| |
Смерть кажется нам страшной, а бессмертие
желанным, потому что мы смертны. Будь мы
бессмертны, страшным казалось бы нам
бессмертие,
желанной - смерть.
(Хенрик Эльценберг)
Ей было семь лет, когда она
сказала, что Кеннеди убил её папа. Одноклассники озадаченно пожали
плечами, кто такой Кеннеди они не знали. А учитель истории Юрий
Свердлов отметил, что поведение девочки вызывает у него опасение.
Её мать, преподаватель младших классов
не стала обращаться к врачам, Людмила Владимировна, что-то знала, но
старалась это тщательно скрывать.
Их семья жила на одном месте не больше
десяти лет, всё время переезжая из города в город и конечно ребёнок
не мог расти нормальным в такой обстановке.
Муж Людмилы, Михаил был человек
образованный, у него было сильное тело и крепкие руки, однако он
редко двигался. Может от лени, а может просто от плохого
самочувствия.
Ему не так много было нужно: ручка и
бумага или компьютер. Михаил был писателем, мелким, кустарным, пока
только пару раз изданный и всё-таки писатель, который творил и хотел
творить и было для кого. На улице стояла жара. Солнце исчезало за
свинцовыми тучами и молчание ветра напоминало затишье перед бурей.
Мужчина при помощи рук перебрался в кресло. Это кресло было только
его, даже дочери, которую он очень любил, он не позволял с ним
играть.
Ему становилось душно. Вентилятор жадно
перебирал лопастями слипшийся воздух. Человек улавливал каждое
вращение винта, будто время замедляло ход, а потом снова шло
по-прежнему.
Теперь он видел на себе мундир офицера,
глубокую рану на животе, видел как склоняется над ним девушка, как
она шепчет странные слова по-французски и Михаил начинает их
понимать.
- Да, любовь это прекрасно, - говорит
ведение, - любовь требует продолжения. И квартира меняется в его
глазах. Становится похожей на поле брани. А потом вдруг появилась
Людмила и он очнулся. Лицо девушки превратилось в лицо жены и тело
обмякло в кресле. Женщина вопросительно смотрела на него несколько
секунд.
- Я знаю, оно вновь возвращается.
Он беспомощно мотнул головой.
- Тогда тоже было жарко и душно, и
солнце то и дело исчезало в огненно-красных облаках. Потом пошёл
ливень. Вода остужала нагретое от стрельбы оружие, шипели пушки и
отдыхали шпаги. Я лежал сражённый на груде человеческих трупов. Весь
мокрый, перепачканный грязью и кровью. Чужой кровью из чужих вен. Я
ждал, что французы найдут меня первым, ждал, что моя жизнь
наконец-таки прервётся. Но вместо солдат ко мне подошла девушка, она
пыталась успокоить меня, говорила о смерти легко и непринужденно,
так, что неожиданно хотелось умереть.
- Прекрати! - остановила его Людмила. И
он не стал настаивать, это причиняло ему боль, боль мало того
телесную ещё и душевную.
Оксана скоро прейдет? - спросил Михаил,
хоть как-то пытаясь отвлечься от воспоминаний.
- Ещё два урока, где-то к часам 12-ти.
Извини, я на кухню.
Погода портилась. Ветер рвал листья с
деревьев, нагибал их кроны и подбрасывал в небо облака пыли.
Задрожали стёкла в оконных рамах, а потом забарабанил дождь. Дождь
хлынул, как из ведра, затопляя дороги и тротуары. Люди метались внизу
напуганные грозой. Они боялись за свои никчемные жизни, что только
мусором хранятся на планете. Его используют и закапывают, используют
и закапывают, итак тысячи лет. Даже самые необходимые под конец
становятся мусором.
Во вселенной всё просто так, не ломайте
голову, не говорите лишний раз «природа усмотрела каждый микрон».
Зачем вам это, если вы будете в это время мертвы.
-Дорогой, - показался из кухни силуэт
жены, - я сейчас съезжу за Оксаной, а то на улице ужас, что!
Михаил молча дал понять, что способен
быть один и ему не нужна няня караулящая его днём и ночью. Дверь
захлопнулась, а замок щёлкнул дважды. Послышались удаляющиеся шаги.
«Она так грациозна, - отметил мужчина, -
у неё такие нежные руки и шелковистая кожа. Влажные, алые губы со
вкусом персика. Зелённые глаза смотрящие в тебя на сквозь и короткие,
густые волосы».
- Капитан! Капитан, что с вами?
Терентьев опомнился. Он твёрдо стоял на
ногах, как когда-то до Курской дуги, где ему повредило позвоночник.
- Увы, солдат, - ответил он, - я вдруг
вспомнил портовую шлюху... Дешевую, грязную, кажется она была ещё
беременной. Солдаты забили её на смерть прикладами свих ружей.
Рядом бурлила вода, волны накатывались
на берег и с шумом опадали.
- Капитан, вам срочное извещение, -
солдат был точен в обязанностях и не изволил рассуждать.
Бумага, на которой беглый почерк делал
помарки, была пропитана духами. Михаил поднёс её к носу и жадно
втянул воздух.
- Париж, как чудесно!
- Нет, капитан послание передал мне
англичанин. Он сказал, что человек виновный в смерти его брата должен
умереть. Он платит хорошие деньги.
- Как погиб его брат? - уточнил офицер.
- Это теперь не важно, капитан. Были
лишь намёки на сражение под Аустерлицем, - парень закашлял, ветер с
моря был пронизывающим.
- Я могу вам доверять? - усомнился
мужчина.
- Вы можете мне приказывать, -
рапортовал солдат, - на Франции пятно позора, она проиграла войну,
потеряла своих сынов и находится в изгнании, как её император.
- У вас есть последователи?
- Несколько людей нам хотят помочь, один
из них повар. Бонапарт не доверяет ему, но здесь он не император. У
него много врагов. Сто дней Наполеона станут последними.
Человек в мундире шептал, что-то на ухо.
Остров Эльба превращался в огромное облако, море было не спокойным, и
все ждали шторма.
- Папочка! Папочка! - её тонкие ручки
обхватили шею капитана. Но теперь он снова находился в квартире, в
своём кресле.
- Оксана, как это вы так быстро?
Девочка пропустила вопрос мимо ушей.
- Там такой ливень, представляешь, -
освободив одну руку, она поправила волосы, - все мокрые!
Люда стояла в дверях и улыбалась.
- Представляю, ещё как представляю.
- Ну, хватит мучить папу, - вмешалась
женщина, - иди, я набрала для тебя ванну.
- С пузырями и резиновыми утками? -
подозрительно, из-под бровей смотрела Оксана.
- Именно.
- Сейчас иду.
Ему нелегко приходилось в этом подлунном
мире, но он уже не помнил как попал сюда и для чего.
- Я облучённый урод, я ведь был там. Я
бомбой летел вниз и не мог остановиться. Ведь меня звали иначе. Малыш
кажется, и я убивал.
Хиросима. Михаил вздрогнул, перед ним
распускался грибок взрыва, и лучи света пронзали тело насквозь. Ему
тяжело осознавать, что Оксана никогда не была его дочерью, а Людмила,
заражённая в Чернобыле, не сможет иметь детей. Зато они будут жить
вечно, и перерождаться каждые сто лет, но Терентьев не знал как быть,
он уже устал от вечности. На плечах грузом небес оседали столетия
заключения на земле. Одно не понимание, если обвиняемого сажают в
тюрьму по приговору, за что тогда сидит он?
Оксана, просто маленькая девочка 7-ми
лет, которая должна была сгореть в лесном пожаре больше пятидесяти
лет назад, ей вечно предстоит играть в игрушке, не познав первой
любви и первого поцелуя. Когда она переродится, она поменяет всё
кроме возраста, вредных привычек и то, с чем умерла. Для кого этот
ребёнок стал марионеткой? Кто тот безумный демон, что не дал ей
спокойно умереть? А ведь у неё были родители, остатки которых ищут до
сих пор.
Михаил не думал над тем, что есть тот,
кого некоторые зовут богом. Когда-то он сам писал Библию и Коран. Как
во всё это может поверить человек, чьим пером была выведена каждая
буква в писании? И всё-таки у него есть предназначение, собирать
таких как он, хранить информацию и вершить историю.
Что с его руками? Сколько на них крови!
Михаил тщетно пытается вымыть их, но из крана тоже льется кровь,
мужчина пачкается в неё и кричит.
- Дорогой! Дорогой, успокойся! -
взволнованно шептал её голос. Людмила была рядом с ним: - Тише,
Оксана услышит.
- Я не могу плакать, - с обидой сказал
Терентьев, - почему я не могу плакать? Я бы устроил великий потоп
только из моих слёз. Лицо корчилось от боли, но не одна сила мира не
сумела бы заставить палится слёзам.
К вечеру ливень стих. Круглые капли
собирались на крыше и маленькими струйками устремлялись вниз.
- Сыграй на флейте водосточных труб! -
воскликнул за ужином капитан.
- А я знаю, папочка это Маяковский, -
весело захлопала в ладоши Оксана.
- Откуда? - удивился отец.
- Ну, какой ты у меня папочка странный.
Я прочла почти всего Маяковского 10-ть лет назад.
- Тебе он и вправду так нравится? -
поинтересовался мужчина.
- Нет, просто у русских поэтов я прочла
уже всё, что возможно.
Женщина по обыкновению улыбнулась. Стол
был накрыт изумительно. Как обычно мясной ассортимент: колбасы,
ветчина и курица, салаты «Московский», оливье, винегрет, зелень,
свежие помидоры и огурцы. Большая тарелка пюре и шпик.
- Эта бутылка вина из провинции Шампань
1815 года. Лгуны! Я пил то вино. Приятный вкус, чудесный аромат и ты
смакуешь, а не пьёшь.
- Папочка, какой ты смешной, захохотала
девочка, - а может фокус, нам покажешь?
- Хорошо. Михаил сосредоточился, вены у
него на лбу вздулись от напряжения. Потом он сменил своё напряжение
на более спокойный вид.
- Итак, Оксана, твоя мама сейчас думает,
а хорошо бы было надавать тумаков преподавателю истории, Юрию
Свердлову и не очень плохо пойти завтра по магазинам и купить дочери
новых кукол.
- Правда, мама! Правда! - обрадовалась
дочь. - Мы пойдём завтра, верно?
Мама согласно кивнула головой.
- А ты, Оксана, ты думаешь о цветках с
сиреневым венчиком и зелёнными лепестками.
- Да, - вдруг испугалась девочка, - я
видела их во сне. Они красивые, правда?
- Они очень красивые, Оксана. Настроение
Терентьева заметно ухудшилось.
- А потом вырвались языки пламя и сожгли
мои цветы, - пожаловалась девочка.
- Забудь об огне. Это всего лишь сон. В
реальности ты под защитой от огня.
- Я тебе верю, папа. И она крепко обняла
его. Михаил посмотрел в глаза Людмилы. Он солгал дочери, он видел
совсем другое, не то, как ей хотелось пойти завтра по магазинам и
надавать тумаков Юрию Свердлову. Он видел, как огонь ластится к телу
ребёнка, как обгорает кожа и шипит жир.
Ночью снова приходили видения. Сперва
радостное гуляние на Куликовом поле, потом Кровавое воскресенье,
расстрел царской семьи и покушение на вождя партии. Мёртвый Распутин,
Гитлер которому удалось бежать и ещё лица, чужие и незнакомые...
|
|