Смерть Богумила. Видение.

Russian LinkExchange Member

Отправлено : Дмитрий Гаврилов, 05 Апреля 1999 в 14:16:47

Приветствую!
Пользуясь случаем хочу пригласить всех прочитать рассказы Антона Платова, выставленные в альманахе на этом сайте.
Легенда о знаменитом дударе, потопившем крыс, несомненно заслуживает самой высокой оценки.
Здесь же вариант сцены и романа "Дар Седовласа", который выглядит в электронной версии слабее.
Я втрое расширил сцену восстания жрецов Новгорода.

"Время потекло вспять. Звон обернулся яростным завыванием вьюги, а взору предстало море, бескрайнее море пламенеющее белым огнем. Мир Яви перестал существовать, но взгляд волхва проникал все дальше и дальше в прошлое, раздвигая пределы. Над морем разлилась молочная пелена, умиротворяя неистовую стихию. Но вот и она стала постепенно рассеиваться. Ему послышались чьи-то крики. Лязг металла. Скрипело дерево. Плескалась вода. И Белый Хорс слепил очи смертного...

* * *
... Солнце безжалостно светило в глаза. Краснобай глянул из-под руки. Впереди толпились горожане. Он махнул - дружинники теснее сомкнули щиты, изготовив оружие. Новгородский люд попятился.
- Что собралися? Мы обид никому чинить не желаем! Выдайте Киеву обидчиков! - увещевал Малхович.
- Как же! Второй раз не купишь! - отзывались словене.
- Нет тебе веры, злодей!
- Ты по что кумирни осквернил, боярин?! - кричали с той стороны.
- Лгут ваши жрецы, потому и противны князю! Нет на Руси иного хозяина, окромя Владимира Святославича! Покоритесь, несчастные! - вторил вельможе Бермята.
Но словене уже не слушали. В киян полетели камни. Один просвистел над ухом тысяцкого.
- Пеняйте ж на себя, неразумные! - молвил Краснобай.
Воины медленно двинулись вперед, выставив копья, дружинники оттесняли толпу на берег. Но их стремление натолкнулось на завалы из бревен и досок. Град камней усилился. То тут, то там падали ратники, иной срывался в Волхов, под дружное улюлюканье новгородцев, и оглушенный, шел ко дну - крокодилу на прокорм.
- Не бывало такого, чтобы мать, да отца поимела! Никогда Великий Новгород не покорится Киеву! - услыхал он голос Богумила
- Ничего, и до тебя доберемся, старик, - успокоительно заметил Малхович.
- Беда, светлейший! - протолкался к вельможе посыльный, - Народ совсем рассвирепел! Дом твой разорили, усадебку разграбили - сын Константин поклон шлет и молит о помощи! Без подмоги ему не выстоять!
- А, псы! - дружинники шарахнулись в стороны.
Развернул коня, что есть силы врезал по ребрам. Скакун взвился от жгучей боли, но всадник усидел, сдавив рассеченные до крови бока, и еще раз хлестанув коня, погнал его, словно не перевалило за пятьдесят.
- Эко припустился, гад! Смотри, портки не потеряй! - заорали словене.
Ростовцы стеной сомкнули щиты. Бермята похаживал за рядами воинов, выжидая, когда у новгородцев кончится запас камней. Тяжелые копья били особо рьяных - не прорвешься, да только и сам - ни шагу.
- Постоим, словены, за богов наших! - тысяцкий Угоняй воодушевлял своих людей.
Тут подоспели кияне-лучники, они стали за ростовцами, готовые в любой момент обрушить на толпу десятки жалистых стрел.
- Ослобони, батюшка! - не выдержал сотник, - Нас и трехсот нет, а их тьма - сомнут, растопчут.
- Князь велел. Отступить - что голову сложить! - зло отозвался воевода.
- Пусть порадуются! Они мосты разберут и спокойные будут, а мы-то в ночь бродом на тот берег переправимся. Да еще пара сотен подойдет!
- Это ты хорошо придумал! Голова! Вели отступать! - решился Бермята, все разглядывая ту, запретную сторону, где толпились бунтари.
Так и вышло. Врага не устерегли. Ростовцы ворвались в город, убивая направо и налево. Вскоре они уж ломали ворота в Богумилов двор. Самого волхва дома не было - держал совет с Угоняем.
Ударил набат. Воздух огласился ярыми криками. Богумил и тысяцкий выскочили наружу. С Волхова потянуло гарью. Бравые крики и проклятия, топот, цоканье копыт, звон доспехов, глухие удары, плач ребенка и стенание матери - все смешалось воедино.
- Они уже в городе! Проворонили, дураки! - Угоняй в отчаянии рванул седую бороду.
Те, кто был при нем в суматохе высыпали следом, на ходу затягивая пояса. Воины оправляли куртки из толстой кожи с нашитыми на них кольцами, вытаскивали мечи да проверяли тетивы.
- Нередко и великие умники могут совершать самые гнусные поступки! - отвечал Богумил, -Я к народу, друже! Ты ж держись, как можешь!
Прихрамывая, волхв заспешил к потайной калитке...
Бермята свирепел. Он знал, что новгородцы упрутся. Но ведал воевода также, что словене отходчивы. Ан нет! Третьи сутки бунтуют, всю Русь баламутят! Так бы взял не полтысячи, а втрое больше.
... Доски не поддавались, трещали, но держали. Сквозь пробитую брешь злодеи увидали хозяйку. Василиса, властная, как тот, в чью честь назвали, умело распоряжалась прислужниками. Словене молча поджидали супостатов, готовя топоры да рогатины.
- Жгите! - приказал Бермята.
Через тын полетели смоляные факела на длинных древках. В ворота били все яростней. Подсаживая друг-друга ростовцы лезли на стену, кто-то срывался, другие прыгали вниз - их встречали дружными ударами.
Крыша занялась. В тот же миг петли да засовы не выдержали, под мощным натиском створки подались. Кияне, бросив бревно, ринулись в проход. Первые же рухнули под топорами новгородцев, но их мигом затоптали следом бегущие воины. Дружинники, подгоняемые зычным голосом конного начальника, высыпали во двор, сминая новгородцев. Те отчаянно защищались, но силы были неравные.
- Хозяйка! Уходи!
- Как же, вас только оставь - хлопот не оберешься! - задорно крикнула Василиса, поднимая окровавленный топор.
Справа и слева падали дворовые, слуги и ближние. Враги зло наседали, и вскоре им удалось оттеснить последних защитников к крыльцу. Загудели луки, взвизгнули стрелы.
- Берегись!
Отрок бросился к Василисе, прикрывая ее, и тут же грянулся на ступени, пронзенный коротким копьем. Она успела проскользнуть в приоткрывшуюся дверь - лязгнул замок. Остроносая племянница испуганно ткнулась в грудь.
- Не бойся, родная! Это не страшно! Там тебя мамка с папкой встретят!
Кровля полыхала, вниз летели обугленные доски. Горницы заволокло серой душной пеленой.
- Ну, что? - услыхала ведунья голос старшего.
- Заперлась, стерва! Больно дверь ладная да тяжелая.
Василиса зарычала, словно раненная волчица.
- Сожри ее Огнебог! - выругался тот же голос, - Время теряем! Добейте остальных, и все на площадь! Богумил снова народ мутит...
- Будет сделано, батюшка!
- Знаю я этих новгородцев. Им бы только поорать, а как запалим склады, да амбары - тут же разбредутся спасать пожитки!
... Руговельд жадно хватал морозный воздух, он задыхался. Клубы дыма окутывали дом, но то было в иной, нездешней яви, то осталось в прошлом. Закашлялся. Сознание судорожно цеплялось за приметы, не пуская назад. Волхв глотнул, набрав полную грудь, он старался еще, хоть на мгновение, удержаться там, в Сбывшемся ...
Конный отряд Малховича ворвался в город следом за ростовцами. Дорогу преградила стена огня, по дощатой улице, пламенея, расползалась смола.
- Вперед! За Киев! За Владимира! - прохрипел Краснобай.
В черных дымах угадывался редкий строй воинов, что успел собрать тысяцкий. Дрогнули тетивы. Забились в муках израненные обожженные кони, калеча и сминая пеших соратников. Всадники яростно ринулись сквозь языки пламени. Многие были сражены новыми меткими выстрелами и рухнули вместе с лошадьми, но те, кто мчался за ними, проскакали по телам павших и врезались в неплотный строй словен. Они раскидали линии защитников и хлынули по улице вниз, прямо к вечевой площади. За конным отрядом бросились и остальные.
- Mужайтесь; ребятушки! - кричал Угоняй, отбивая удар за ударом, - Не пустим супостата!
По всей улице кипела яростная схватка. Душераздирающие крики людей, стоны и ржание мечущихся лошадей, звон клинков и скрежет рвущихся кольчуг. На Угоняя набросилось шестеро. Он защищался с великим трудом - годы не те. По всему было видно, что им приказали взять бунтаря живым. Но и тогда он показывал яростную храбрость и поразительное ратное умение. Старик стоял непоколебимо.
Его меч свистнул, взлетел и рухнул серебристой волной. Шелом на враге раскололся, череп хрустнул, в стороны плеснуло кровью и серой кашицей. Кияне отступили, Угоняй утер бороду, но передышки не последовало. На него бросился молодой и рьяный дружинник. Парня выдали глаза, тысяцкий прочитал, куда удар, он ловко поймал движение стали, неуклюже развернулся и снова окровавил меч. Противник дернулся и повалился набок. От плеча до плеча быстро расползалась алая полоса. Наскочившему второму Угоняй тут же подсек колено не прекращающимся волнистым движением тяжелого клинка, третьему стремление стали рассекло кисть.
Тысяцкий проклинал дозорных, но еще надеялся, что там, на вечевой площади, волхв сумеет воодушевить земляков. Даже если бы это было так, не видать ему ни Богумила, ни старухи своей, ни внучат. Стрела угодила в плечо, а едва различимую щель между изрубленными пластинами доспеха.
- Держись, старик! - крикнул ему кто-то.
- Уходите! Со мной кончено! - прорычал он в ответ.
Плечистый новгородец заслонил тысяцкого щитом, в который ткнулись еще две стрелы, но тут же рухнул, пораженный копьем в живот.
Перчатка мешала. Угоняй потянулся к плечу, ломая древко. На него налетели, сбили с ног и смяли, выкручивая руки назад. Превозмогая тяжесть, мощный старик в какой-то миг отшвырнул, разметал ретивых. Кто-то занес над ним рукоять, пытаясь оглушить, но тысяцкий перехватил врага за кисть, повел, выгнул и с хрустом вывернул руку из сустава. И тут громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар секиры...
Народ гудел. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец, перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
- Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий Город! Твоих тоже порешили...
- Будь он проклят, Краснобай! Покарай его боги!
В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди. Трепещущие в судорогах тела.
- Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Бермята не мешал его стремлению. Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись трупы задавленных и посеченных горожан. Хрипели умирающие, стонали раненные.
Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали своего служителя.
- Быдло и есть быдло! Что с них возьмешь? - рассмеялся вельможа, посматривая свысока в сторону беспорядочно мечущихся горожан.
Расторопный конюший придержал скакуна. Малхович ступил на землю, умытую славянской кровью. Сюда же подъехал и Бермята. Ростовцы, плотным строем, выставив копья, вытесняли люд в проулки и гнали вниз к Волхову. Над городом повисла серая дымная пелена.
- Ну, что? Взяли Угоняя? - спросил вельможа.
- Не гневись, светлейший! Больно крепок оказался! Гори он в пекле! - выругался Бремята.
- Проклятье тебе, боярин! Будь проклято семя твое, киянин! - замахнулся на вельможу Богумил, но ударить не успел.
Краснобай с яростью ткнул старика ножом под бок, сталь вошла в тело по самую рукоять. Богумил охнул, выронил корявый посох, ухватился за одежды убийцы и стал медленно оседать. Тот отпихнул старика, верховный жрец рухнул на колени, но подняв быстро хладеющие персты, трясущимся пальцем все же указал в сторону Малховича:
- Внемлите, Подземные судьи! И ты, внемли, жестокий Вий! Веди мстителя!
- Я иду! Я слышу, отче! - крикнул Руговельд, что было сил, и очнулся."