровь из носа, но всё бес толку. Ему
хотелось помочь, показаться героем в блестящих доспехах, да при том
ещё на белом коне. Но, увы, не было не коня не доспехов. Опять
звенела жестяная банка, Седов отбросил её в густую траву. Всё сейчас
заставляло его нервничать. Даже воздух казался противным и горьким.
Земля дышала влагой, а комары надрывно пищали над головой. Долгое
время шёл дождь, и они проголодались. Тут горел фонарь, одиноко
брошенный у пирона. И слабый свет притягивал мошкару, бьющуюся о
лампу.
Парень даже заметил, что фонарь был
единственным добрым знаком. Знаком, которым местные жители, а это
кусты и деревья давали понять о своём гостеприимстве.
- Как они надоели, -
хлопнула по руке Света. Маленькое тельце комара лопнуло под прессом.
- Попался кровосос!
Роман снял куртку,
оставшись в лёгкой майке без надписей.
- Возьми, накинь на себя.
Девушка оценивающим взглядом посмотрела
на вещь, но не смогла отказаться.
- Как было хорошо, когда гремела эта
банка, - сказала она позже, - можно было хотя бы отвлекаться на
что-то.
- Эта банка, играла мне на нервах.
- Тебе всё действует на нервы? - нотка
упрёка звучала в её голосе.
- Что? - Он, не слова больше не говоря,
зашёл в траву и бросил обратно на асфальт кусок жестянки: - На,
слушай!
Было половина первого, когда к перрону
подошла древняя электричка, с выцветшим названием и облезшей краской.
- Рома смотри! - закричала Света.
- Откуда она взялась? - удивился парень.
Будто из воздуха, они даже не слышали,
как шумели ее колеса, и вдруг бац. Электричка стояла и ждала их.
Только их, даже не думая трогаться, не подобрав этих пассажиров. Из
окон нисходил тусклый свет от лампочек и ни единого звука изнутри. Но
тот факт, что она здесь стояла, был бесспорным.
- Мне не кажется? - парень твердым шагом
пошел к ней.
- Рома, давай не поедим, - раздался
испуганный голос Светы из-за спины.
Седов обернулся.
- Как не поедим? Кто мне говорил, я хочу
домой? Кто обвинял меня во всех бедах?
- Да, я говорила тебе все эти гадости.
Да, я говорила, и я была не права. Прости меня. Она была очень
напугана, ей казалось, что кто-то наблюдает за ними из кабины
машиниста.
- Ты идешь? - спросил Рома и протянул к
ней руку, - а?
- Не знаю, любимый. Не знаю. Прости. Я
боюсь. Я не хочу, пожалуйста, давай останемся.
Его глаза блеснули дьявольским огнем, и
он рассмеялся.
- Брось. Ты боишься? Нет. Ты, наверное,
шутишь, ты разыгрываешь меня. Ему было смешно до истерики, а она
боялась точно так же.
- Идем, не бойся.
И девушка взялась за руку. В эту секунду
лампа фонаря лопнула, и темнота жадно поглотила две фигуры.
Электричка тем временем молча стояла у перрона и не двигалась. Она
будто знала, что они, когда ни будь, переборют свой страх и пройдут
сквозь открытые двери. И тогда она тронется и исчезнет за поворотом.
Да, она стояла и ждала их. Седов подошел ближе, пытаясь разглядеть,
что ни будь через стекло.
- Должно быть так поздно, никто уже не
ездит, и свет выключили для экономии. Они шагнули в тамбур и двери с
шипением захлопнулись. Света вздрогнула от неожиданности и прижалась
к Роману.
- Успокойся.
- Мне страшно, - только ответила
девушка. Электричка набирала скорость и уже совсем скоро, деревья
начали мелькать слева и справа.
Они прошли в вагон. Там никого не было.
Черные потолки и черные стены, старые сиденья из дерева.
- Давай не пойдем дальше, - попросила
она.
- Хорошо, не пойдем. Они присели. Доски
затрещали, будто за последние 10 лет они были первые, кто на них
садился. И казалось, этот треск прошел по всем вагонам и исчез только
тогда, когда смешался с шумом колес. Он чувствовал, как билось ее
сердце, как стучало его, как она тяжело дышала и вздрагивала в его
объятьях. Уже реже, тише, приходя в норму. Там на улице бежали в
вдогонку высоковольтные провода и отсчитывали метры высоковольтные
столбы. Больше сотни насчитал он, потом был сто первый, сто второй и
он уже сбился со счета. Они были слишком уставшие, чтобы заметить,
как мелькнула за окном одна станция, а следом вторая. А электричка
шла не останавливаясь ни на третей, ни на четвертой. Шла, будто тоже
отсчитывала столбы для забавы, догоняя кого-то или убегая. А затем
все остановилось...
Седов открыл глаза. Мерные
удары колес заставили его уснуть. Но теперь, когда он проснулся,
что-то наводило на мысль, что его разбудили. Нет, не трясли за плечи
и не били по щекам, просто дали понять: «Ты не один, мы рядом с
тобой». Ощущения что кто-то прошел здесь минутой раньше - пугало.
Парень не знал, разбудить Свету или нет. Наверное, нет. Она и так
была испугана и еле успокоилась, конечно, пусть спит. Когда мы
приедем, все будет кончено. Рома аккуратно уложил ее на сиденье и
накрыл поверх курткой.
За окном уже бежали не
известные окрестности, старые огороды и полусгнившие заборы из
бревен. Роман не видел их прежде. Где они сейчас? Что это за станция?
Он посмотрел на часы. Просто так попытался разогнать рукой темноту и
обнаружил, что часы больше не идут, что стрелки замерли. Парень
потряс кистью, попробовал заводной механизм, но часы все равно
стояли. Ровно на половине первого. Именно тогда электричка тронулась
от перрона и больше уже не останавливалась. Он прошел один вагон в
надежде встретить людей, но и в следующем вагоне ему не
посчастливилось, кого ни будь увидеть. Прошел третий, четвертый, но
те же черные потолки и стены и ни единой души. Седов понял, что ком у
горла - это страх, что ему становится жутко и надо бороться. Но он не
мог бороться, потому не знал, чего боится и чему сопротивляться. Шум
от колес стал напоминать низкие многоголосия мужчин и чье-то
ворчание. Лунный свет попадавший во внутрь освещал страшные лица
женщин и детей, изуродованные огнем. Чувствовал, как их глаза щупали
его тело, примерялись к нему. Как их зубы стучали жалким подобием
кастаньет, а отрезанные носы пытались принюхиваться к нему. Но когда
свет исчезал за тучами вместе с луной, чужие лица пропадали и только
деревянные кресла ожидали своих пассажиров, когда-то оставшихся здесь
на веки.
Парень не замечал, что ноги непослушно
двигаются вперед, лишь кое-как перебирал ими. Грязные не мытые окна,
черви кишели под ногами, а за стеклом люди. Люди веселые и грустные,
разные люди, но все мертвые. С синим губами и глазами, что горели
огнем. Он готов был сойти с ума, готов был поверить и в бога и в
дьявола, но не мог поверить себе, своим ушам и глазам. Еще один
тамбур, еще один вагон. Девочка стоящая на одной ноге, рукой держащая
вторую ногу. Она размахивает ею, смеется и ей совсем не больно, ей
совершенно безразлично, что у нее нет одной ноги, и что она скорей
всего умрет от потери крови. И еще мертвые, и еще, и все смотрят, и
все тянут руки, всем хочется увидеть кто он, посмевший нарушить их
покой. Все изувеченные лишенные конечностей. И только при свете луны,
в темноте это простые деревянные кресла, старые и скрипучие.
- Оставь нас! Оставь!
Гремят голоса.
- Пожалуйста, не делай нам больно!
Гремят они снова. И эхо этих голосов
пчелиным роем жужжит в голове.
Шаг за шагом. Их пальцы
хватают тебя за одежду. Шаг за шагом. И ты отчаянно пытаешься
высвободиться из мертвых объятий. Тщетно. Еще попытка. Шаг твой
твердеет, но цепкие пальцы не желают отпускать тебя. И опять, только
удары колес, черные стены и потолки. Последний тамбур. Роман
проделывал огромные усилия, чтобы открыть дверь в машинное отделение.
Но увидел приборную доску, разбросанные кем-то по полу вещи и ...
И увидел тупик, конец
железнодорожного полотна, что стремительно надвигался на него. Седов
рванулся обратно к Свете. Он уже не замечал мертвых лиц, не
чувствовал зловонного запаха исходящего откуда-то сверху, видел перед
собой только одно железнодорожное полотно и тупик.
По ночному небу ползли черные тучи, как
пятна из-под чернил. Они висли над тобой, дышали с тобой одним
воздухом и наблюдали.
- А он ей «...на первый второй
рассчитайся», - парень засмеялся, прижимая ее к себе. И вдруг она
проснулась.
- Рома!
Никто не ответил или не хотел больше
отвечать. Было уже довольно светло и фонарь, под которым она провела
ночь, не смотрелся больше так угрюмо, как вчера. Пустая жестяная
банка каталась у ног. Вот кто разбудил ее. Не Рома. Его нигде не
было. Нет, ей не показалось, вчера она теряла кольцо, и вчера она
входила на перрон и в электричку, и еще что-то. Потом она уснула, а
теперь очнулась здесь. Сон? Света тяжело поднялась, будто ей было лет
шестьдесят, а не двадцать пять как на самом деле. Отряхнула одежду и
вдруг увидела часы. Они лежали неуклюже, с разбитым циферблатом,
совсем старые и грязные. Девушка подошла ближе, утерла руки о джинсы
и подняла их. Часы неохотно щелкнули, и стрелка вновь пошла по кругу,
отсчитывая время, то время, которое вчера остановилось...
Селивёрстов. Г. В
15.12.2002
|
|