|
|
| Russian LinkExchange Member |
|
|
| Russian LinkExchange Member |
Отправлено : OPTIMUS, 17 Апреля 1999 в 16:33:37
Приветствую!
Все же успел набрать именно в субботу (у нас сейчас одиннадцатый час).
Текст, правда, нередактирован, но этим займусь уже потом. Главное другое - в этом эпизоде занят герой Лордвульфа, о чем я уже предупреждал. Если у него появятся какие-то возражения, с готовностью их выслушаю.
Наилучшего! Виталий (OPTIMUS)
Щурясь, Еруслан сделал два шага и остановился, не взирая на упершиеся в спину острия наконечников. Опустив ресницы, он ждал, пока глаза привыкнут к яркому солнечному свету. Рана на виске выглядела еще хуже, чем днем раньше. Сине-красный кровоподтек жирной медузой расползся по левой стороне лица, скатился по щеке через скулу почти до самой губы, нездорово раздул, залоснил кожу. Левый глаз наполовину заплыл.
- Хорошо хлопнулся. - не скрывая довольного злорадства, произнес Алеша Попович. - И князь молодец, что ни Белояна врачевать к нему не допустил, ни из проруба не выпустил.
Руки витязя скользнули к талии и завозились, снимая пояс с мечевыми ножнами.
- Ты чего? - заподозрив неладное, спросил Велигой.
- Должок за ним, Волчий Дух! Хороший такой должок! - ухмыльнулся красивыми губами Попович, сунув пояс в руки товарища.
Нарочито враскачку, вразвалочку, точно деревенский задира по главной улице, богатырь двинулся к Еруслану.
- Лешак!.. Постой! - выбросив руку, Велигой схватил Алешу за предплечье, но тот резко дернулся, и пальцы соскользнули с плотных литых мышц.
Велигой ругнулся про себя и двинулся следом. У Лешака явно чесались кулаки, и Волчий Дух сомневался, что сумеет остановить поповского сына… по крайней мере, до тех пор, пока пришлый ухарь, давясь кровавыми соплями, не уткнется носом в пыль. Но все равно надлежало держаться к Лешаку поближе, чтобы вспыльчивый витязь не наломал дров больше допустимого. Раз уж Владимир отпускает со двора человека с оружием на него кинувшегося, значит он ему зачем-то потребен. Да и Белоян не зря к нему в проруб спускался. Кто знает, что там волхв замыслил.
Шатавшиеся по двору гридни, заметив сближение двух из числа лучших богатырей Владимира с несостоявшимся князеубийцей, затихли, приостановили свои молодецкие забавы. Оборвался звук ударяющихся друг о друга деревянных мечей. Смолкли голоса, азартно выкрикивающие или хакающие при удачных ударах. Молодцы, пытавшие удаль да силушку в потешных схватках уже были наслышаны о том, что произошло двумя днями ранее в Золотой Палате князя; видели, как Велигой несет на руках длинный меч Лешака, неторопливо и многозначительно поводящего плечами. Многие из них уже имели возможность полюбоваться, как кулак Поповича сбивал с ног витязей и покрупнее, посолиднее пришлого бугая. Все знали, что сейчас произойдет. Никто и не подумал вмешаться. Если уж даже быстрый как рысь и такой же опасный Велигой не пытается одернуть Лешака, куда уж остальным соваться.
Еруслан оказался последним, кто заметил приближение богатырей. Занятый мрачными раздумьями, душевными терзаньями и распирающей череп головной болью, он даже не сразу обратил внимание на то, как тихо стало во дворе. Солнце светило в приноровившиеся к темноте глаза, ласково и тепло оглаживало распухшую щеку, и ему не хотелось двигаться, несмотря даже на понукающие наконечники копий. И лишь через какое-то время, он сообразил, что во дворе княжеского терема не раздается ни звука. Толька из-за тына неслись вопли ребятишек, редкие покрикивания мирянок, да полусонная брехня разморившихся на солнце собак. Почуяв неведомую угрозу, он поднял руку к бровям, закрываясь от солнца, и взглянул на подходящего, кривя губы в недоброй улыбке, витязя. Лазаревич сразу признал в нем щеголеватого молодца, которого сбил с лавки, прыгнув через стол к Владимиру. Алеша Попович, Лешак. Второй богатырь, выглядевший хмуро и несколько озадаченно, был ему незнаком. В Золотой Палате в тот вечер его не было. Но он нес на руках оружие Лешак. Еруслан сообразил, к чему все клонится. Припомнил он и услышанный на улице разговор о том, что-де Алеша Попович-млад первый в Киеве кулачный поединщик. На душе стало еще более муторно. Губы Лазаревича медленно скривились, неосознанно пародируя кривую ухмылочку Алеши.
*****
- За тобой должок… как там тебя… Лазуревич. - негромко произнес Алеша, остановившись шагах в трех от Еруслана.
Велигой стал на шаг дальше. По лицу богатыря Еруслан видел, что происходящее тому не по душе, но претить Лешаку он явно не собирался. Вон, даже меч держит. И только Болеслав, как старший ратник, движимый долгом, попытался встрять между ними. Он даже сунул под нос Алеше острие копья.
- Осади, Лешак. Он все еще княжий пленник!
Богатырь небрежно отпихнул оружие в сторону, словно от мухи отмахнулся.
- Пленник? На заднем дворе его ждет полное воинское снаряжение и жеребец получше моего!.. Ну, так что, Лазуревич? Будешь должок выплачивать или сразу на мослы встанешь?
Еруслан молчал.
Глядел на сбитые мозолистые костяшки витязя и думал о том, что кабы можно было таким кулаком да перешибить эту боль, пчелиным роем мечущуюся в голове, он бы не особо и противился одной-третьей зуботычине.
Ратник насупился.
- Оставь Попович. Князь узнает, по голове не погладит!
- Князь в тереме, а я вот он, рядышком. - пропустив в голос злую ноту, предупредил Алеша. - Смотри воин, схлопочешь тычку в зубы.
- Претича кликну! - сделал последнюю попытку остановить озлившегося богатыря Болеслав.
Второй ратник, выводивший Еруслана из проруба, невольно поежился за спиной старшего. А ну как разойдется Попович? Пойдешь потом зубы по двору собирать! Это тебе не Илья, который в гневе предпочитает сломать разнести что покрупнее, людей особо при этом не покалечив. У Алеши кулак метче, злее. Таким не по-муромски колья из тына выворачивать, а носы кровавить, да рты прореживать.
- Мы с заставы Муромца. Под Претичем не ходим. - неожиданно вмешался Велигой. - А будешь старика кликать, сам же и получишь по шее, за то, что пленника устеречь не сумел. Отступись, воин.
Волчьему Духу хотелось, чтобы все быстрее пришло к закономерному концу. Лешак уже не отступится без драки. Но одно дело, если он раскровавит морду пришлому, да еще и на князя бросавшемуся с отточенной сталью. И совсем другое, если своих мутузить начнет почем зря. Так Лешак как бы не хорохорился, все одно проруба не минует, да еще потому и губы дуть станет, чего, мол, не вступился, когда заставу бьют! Владимир суров. Да ко всему еще Претич на полкиева разорется. Силы у старого воеводы уже не те, зато глотка год от года крепчает.
- Ох, смотри, Лешак! Сыщешь ты себе на голову, или какое иное место неприятностей!
- Мои неприятности меня не цепляют. Все больше стороной прохаживаются, да так, что об них другие запинаются.
Болеслав отступился, сделал знак младшему опустить копье. Тот подчинился, не особо скрывая облегчение.
- Ты свободен, чужеземец. - (Еруслан вяло шевельнул губами: "Русский я."). - Но помни наказ князя!
- Ну вот. - удовлетворенно проговорил Попович. - Теперь можешь и должок вернуть! Ничто не мешает.
- У меня поручение есть. - наконец удостоил витязя ответом Еруслан. - Вернусь, там и воздам сторицей. На мечах ли, на копьях ли. Как сам пожелаешь.
- Боишься? - подался вперед Алеша, упирая руки в бока.
На его красивом моложавом лице возникло презрительное выражение.
- Нельзя мне раны получить перед походом. Да и князь на меня еще больше озлится, коли со двора не съезжая, начну калечить его людей. И так уж провинился.
Витязи уставились друг на друга мрачными недружелюбными взглядами.
- Зачем же калечить? - растягивая губы в улыбку, произнес Алеша. - Чай не догадался, хоробр?
Он поднял к лицу Еруслана тяжелые, набитые в многочисленных драках кулаки - первое, что выдавало в здоровенном красавце-ухаре не простого забияку, но знатного, искушенного бойца. Лазаревич отпихнул руку богатыря тем же небрежным жестом, каким незадолго до этого сам Алеша отмахнулся от болеславового копья.
- Не досуг мне забавляться. Дело надо делать. Виру за проступок платить. Как слажу с княжьим поручением - наеду на Киев, там и спросишь долг. Сочтемся по полной. А Перун посмотрит, чтобы не взыскал ты лишнего.
Вспыльчивый, Алеша покраснел от распирающей ярости. Обида, нанесенная в Золотой Палате при всем честном народе и при самом князе, жгла его изнутри горячими угольями. Что может быть большим позором для воина, богатыря, витязя, чем стоять по правую руку князя и не суметь оборонить его в момент опасности? Велигой понимал товарища и потому не вмешивался, хотя выдержка Еруслана, не позволявшего себе сорваться и ответить на вызов Лешака, ему нравилась.
- Слушай сюда! - зло, тщательно разделяя слова, произнес Алеша. - Ты не богатырь. Не воин. Даже не смерд! Чучело ты. Рожа шитая, нос плетенный, язык строченный, ноги телячьи, уши собачьи, понял?
Еруслан вздохнул и промолчал. Драться он не хотел. Да и вину чуял.
Алеша презрительно плюнул под ноги Лазаревичу.
- И чем тебя отец делал? Уж не тем, чем следовало, да и не с жинкой, наверное, законной!
- Отец говоришь? - тихо переспросил Еруслан.
Губы Алеши растянулись в предвкушающую улыбку.
Велигой напрягся и отступил на шаг, оставив товарищу больше места, на случай отскока.
- Отец, значит?
Кулак Еруслана прянул с быстротой, доступной разве что Волчьему Духу, самому скорому витязю в киевской дружине. Никто иной не увернулся бы от этого удара. Не поспел бы. Но Алеша Попович не зря носил славу лучшего кулачного поединщика. Удар Лазаревича он угадал за долю секунды до замаха. Чутким, настороженным взглядом уловил, учуял выдающее его движение плеча. Мягко скользнув в сторону, Алеша умело ушел от запущенного в него кулака. Велигой ожидал, что Лешак, пользуясь удобным моментом, саданет чужака по почкам, но он этого не сделал. Резко отпрыгнув назад, Алеша в два движения скинул через голову расписную рубаху и стал напротив Лазаревича с поднятыми руками: подтянутый, собранный, чуткий. Гладкие выпуклые мышцы. Гладкие выпуклые мышцы любо играли на крепком торсе и длинных руках.
- Ну, давай, Лазуревич! Чтоб честь по чести!
- Ты, Лешак, давай, без этих новгородских новых штучек. Ноги в ход не пускай. - предупредил Велигой. - Пусть у него хоть какой шанс будет. Разоблачайся, витязь! Коли уж дернулся кулаками махать, заканчивай. Все по-честному как на божьем суде!
Еруслан молча кивнул и стал стягивать с себя рубаху. В голове все еще тупо пульсировала боль, но, по крайней мере, гнетущие, изводящие думы упорхнули прочь, оставив его наедине с грядущим поединком. Бросив рубаху на руки Болеславу, Еруслан поднял руки к груди, стиснул кулаки, покрутил головой, разминая шейные позвонки и шагнул навстречу Алеше.
Народ со всего двора потянулся поглядеть, чем закончится схватка двух могучих витязей. В победе Лешака сомневающихся было мало, особенно со стороны молодых гридней, но более опытные воины по достоинству оценили телосложение пришлого богатыря. Ладный воин! Хоть и несколько тощ, в сравнении с киевскими силачами, все одно ладен! Ростом Еруслан заметно превышал Поповича, в плечах тоже пообхватистее был, Алеша же выглядел несколько плотнее. Менее грузный, чем большинство других богатырей, он был гораздо быстрее и ловчей их. Под гладкой и чистой, как у девки, кожей бугрились тугие, скорые на движение мускулы. Хорошая пища и постоянные воинские упражнения сладили из поповского сына прекрасного воина, чутко отлаженную боевую машину, навроде тех самострельных устройств, что Еруслану приходилось видеть на службе атабега Карта эз Усамы. Сам же Лазаревич, будучи обнаженным по пояс, смотрелся несколько иначе. Годы рабства сначала у ромеев, а затем у норманнов не позволили нарастить меж костями и мышцами доброго мяса, не стесняющего движений и придающего телу статную массивность, какая не вредит, а только увеличивает телесную мощь и тяжесть удара. Могучие, тренированные мышцы Еруслана лепились прямо на костяк - менее объемистые на вид, но очерченные гораздо четче. Ни в массе, ни в скорости он не должен был уступить Поповичу, а силой, судя по ширине грудной клетки и размаху плеч, и вовсе превосходить его. Но только все знали, что Лешак берет не столько силой, сколько удалью да напуском. В пятнадцать лет поповский сын уже ринул наземь здоровенного бородатого мужика. Ныне же он сам был здоровенным мужиком, без бороды, правда, но зато в полном расцвете сил. Впрочем, на вид Алеша так и остался расписным молодцем, столичным ухарем, что на ярмарках девок охапками носит, да лихо сует зуботычины тем, кто слово дурное в спину бросит. Еруслану же только пошел семнадцатый, но выглядел он значительно старше. Они стоили друг друга.
*****
Еруслан рванулся вперед, сгорбился и ударил, метя в челюсть Поповичу. Лешак мягко и неуловимо скользнул вправо, обходя, обтекая противника, и проворно саданул ему по ребрам. Еруслан скривился, привычным движением снизу вверх отмахнулся на пригнувшегося богатыря. Будь при нем не меч, так хоть нож, лежать бы тому в луже крови с разрубленной через плечо грудью, а так Алеша вновь ускользнул, на волос увернулся от удара, пропустив кулак Лазаревича у самого виска. Кулаки его тут же заработали в ответ, дважды отметившись на лице поединщика. Один из них со знатной меткостью пришелся по челюсти Еруслана. Витязь почувствовал, как рот наполняется солоноватым теплом. Он попытался ухватить Алешу за руку и провести бросок, но тот проворно отбил его руку и отскочил назад. Еруслан вновь попытался сгрести противника в охапку, чтобы со всего маха грянуть оземь, но короткий стремительный удар кулака ощутимо врезавшегося в живот сорвал его атаку. Крепкие мышцы сдержали удар, однако, прежде чем Еруслан успел опомниться, второй кулак прилетел слева и врезался прямо в оплывшую щеку. На дневном, пронизанном лучами Ярилы, небе Еруслан увидел сонмище звезд. Голова очутилась в огне, точно на нее надели шлем с раскаленной личиной. Болезненный крик рванулся горлом, из глаз брызнули выжатые слезы. Вслепую он ударил перед собой - рука безрезультатно ушла в пустоту. В почках внезапно раздулся и лопнул, разбрызгивая клокочущую смолу, огненный пузырь. Согнувшись, Лазаревич отпрыгнул, силясь проморгаться, но Алеша преследовал его словно приклеенный. С близкой дистанции, легко уклоняясь от широких размашистых движений не знакомого с кулачным боем противника, раз за разом пробивая корсет из упругих мускулов.
Несмотря на раскалывающую голову боль и невольные слезы, застилающие взор, Еруслан все же не потерял контроль за собственным телом. Надо было менять тактику боя!
Он не проигрывал Алеше в скорости, но, не владея навыками киевского богатыря, не мог противостоять ему. Драться кулаками Еруслан не умел. Прежде ему ни разу не приходилось делать этого. На вилле проклятого ромейского царедворца он бился только с оружием. Раз от раза оно менялось, так что он научился владеть практически всем, что способно нанести человеку увечье, но с голыми руками его не выталкивали на арену ни разу. А у северян кулачные бои заменяла борьба. Норманны практически не признавали ударов кулаками. Могучесложенные, рослые, с толстыми, перевитыми жилами и мышцами руками, они жаждали встречи грудь в грудь, с дробящими кости захватами и страшными бросками оземь, от которых могли полопаться и разорваться все внутренности. Настоящий кулачный поединок допрежь Лазаревич видел лишь единожды - все в том же поганом Царьграде. Теперь он понимал, что у лишившегося топора Сигкургла было немного шансов в рукопашной схватке против Збыслава Тигровича.
Бац! Кулак Алеши смял губу, расплющил ее о зубы, чуть не выбив их напрочь. Ошеломленно мотая головой, Еруслан отпрыгнул, прикрывая руками голову и живот.
Велигой с увлечением следил за поединком. Он испытывал двоякое чувство. С одной стороны - гордость за боевого товарища с таким мастерством и изяществом обрабатывающего кулаками пришлого, превосходящего его и ростом и мускулатурой. С другой - восхищение стойкостью несостоявшегося князеубийцы. Любой другой витязь, получив такое количество тумаков, давно был бы уже смят и повержен, и валялся бы сейчас у ног Лешака, помышляя лишь об одном - чтобы это избиение поскорее прекратилось. Этот же… как его, Еруслан вроде, принимал на себя один сокрушительный удар за другим, и продолжал держаться на ногах, словно носил дубленную кожу вместо нормальной человеческой. Бились бы на мечах, или каком другом оружии, еще неизвестно, чья бы взяла… Хотя, если вспомнить бой Лешака с Тугарином Змеевичем… Уж тот-то еще покрупнее пришлого был. Меч таскал чуть не с него, Велигоя, размером!
Богатырь, прозванный за ловкость и воинскую сноровку Волчьим Духом, видел: пришлый достаточно поворотлив, чтобы биться на равных с Лешаком. Вот только в драке на кулачках ничего не смыслит. И где только воинским премудростям обучался?! Тьфу! Даже кулак неправильно сжат. Большой палец должен прикрыть второй сустав среднего, а не перекрывать фалангу указательного, как при хвате на черене оружия.
… Теперь кровь текла из разбитого носа и рассеченной губы.
Еще пара таких ударов, мелькнуло в голове Еруслана, и голове уж точно никогда не болеть. Чем болеть пустому месту? Зрение его сильно ухудшилось. Распухшая еще более щека почти полностью закрыла левый глаз, а правый заливала кровь. Шутов поединщик выныривал откуда-то из пустоты, и проворно запустив в него кулак, точно камень из пращи, тут же ускользал из виду. Нарочито кривоватая улыбка, игравшая на губах Алеши, исчезла, вытянулась в узкую полосу. Попович уже не получал от поединка никакого удовольствия, свой гнев, свою обиду на пришлого он уже всю спустил в этих быстрых, обманчиво кажущихся легковесными, ударах, раскровивших лицо Еруслана до страшного. Теперь богатырь хотел только одного - поскорее закончить этот загодя неравный бой. Не достойно! В таком доброй славы не сыщешь! Вот только супротивник не как не желает падать, словно какая невидимая сила держит, его тянет за волосы, вынуждает терпеть и превозмогать боль. Падай же! Зла больше нет, с тебя за все хватит!
… А ноги уже подгибаются. И соображения уже почти никакого нет. Напрочь отбито пудовыми кулаками. Кажется, скоро все закончится. В пыли, у ног Поповича.
"Мой…отец… Мой отец, говоришь… Какой из них?!… Отец… Я за каждого должен отмеряться… хоть по разку-разику!".
Несколько раз Еруслан попадал по противнику, но легко, несерьезно. Попович либо гасил эти мимолетные удары, подставляя предплечья, либо принимал, поворачиваясь так, чтобы пострадать как можно меньше. Лишь на уголке губ у него запузырилась розоватая от крови пена.
Алеша снова достал его, посадив ссадину на правую скулу.
Еруслан коротко всхлипнул, вызвав одиночный гогот из толпы обступивших бойцов гридней. Пригнувшись, он сумел избежать широкого удара с левой. Велигой заметил, что кулаки пришлого разжаты, а пальцы чуть скрючены-согнуты, словно когти хищника. Стойка его незаметно перетекла в борцовскую. Волчий Дух тотчас сообразил, что заезжий богатырь снова попытается провести бросок, и даже открыл рот, чтобы предупредить Лешака, но в последний миг осекся. Это честный поединок. У пришлого должен быть хоть какой-то шанс. Если ни его честь, то мужество того заслуживали. Да и потом, Лешак боец опытный, вражьей уловки не проглядит.
Но Попович уже не столько дрался, сколько силился скорее положить противника, прекратив поединок. Ему казалось, что противник едва стоит на ногах, одурев от множества полученных ударов. Внезапный бросок Еруслана отчасти застал его врасплох. Думая, что Лазаревич пытается влепить ему кулаком, Алеша не стал уворачиваться - отбил правую руку, сойдясь близко, коротко саданул по печени, сбивая дыхание и ритм. Левая рука Еруслана скользнула вокруг мокрого от пота и скользкого торса витязя. Чувствуя, что проворный поединщик не даст ему провести захват, вывернется и ускользнет на недосягаемой расстояние, чтобы снова молотить своими страшными кулаками, Лазаревич, не пытаясь стиснуть его в крушащих ребра объятиях, плотно уперся ногами в землю и, собрав все оставшиеся силы, вложил их в одно движение. Единым напряжением мускулов, он просто швырнул противостоящего богатыря в стену амбара, подле которого витязи очутились, кружа одни против другого, Попович впечатался спиной с такой силой, что бревна дрогнули. Велигой даже присвистнул.
В глазах Алеши на краткий миг потемнело, мир сузился до одинокой белой полосы, трепещущей где-то на кончиках ресниц. Под черепом засновало превеликое множество путающих мысли и чувства мурашищ. Силясь устоять на ногах, он привалился ободранными лопатками к грубо отесанным шероховатым бревнам. Сила и молодость взяли свое, помраченное сознание почти тут же восстановилось. Оттолкнувшись спиной от неровной стены, Алеша шагнул вперед, отыскивая мутным еще взглядом противника. Еруслан с залитым кровью лицом, превратившимся в один сплошной синяк, шел на него, широко разведя руки. Не пытаясь более уклоняться, поповский сын, распаленный неожиданным отпором практически поверженного поединщика, ринулся на него. Прямо в борцовский захват. Богатырь понадеялся на свой кулак, думал сбить, лишить чувств пришлого сокрушительным прямым в челюсть, но нога ли скользнула, Еруслан ли успел отклониться в бок, или то и другое разом, а только костяшки пальцев лишь мазнули по подбородку витязя, обдирая с него кожу.
Мощные плечи Поповича затрещали, попав в медвежий захват. Алеша вскинул руки, стукнул ребрами ладоней по бокам витязя. Еруслан скорчил гримасу, попытался опустить локти, прикрывая уязвимые места, но хватки не ослабил. Чувствуя, как огромная сила сила пришлого ломит ключицы, Алеша вскинул руки и попытался разорвать захват. Нашла мощь на силу! Еруслан продолжал стискивать плечи киевского богатыря, точно железными обручами стягивать. Какое-то время они раскачивались с окаменевшими от натуги мускулами, до хруста сжав зубы. Не выдержав, руки Алеши соскользнули с еруслановых, и сомкнулись на его бычьей шее. Они вновь замерли со страшно искаженными напряжением лицами. По телам ручьями тек поте, обрисовывая каждую черточку вздыбившихся под кожей мышц. Еруслан силился сокрушить ключицы противника, Алеша же - превозмочь толстые шейные мускулы Лазаревича и сдавить горло пришлого настолько, чтобы тот разжал свою хватку и начал отрывать побелевшие пальцы от своей шеи. Этого достанет! Он не пытался задушить Еруслана или сломать ему шею. Больно здоров был пришлый!
Велигой уже не с интересом - с нескрываемой тревогой наблюдал за переплетением рук двух могутных витязей. Даже самые молодые и буйные гридни притихли, в немом изумлении, отвесивши челюсти, глядя на грозное противоборство богатырей.
- Убьют же друг друга! - наконец произнес Волчий Дух, видя, как набрякли жилы на висках Еруслана, и как дрожат от напряжения губы Лешака.
Не издав не звука более, богатырь неуловимой тенью метнулся к обеим. Издали, точно рассчитав движение, Велигой прыгнул на Алешу, обвил его шею рукой, тут же уперся ногами в твердокаменный живот Еруслана: крепкие мышцы спины и ног напряглись в едином усилии, дугой выгибая тело промеж двух поединщиков. Поповича и Еруслана отшвырнуло друг от друга так, словно сам Перун швырнул меж ними молнию. Задыхающийся Лешак рухнул на упавшего Велигоя, успевшего сгруппировать тело для падения. Отлетевшего в сторону Еруслана подхватили сразу несколько пар рук. Подхватили и стиснули, не давая вновь ринуться в драку. Впрочем, Лазаревич и не рвался. Покорно повис, на этих сильных надежных руках, роняя на их кожу тяжелые, остывающие на лету красные капли. Алеша тоже. Он слабо барахтался на груди Волчьего Духа, точно перевернутый на спину жук, для порядка демонстрируя готовность продолжать бой, но в душе был рад, что все закончилось.
И только тогда, будто дождавшись удобного момента, на весь Киев заорал старый воевода Претич, вытащивший свое грузное, бочкообразное тело на крыльцо княжеского терема:
- А ну, кто здесь бузит?!!