|
|
| Russian LinkExchange Member |
|
|
| Russian LinkExchange Member |
Отправлено : OPTIMUS, 27 Марта 1999 в 12:26:08
День добрый!
Дмитрий, предлагаю вариант первой встречи Руговельда и Еруслана со стороны моего героя. Сразу оговорюсь, что некоторые несоответствия, касающиеся Еруслана и его коня Ороша, есть но смысл диалога и сценарий эпизода я сохранил полностью.
Копье, путаясь в жестких длинных и неправдоподобно толстых - с камышину, волосах ворочалось в огромной, похожей на нору, ноздре велета без всякого толку. Росланей недовольно морщился, дергал носом, сопел сердито, но глаз упорно не раскрывал. "Булавой его, что ли двинуть!" - раздраженно подумал Еруслан. Он даже потянулся за оружием, намереваясь и в самом деле пару раз с душой приложиться к твердокаменному лбу велета, как вдруг Орош под ним предупреждающе всхрапнул и ударил копытом.
- Нешто не добили кого?
Вынув копье из велетовой ноздри (Росланей довольно причмокнул во сне), Еруслан поворотил вороного. Добытый на колдовском кургане расписной щит поднялся, прикрывая грудь богатыря от шалой стрелы. Быстрым взглядом Лазаревич оббежал усеянное вбитыми в землю телами ратное поле, высматривая, не поднимается ли где недодавленный Росланеем печенег. Нет, вроде все лежат. Он сосредоточил внимание на черном силуэте неторопливо приближающегося всадника.
- Как думаешь, Орош, враг это или друг?
Вещий конь неопределенно тряхнул пышной гривой.
Еруслан положил копье поперек седла, быстро потрепал вороного по атласной шее и снова взялся за оружие. В степи друзей сыскать трудно. Все больше летают орды степных вояк, да рыщут в поисках воинской славы и достойного супротивника увешанные оружием богатыри-поединщики.
Всадник подъехал ближе. Конь под ним шел небыстро и осторожно, аккуратно ставя копыта промеж трупов. Еруслан чуть сощурился, внимательно вглядываясь в незнакомца. Глаза привычно ощупывали фигуру едущего, оценивали снаряжение, размах плеча, посадку в седле. Ехал не витязь. Но и не простой путник. На коне сидел привычно, спину держал ровно. Доспехов поверх темной свободной одежды не было. Щита и копья тоже - вместо них к седлу был приторочен вместительный дорожный мешок. Но меч, повешенный не на бедро, а перекинутый за спину, как любят носить оружие северяне, Еруслан приметил. Мерно покачивающаяся над плечом рукоять оружия, да спокойная уверенность, с какой проезжий всадник пробирался по полю сечи, не смущаясь ни множества страшным образом изуродованных тел, ни раскатисто храпящей Головы Росланея, ни, собственно, его самого, Еруслана, заметно превосходящего и ростом, и вооружением, и мощью телесной, говорили за себя. Может и не богатырь едет, но человек, явно с воинским умением знакомый не понаслышке и оборонить себя умеющий. Поэтому когда незнакомец приблизился на расстояние окрика, Еруслан обратился к нему, как к воину:
- Как звать величать тебя, витязь? Чьих родов будешь, каких городов?
- Я из славного Новагорода. - мягким, чуть напевным голосом ответил путник.
Что-то в этом голосе слегка смутило богатыря. Что-то знакомое почудилось. Навроде, как тогда, на кургане, когда жрица пела для него свою песню, так страшно окончившуюся. У незнакомца было тонкое умное лицо, а сам он казался каким-то... темным. "Черный он!" - неожиданно подумал Еруслан. - "Ну, как еретник?". Но Орош вел себя спокойно, а вещему коню Лазаревич доверял.
- Путь держу из Венедских краев. Звать меня Ольгом, но не ошибешься, коли назовешь Руговельдом. А ты кто будешь?
Еруслан опустил копье на луку седла. Ни в насторожившем его голосе назвавшегося Руговельдом, ни в его лице угрозы не чуялось.
- Из Индии, говоришь? Слышал я об Индии от одного купца новгородского. Гостил он у тамошнего правителя с дружиной своей торговой. Садко звать, может, слыхивал? Купец говорил, будто славная богатая южная страна. Имя мне Еруслан Лазаревич. Кое-где, правда, именуют Русалан Святозарич. Так, говорят, привычнее звучит.
Руговельд покачал головой, заставив меч за плечом слегка дрогнуть.
- Ты что-то путаешь, богатырь. Венедия далеко на севере будет. Иначе зовут ее Вандалией.
- Видать, то другая Индия. Северная. - не стал спорить Еруслан.
Конь под ним согласно тряхнул головой и даже стукнул копытом, подтверждая правоту обоих. Руговельд с интересом посмотрел на огромного черного жеребца, грозно нависающего над его собственной лошадью.
- Его Орош зовут. - улыбнулся Еруслан, гордо похлопав вороного по крупу. - Орош Вещий. Боги даровали этому коню право говорить человеческой речью в миг смертельной опасности, грозящей самому ли, иль хозяину. И раз-другой мне уже эту речь слышать приходилось.
Орош согласно кивнул.
- Глянь-ка и впрямь, вещий. - удивился Руговельд.
Отчего-то Лазаревичу почудилась в словах черного путника потаенная улыбка. Навроде, как у человека, что, желая сделать приятное, дивится чуду малому, тая за пазухой и вовсе диковину. Или вот в этом мешке у седла, например. Еруслан только успел подумать об этом и сразу же краем глаза заприметил, как в мешке что-то будто бы шелохнулось. Следующая фраза Руговельда отвлекла его.
- Где сыскал такого… Святозарич?
- Где сыскал - там уже нет. - довольно ответил Еруслан, гордый своим великолепным скакуном. - Слыхал, разве у Ильи Муромца есть такой же. А как обрел я Ороша - то целая история. Свидимся как-нибудь в кабаке или за столом на пиру каком - поведаю.
- Странное у тебя имя… - чуть помедлив, произнес Руговельд. - И свое, и то, что по-батюшке. Сказать правду, Русалан Святозарич больше по-русски звучит, нежели Еруслан Лазаревич.
Произнес и понял, что попал в больное для богатыря место.
Лоб Еруслана пониже сдвинутого назад шлема перечеркнула глубокая морщина. Лицо враз посерьезнело, голос приобрел серьезную упругость.
- Что до моего имени - не сам выбирал, люди дали. А по-батюшке… Повезло мне, Руговельд. Да только по-горькому повезло. У всех один отец есть, у меня же два было. И оба - достойнейшие люди, каких боги в вирии по правую руку садят. Родной отец был сильнейший богатырь, боярин киевский. Хоть почти и не помню его, но твердо знаю: из равных я и в Золотой палате Владимира встречал двух-трех, не более. Он мне жизнь дал. Приемный отец телом тоже могуч был. Силу на двенадцать человек имел, по меньшей мере. А только оружия в руки ни в жизнь не брал. Не верил в него. И меня пытался тому же учить, да только поздно взялся. Я с малолетства приучен за жизнь зубами грызться. Но то другая история… Второй отец мою жизнь своей выкупил. - брови Еруслана сошлись на переносице, слова давались ему тяжко.
- В честь родного отца я ищу и добываю воинскую славу, вершу подвиги богатырские. В честь приемного - по-батюшке именуюсь. Пусть помня меня, хорошие люди и о нем доброе слово скажут… Мое же имя… Само оно как-то сложилось. То, которое отец дал при рождении не помню. Печенежская сабля. - (Лазаревич поднял руку и коснулся белесой полоски шрама на брови). - высекла. Помню лишь, как иногда именовал он меня Русом, в честь князя нашего знаменитого. Так я и назывался, покуда мыкался в Царьграде. После приемный отец дал мне иное имя - Алан. Не нашенское. Чужое. Не признавал я его, и не откликался… До того дня, когда отец за мою жизнь бестолковую свою светлую не отдал. Страшный долг в тот день повис на мне. Нерасплачиваемый. Чем я мог отплатить его хотя бы толикой? Лазарь Лазаревич не признавал воинской доблести и кровавой мести. Считал, что миром должна править справедливость, но не та, что покоится на острие меча, а та, что живет в сердцах людей. А я той мудрости не разумел. Да и сейчас разумею мало. Все, что смог сделать для отца своего - не стал мстить, хоть и горело ретивое, гнало на смерть, и взял оба его имени. Так и стал Аланом Лазаревичем. Русом, правда, называться не перестал, но уже не как именем. Позже, когда стал служить под рукой Карта эз Уса… ну, Картауса, по-нашему, правителя восточного, стали называть Рус-Аланом. А на пути домой, получил от славного богатыря Збыслава Тигровича нынешнее имя, в котором два первых сплелись - Еруслан.
Он прервался. Руговельд тоже помалкивал, откровенно любуясь могучим Орошем.
Складки на лбу Еруслана медленно разгладились, голос смягчился:
- Что там кабака ждать!.. Про Ороша я могу и сейчас рассказать. Все одно ты обо мне уже многое знаешь, Руговельд. У Карта эз… у Картауса было много славных жеребцов. Несчетные табуны! Да таких красавцев, заглядишься. Степные ханы да каганы мне в сравнении с атабегом - правителем, то бишь - Мосула, кажутся бедняками с кучками никчемных кляч. За верную службу и воинскую доблесть я мог выбирать любого, на которого положу глаз. Да только не один под моим седлом долго не задерживался. Все не судьба была. Вот только как на Русь стал возвращаться, довелось встретиться с одним… Фрол-табунщик звался. Может слышал о таком? Здоровенный богатырь-полувелет. И конокрад знатный. Уж не знаю, как он исхитрился Ороша заарканить, да седло на него нацепить…
Богатырский жеребец, внимательно прислушивавшийся к хозяину, негодующе раздул ноздри и дважды ударил копытом, далеко разбрасывая комья плотной сухой земли.
Голова громко причмокнула сквозь сон.
- … а только взнуздать его и себе подчинить никак не мог. - продолжал Лазаревич. - Тут и мне приключилось стороной ехать. Ну и вышел промеж нас спор. Не мог я стороной проехать, видя, как эта скотина коня кнутом уродует. Да какого коня! Богатырского, всамделишного! Про таких говорят - когда воду пьет, на озерах волны ходят, а всхрапнет - так шишки в лесу падают… В общем, вышли не по зубам табунщику ни конь, ни я. А мне он и Орош - в самый раз по силам.
Вороной гневно заржал, загарцевал под Ерусланом. От неожиданного рывка богатырь мотнулся в седле пару раз, точно тряпичная кукла, но тут же опомнился, пригнулся, опустил копье и крепко утвердился на крупе. Улыбаясь краем губ, Руговельд отвел глаза в сторону.
- Ладно-ладно, Орош! - весело закричал Еруслан, силясь утихомирить гордого жеребца. - Подстать мы друг другу были. И я не единожды на задницу валился, покуда сумел крепко на твоем крупе утвердится!
Орош пару раз взбрыкнул для порядка, нарочито демонстрируя свое нежелание так просто успокоиться. Еруслан сжал губы и крепче взялся за узду.
- А это что за чудо, Святозарич? Отродясь такого не видывал. - явно стараясь повернуть беседу вспять спросил Руговельд, указывая на Голову Росланея.
"Хотел бы я знать, кого из нас он более тем оберегает. Меня или Ороша?" - подумалось Еруслану. Впрочем, такой оборот разговора его не мало порадовал: не самое достойное витязя дело на людях отношения с собственным скакуном выяснять.
- Да это Росланей! Мы с ним старые знакомые!
Вспомнив о своих попытках разбудить голову, Еруслан подхватил копье, снова запустил его тупым концом в ноздрю велета, и принялся шуровать, точно мальчишка, пытающийся выгнать из норы забившегося пугливого зверька. Росланей угрожающе сморщил свой здоровенный утесообразный нос так, что Руговельд на всякий случай поворотил своего коня чуть в сторону.
- Что за шут такой! - голос велета грохнул, словно обвал в горах.
Раскатистые слова гремели и бились друг о друга огромными каменными глыбами, оглушая Руговельда, пугая его непривычного к подобному шуму коня - Орош-то стоял как вкопанный, даже ухом не повел. Животное отчаянно храпело и упиралось. Порывалось даже встать на дыбы, но черный странник, всадник, по повадкам судя, ловкий, сумел пригнуть к земле его морду и несколько поуспокоить. Из мешка, где Еруслану почудилось шевеление, вылезла огромная взъерошенная кошачья голова и с интересом уставилась на растревоженную громадину. Желтые глаза кота светились безусловным разумом.
- Мало я вас, окаянных подавил! Так кто-то еще уцелел?! - грохотала словами-глыбами Голова.
- Не кипятись! То снова я, Еруслан Лазаревич! - крикнул витязь, приподнимаясь на стременах.
- Какого шута надобно?! Не видишь - почиваю! - уже тише (теперь его слова с оглушительный скрежетом терлись друг о друга, подобно здоровенным мельничным жерновам) пророкотал Росланей.
- Шлепнул я обидчика твоего. - порадовал велета Еруслан…
… - Будь здоров, Русалан Святозарич! - махнул на прощание рукой Ольг-Руговельд. - Удачи тебе!
Еруслан кивнул, не оборачиваясь. Копье во всю шуровало в норе громадного носа-утеса. Кое-как разбуженный Росланей грозил опять захрапеть, а допустить этого Лазаревич никак не хотел. Убить еще полдня, воюя с велетовым сном, ему не улыбалось.
Всего наилучшего! С уважением, Виталий (OPTIMUS)